крепко знают это дело… На коней тоже вскочили… и поскакали к амкарам осушать бурдюки… — весело закончил сазандар, и, выволочив из-под тахты тугой бурдюк, спрятанный про запас, он с помощью тамады бросил бурдюк на стол. Зурна громко приветствовала подхваченный амкарами бурдюк, который в одно мгновение опустил все четыре лапки…
Сазандар залпом осушил рог, потряс его над головой и, раздув гуда, обернулся к Саакадзе:
— Теперь, азнаур, в честь твою я расскажу о нашем Тбилиси, но только…
Георгий внимательно выслушал песню и поднял преподнесенный ему рог вина:
— Друзья амкары, эта песня призывает нас к большим делам… Куйте мечи, от которых не убежит ни один хан, готовьте седла, на которых будем держаться в самом жарком бою, точите стрелы, которые достанут и Исфахан и Стамбул, закаляйте подковы, следы которых врежутся в дороги востока и запада, делайте цаги, которыми мы будем давить врага…
Царевич Луарсаб сидел в комнате сестры, нежно ее лаская. Тинатин, удивленная и обрадованная вниманием обожаемого брата, показывала ему розовых скворцов в золоченых клетках, рассказывала о своих радостях и огорчениях и неожиданно заговорила о достоинствах Нестан, почему-то всеми обижаемой. Нежась к брату, она просила защитить любимую подругу. Луарсаб пристально посмотрел на темно-золотые кудри и странно зеленые глаза одиннадцатилетней дочери Орбелиани. Он ясно представил себе положение одинокой княжны. Первое горе всколыхнуло в нем сочуствие к чужому несчастью и дремавшую любовь к сестре. Захотелось порадовать Тинатин, и он поклялся взять отныне под свое покровительство Нестан и оберегать до дня ее свадьбы. Тинатин радостно захлопала тонкими ладонями и заставила Луарсаба скрепить клятву поцелуем Нестан. Девочка, краснея, подставила пунцовые губы, и Луарсаб с серьезной торжественностью прикоснулся к ним.
Тинатин не знала, от каких бед она оградила Нестан своим покровительством.
Послы шаха Аббаса встревожены. Они знали: не для пустого времяпрепровождения сидит здесь более часа Шадиман, сверкая остроумием и весельем. Серебряный кувшин беспрестанно наполнял чаши густым вином, душистые фрукты обременяли изящные вазы. На зов князя вбегал юркий нукери, быстро метал глаза в сторону Шадимана, но, не видя тайных знаков, ставил полный кувшин на столик и уносил пустой. Из принесенного кувшина Шадиман неизменно первым наливал себе и залпом опоражнивал чашу в знак отсутствия в вине яда.
Ханы теряли терпение, но, по правилу персидской дипломатии, первым надо было заставить высказаться противника, ибо, «кто первый заговорит, тот уже проиграл», — и собеседнику ставили замысловатые капканы, подкатывали скользкие камни и заводили в дебри Адамовых лесов. Но Шадиман не хуже ханов знал опасности персидской дипломатии и, ловко лавируя между каверзными вопросами, в свою очередь подставлял собеседникам острые пики.
— Виноград — утешение глаза, виноградный сок — услада жизни. У русийского царя пьют медовое вино, а в суре корана «Пчелы» оно разрешено и правоверным.
Эреб-хан, не давая себя напоить, ехидно протянул:
— Обрати благосклонное внимание и на суры корана «Корова» и «Женщины», там вино запрещено, ибо сказано: «Не соблазненный дурманом на охоте донесет свою жажду до земзема».
Шадиман предложил в ожидании блаженства земзема поднять чаши за процветание Ирана и Картли.
Карчи-хан сузил глаза и медленно произнес:
— Иран под властью шах-ин-шаха уже достиг полного расцвета, а если Картли изберет для своих «ста забот» переговоры с северными странами, то и она, несомненно, достигнет расцвета…
Шадиман звонко стукнул чашей о серебряную вазу и весело сказал:
— Одни разговоры не обогащают страну. Звон оружия, звон золота…
— Нам известно, мудрейший Шадиман, турецкое золото еще звенит в ваших кисетах, но постоянные междоусобия в Гурджистане опустошат даже богатства русийского царя… Но великий шах Аббас не оставит любезную Картли…
— Мы гордимся покровительством великого из великих шах-ин-шаха, но картлийцы решили сами заботиться о себе.
Послы поняли — положение картлийцев прочное, и решили всеми мерами добиться согласия. После долгого состязания в хитрости Карчи-хан спросил, нравится ли князю предложение могущественного северного властелина?
