не нам выполнение тайного плана».

— Царь, этот самый разбойник взбунтовал против Магаладзе народ Носте, — яростно прокричал Тамаз, — а на поле брани выхватил голову паши, над которой замахнулась моя сабля!

Царь едва скрывал удовольствие. Тысяча возможностей: герой, не имеющий княжеского звания, будет, как собака, верен царю. Да, да, вот давно желанное оружие против князей.

— Да, да, понятное возмущение, князь, но голова паши сделала Саакадзе вновь богатым азнауром, и ты в честном поединке можешь отомстить за нанесенное оскорбление.

Кровь ударила в голову Тамаза, но он сжал губы, и только в руке хрустнул эфес меча.

— Азнаур Саакадзе, — продолжал царь, будто не замечая гнева Тамаза, — жалую тебе Носте. Земля, взрастившая героя, должна принадлежать герою. Пусть такая храбрость будет примером другим, а щедрость Багратидов никогда не оскудеет. Не стоит обижаться, если у другого немного больше ума. По совету князя Херхеулидзе оставляю азнаура в своей свите.

— Царь, — произнес Нугзар, — с древних сражений установлено: убитого ждет слава, а обезглавленного — позор. Благодаря Саакадзе мой Зураб остался с головой.

Нугзар снял с себя золотое оружие.

— Молодой азнаур, прими в знак вечной дружбы шашку, я завоевал ею Арагвское княжество. Рассчитывай на Эристави. Всем известно слово Нугзара.

Нугзар надел на Георгия оружие и крепко поцеловал обветренные губы.

— Царь, — продолжал Эристави, — еще для одного азнаура, Дато Кавтарадзе, прошу милости. — Нугзар вытолкал вперед Дато.

Царь украдкой взглянул на Магаладзе.

— Да, да… и ты, азнаур, зачисляешься в мою свиту. С рассветом отвезешь царице радостную весть о победе. А ты, Саакадзе, не имеешь ли просьбы?

— Царь, я осыпан милостями, но… позволь доложить: турки в беспорядке бегут, много фесок можно оставить без голов…

Георгий X, не скрывая восхищения, смотрел на Саакадзе, но князья, смущенные своей недогадливостью, шумно запротестовали:

— Турки побеждены, незачем терять время и людей на бесполезную погоню.

Больше всех протестовал Баграт. Он понял: триалетской победой Георгий X упрочил свой трон, и единственное средство ослабить этот успех — препятствовать новым удачам.

Георгий X, опасавшийся Баграта, всегда поступал наперекор его советам, но без согласия князей продолжать войну невозможно, и он поспешил обратиться к Эристави.

Нугзар никогда не отказывался от удали. Мухран-батони тоже был не прочь начать преследование турок, но для успеха необходимо участие всех князей.

Царь обернулся к князьям.

— Жаль выпустить добычу, — вздохнул Саакадзе, — а за турками тянутся караваны верблюдов, тюки и сундуки, думаю, не камнями набиты… Дозволь, царь, с метехскими дружинниками поохотиться…

Князья опешили, спор оборвался…

— Да, да, пусть тбилисцы восхищаются моими трофеями. — Он твердо верил, что обогащение царя должно вызвать восторг тбилисцев.

Первым всполошился Магаладзе, и словно прорвался горный поток: князья наперерыв заговорили о необходимости тотчас отправиться в погоню. Алчность отодвинула другие интересы.

«Да, да, Баака редко ошибается, — думал царь, — из Саакадзе можно сделать оружие против князей», — но вслух сказал:

— Необходимо выследить. Ярали, пошли лучников…

— Царь, преданные тебе ностеецы уже поскакали за турками. До рассвета привезут точные сведения.

