— Молчи, старик! — прикрикнул подошедший Арчил, старший смотритель царских конюшен, родственник Папуна, — за плохой язык хорошую голову потерять можно.
— Молодец, Арчил, — засмеялись слуги, — знаешь, когда натянуть повода.
— Эх, старик, чужие уши — плохой хурджини для тайн, — сказал пожилой телохранитель.
— По какой дороге, Симон, двигаются войска князя Цицишвили? — поспешно переменил разговор Арчил.
— Не хочешь ли пристроить в княжескую дружину исполина, прискакавшего к тебе на рыжем слоне?
— Нет, Симон, мой друг Саакадзе зачислен в царскую дружину, а слона, думаю, он не обменяет на коня Цицишвили, если князь даже и тебя отдаст в придачу.
— Ха, ха, ха… Арчил, жирно угощаешь.
— Го-го-го!.. Подсыпь ему еще перцу, лучше поскачет.
Но шутки конюхов оборвал рокот трубы. Стража бросилась открывать железные ворота. Загремели тяжелые засовы. Толпа вплотную придвинулась к распахнутым воротам.
— Доблестный Нугзар Эристави с младшим сыном Зурабом прискакал!
— Жеребец под князем — арабской крови, жизнь за такого коня отдашь!
— А чепрак золотом расшит!
— Бешмет зеленого бархата!
— Священный цвет турок!
— А шарвари краснее фесок!
— Хороший праздник будет у собак, если так едет на войну могущественный Нугзар.
— Как звенят серебряные ожерелья на конях оруженосцев.
— Такое ожерелье хорошо подарить Кетеван.
— Нашел место о Кетеван думать.
— А сколько телохранителей, копьеносцев, сразу на дворе тесно стало!
— Что свита! Пять тысяч дружинников Эристави под стенами Тбилиси стоят.
— Ты что, считал?!
— Я считал, семь тысяч!
— Кто приехал? — спросила царица, нервно перебирая четки.
В нарядных покоях толпились придворные княгини.
— Нугзар Эристави, царица, — улыбнулась княгиня Бараташвили, продолжая смотреть в окно. — Новое знамя, как красиво: белый орел терзает зелено-чернуюзмею… Смотри, царица, семнадцатый раз попал в яблоко зоркий царевич Луарсаб…
— Большая свита с Эристави?
— Да, царица, и Зураба привез… Двадцать первый… Жаль, помешали. Зураб в сад вошел, шашку показывает…
Пальцы Мариам сжали подушку…
— Шш… шш… тише! — пронеслось по двору.
— Смотрите, смотрите, старый волк Леон Магаладзе прискакал.
— А за ним два волчьих глаза, Мераб и Тамаз.
— Жена и дочь вчера приползли.
— Кошки заранее плакать приехали.
— Скупые, что ли? Все в серый цвет оделись.
— Пусть на свою голову пепел сыплют.
— На войну, как на похороны, едут.
— Гонец! Гонец!
— От храброго Ярали вести.
— Эй, гонец, какие вести привез?!
— Хорошие, точите шашки, — смеясь, крикнул юный азнаур и, лихо спрыгнув с коня, бросился в боковой вход…
Распахнулось окно, начальник замка князь Газнели строго оглядел слуг. С утра князь расстроен — совсем неожиданно на его голову свалилась война. Один бог знает, как обернутся дела царя, а он, как фазан, пропустил на той неделе случай получить от царя давно намеченное Танаки, имение, которое само перелезает за ограду замка Газнели.
«Вот Амилахвари с надменным сыном Андукапаром пожаловали. Прилетели, вороны… Так и знал, — продолжал раздражаться начальник замка, — всегда следом светлейший Баграт Картлийский… А! И Симона притащил… Сына за собой, как хурджини, возит… И кватахевскую богородицу на знамени обновил, к трону подбирается… Подождите, светлейшие, может, и не удастся вам заменить Газнели князьями Амилахвари…»
Из глубины зала за Газнели наблюдал тбилели. Янтарные четки проворно бегали в пухлых пальцах.
«Вот муж, чей горестный вид да послужит примером многим, даже мне, грешному, — вздохнул служитель креста. — Князь удручается делами царства, а меня сатана искушает… — Тбилели прижал к груди крест. — Но дела церкви — главная моя забота… не следовало бы медлить с обещанным вкладом. Или напомнить царю?.. Нет, не время… Может, сам догадается оставить распоряжение. Надо выпытать у Газнели, князь должен знать».
Тбилели грузно поднялся, поправил на груди золотой, усеянный бриллиантами крест и подошел к Газнели. Склонившись друг к другу, они зашептались…
Резкие звуки рога, цоканье копыт, крик команды, звон оружия взбудоражили двор.
Бойкая Хорешани Газнели, дочь начальника замка, открыла окно.
— Мухрам-батони прилетел! Ах, какой красавец Мирван!
Лицо Астандари покрылось бурыми пятнами.
— Где, где? — бросились к раскрытому окну княжны.
— Величественного Мухран-батоии за много верст узнаешь по драгоценному оружию, оранжевому бархату и черному сафьяну.
— У Мирвана заблестели глаза, князь, кажется, на Хорешани смотрит.
— Неправда, это твои змеиные косы зажигают Мирвана.
— Дорогие, у Теймураза конь белый, как шапка Мкинвари-мта.
— А у Мирвана конь чернее сердца уродливой девушки.
— Выдумываешь, Тасо, Мирван не муха, зачем ему садиться на что попало?
Смеясь и подталкивая друг друга, княжны наблюдали за позеленевшей Астан. Особенно изощрялась хорошенькая Хорешани, зная тайную вражду ее отца с Леоном Магаладзе.
Георгий X, едва сдерживая нахлынувший смех, вошел с Шалвой Эристави в зал. Князья, готовые к походу, увидя царя смеющимся, оживились: если царь идет на войну веселый, значит, тайно получил хорошее известие.
Настоятель Кватахевского монастыря Трифилий в полном облачении отслужил молебен. Искоса поглядывая на царя, он проникновенно напутствовал князей, призывая к защите церкви, которая не раз испрашивала у бога победу грузинскому оружию. Золотой крест блеснул над головой царя. Князья сосредоточенно подходили к Трифилию.
Затрубил рог. Начальник замка подал Георгию X на фиолетовой подушке меч Багратидов.
Из Метехской церкви знаменосцы вынесли знамена. Развернулось царское — на голубом бархате Георгий Победоносец вздыбил коня.
Заколыхалось картлийское — на темно-красном бархате лежат друг против друга светло- коричневый лев со скипетром в лапе и белый бык с тяжелым мечом.
Ударил колокол, у дверей замка засуетилась стража, вышел царь с князьями. На Георгии X сверкали синие отливы кольчуги и шлема с наушниками и назатыльником. На дворе около коней замерли оруженосцы и телохранители, вскинутые пики сверкнули заостренной сталью. Мутное солнце запрыгало по