— Оказывается, за нас за всех думает один азнаур Саакадзе, — рассмеялся царь. — Да, да… Грузин должен научиться побеждать. Слышишь, азнаур, как ликует войско… Иди и ты в шатер моей свиты. Хороший рог вина никогда не повредит грузину. Да, да, Георгий доставил большую радость Картли, князья должны восхищаться… А может, не всем угодил Георгий? — Царь расхохотался, заговорщически подмигнул и вдруг резко сжал рукоятку меча, подозрительно оглядел князей и остановил пристальный взгляд на Саакадзе. Но Саакадзе стоял вытянувшись, с окаменевшим лицом. Царь облегченно опустил руку. — Да, да, князья должны восхищаться…

Но князья далеко не восхищались. Царь ловко их обошел, и победой Картли обязана только царю. Это ослабляло авторитет князей, было над чем задуматься… Князьям партии светлейшего Баграта победа начинала казаться поражением.

Ночью в больших шатрах не спали. Неожиданные события будоражили мысли, рождались новые возможности, царя немного пугал завтрашний день. Не рискованно ли доверяться неизвестному азнауру? Но разве шах Аббас не возводит пастухов в ханы? Знаменитый Караджугай-хан был невольником, а какие победы одерживает шаху! Да, да… Завтрашний день решит многое…

Не спалось также и князьям. Смущало внезапное появление у Георгия X военной хитрости, не могли примириться с самостоятельными действиями царя. Его считали неспособным рисковать собою. Странно также, почему царь тайно доверил сложное дело захудалому азнауру. Ярали подробно расспрашивал о случившемся, но полководец упорно скрывал мучительную мысль: когда же царь успел передать Саакадзе приказ, если дружинник был все время у него на виду?

Из шатра Баграта вышел Андукапар Амилахвари. Казалось, с черного неба ему мигали желтые зрачки. Андукапар, усмехнувшись, бросил взгляд в гущу бесформенных выступов, охраняющих сдавленным мраком храпящий лагерь. Он мягкими шагами обошел шатер.

— Ты здесь, Сандро? — спросил Андукапар.

— Здесь, господин, не беспокойся, — буркнул Сандро.

Полы шатра раздвинулись, и Андукапар вступил в тусклую полоску света. На бурке тесно сидели старик Амилахвари, Баграт, Симон, Квели Церетели и Датуна Джавахишвили. Тлевшая щепка, воткнутая в землю, царапала темноту.

— Мертвый сон заткнул всем уши. — Андукапар опустился на бурку.

— Сейчас или никогда! Пора светлейшему Баграту действовать, — прошептал старик Амилахвари.

— Царь сейчас победитель, — начал глубокомысленно Церетели, — бороться в Тбилиси…

— В Тбилиси? А разве мы собираемся сопровождать его в Тбилиси? — засмеялся Баграт. — Не пора ли законным царям надеть иверскую корону?

— Давно пора! — крикнул Андукапар, умышленно подзадоривая князей. — Кто имеет больше прав на картлийский престол: первая линия — Баграта или вторая — Георгия? Смеют ли картлийцы забыть великого Парнаоза, первого царя Иверии?

И, путая легенду с действительностью, князья наперебой расточали похвалы мифическому царю Парнаозу, потомком которого, считал себя Баграт.

— Народ введен в заблуждение, мы заставим его открыть глаза! — хрипло выкрикивал Джавахишвили.

— Баграт, возьми пример с великого Парнаоза, — перебил Амилахвари. — Он, спасая страну, мудро обманул мамасахлиси, уговорив вручить ему временно власть.

И князья, запасаясь расположением будущего царя, захлебывались в лести.

— Парнаоз Первый объединил Иверию, создал мощное войско, прогнал из Иверии полководца Александра Македонского, навязавшего грузинам серебряных богов Гаца и Гаима, проклятого Азона, разрушителя святых стен Мцхета, которому бессильные мамасахлиси не смогли оказать сопротивления! — с негодованием сказал Андукапар.

— Светлейший Баграт, мы верные приверженцы потомка великого Парнаоза и возведем тебя на трон, — сверкая глазами, прошептал Андукапар. — Я жизнь отдам за дело чести. Чем больше препятствий, тем тверже мое решение.

— В слова Андукапара я верю и скреплю нашу дружбу, отдав другу в жены мою Гульшари.