— Направо.

Оставив машину в переулке, они подошли к воротам дома. Ерожин залез в карман и достал связку ключей. Внимательно оглядев замочную скважину, Петр Григорьевич подобрал ключ и открыл ворота. Они вошли во двор.

Мрачная картина мертвого палисадника с засохшими цветами, пустым бассейном и дохлой собакой в сумерках выглядела жутко. Ничего не говоря, Ерожин отомкнул парадное, и они вошли в темный холл.

— Мне страшно, — еле слышно сказала Мухобад и прижалась к Ерожину. Петр Григорьевич обнял ее за плечи и повел по дому. Они миновали гостиную. Огромный камин в полумраке темнел, словно вход в пещеру. Вошли в спальню. Массивная белого дерева арабская кровать поблескивала эмалью. Ерожин прижал к себе девушку, нашел губы, расстегнул пуговки форменной рубашки, ощутил в руке маленькую грудь с острым взволнованным соском, откинул покрывало, взял девушку на руки и осторожно положил на белую холодную ткань простыни.

Они лежали в сумраке спальни. Мухобад гладила его грудь, приподнявшись и вглядываясь в него.

— Что это? — спросила она, дотронувшись до шрама, куда вошла в него пуля.

— След собственной дури, — ответил Ерожин. И представил, если бы кусок свинца пробил его шкуру на два сантиметра левее, то не было бы ни этого вечера, ни Мухобад.

— Я хочу тебя видеть, — сказала она.

Ерожин пошарил по стене, нащупал квадрат выключателя. Мягкий свет разлился по спальне. Бра в круглых абажурах, словно китайские фонарики, отразились в многочисленных зеркалах. Стены и потолок комнаты в основном состояли из зеркал. Ерожин взглянул наверх и увидел себя и Мухобад. Мрамор его белесой северной кожи и смуглое тело девушки.

— Посмотри, какие они красивые, — показал он на отражение.

Мухобад на минуту смутилась, потом огляделась, встала, подошла к музыкальному центру. Тихая музыка потекла, заполняя гулкое пространство пустого дома. Звуки восточной мелодии в европейской стилизации, мягкий свет бра и отраженная в десятках зеркал Мухобад напомнили Ерожину о сказках «Тысячи и одной ночи». Девушка танцевала ему восточный танец. Ерожин с восхищением смотрел на ее темные, сверкающие счастьем глаза, шею, тонкие пластичные руки с маленькими длинными кистями, на втянутый живот, бритый снизу по мусульманскому обычаю.

— Иди ко мне, — попросил он.

Она, словно дразнясь в танце, то приближалась к нему, то уплывала назад. Наконец Ерожин не выдержал, встал, поймал девушку, бросил ее на кровать и придавил всей тяжестью своих тренированных мышц. Стены и потолок отразили этот танец любви, синхронно повторяя движения в каждом зеркале.

— Мне надо в ванную, — сказала Мухобад, когда они, утомленные, раскатились в разные стороны. — Проводи меня. Я одна боюсь.

Ерожин встал, взял девушку за руку. Он прекрасно помнил планировку дома и теперь вел Мухобад в полной темноте. Горячая вода из душа пошла не сразу. Сперва, фыркая, вместе с воздухом, скопившимся в трубах, ударила рыжая ржавая струя. Постепенно вода согрелась и посветлела. Ерожин запустил Мухобад под душ, а сам вернулся в спальню. Достал из кармана брюк связку ключей. Затем отодвинул ковер в изголовье кровати, обнажив стальную дверцу сейфа. Дверца запиралась на два замка в определенной последовательности.

Ерожин проверил несколько комбинаций. Третья попытка оказалась успешной. Дверца открылась. В стальном шкафу загорелась маленькая лампочка. Ерожин методично вынул пять толстых пачек стодолларовых купюр, пакет с золотыми монетами и папку с бумагами.

Вышел в холл и вернулся со своим маленьким чемоданчиком. Взял пакет с монетами, раскрыл его и высыпал золотые кружочки обратно в сейф. Туда же вернул одну пачку долларов, а четыре упаковки вместе с папкой убрал к себе в чемодан. После чего запер сейф, протер дверцу носовым платком, вернул ковер на место, а чемоданчик в холл. Проделав все это за несколько минут, Ерожин присоединился к Мухобад. Она нежилась в душе и, когда вошел Ерожин, направила шланг на него. Ерожин поцеловал девушку, погладил ее влажные волосы и притянул к себе. Мухобад его отстранила.

— Нельзя, я уже омылась. Теперь это грех.

— Почему? — рассмеялся Ерожин.

— Не смейся. Мусульманка может отдаться мужчине, но потом должна омыть себя. У нас даже есть специальные сосуды с длинным горлышком. Ты видел их на базаре. Эти медные кувшины называются кумганы. Даже в пустыне, прежде чем заниматься любовью, любая женщина проверит, есть ли в кумгане вода.

Если воды нет, она откажет возлюбленному.

Оставляя мокрые следы на пыльных полах дома, они вернулись в спальню.

— Давай уйдем отсюда, — попросила Мухобад. — Я все время вижу перед собой его раздутый труп. Что ты хотел посмотреть?

— Я уже все посмотрел, — улыбнулся Ерожин.

Они катили по ночному городу. Мухобад положила голову на плечо Ерожина.

— Не уезжай, — попросила девушка.

— Глупенькая, что мне у вас делать? Я русский, а у вас теперь своя страна. Кому я нужен? — улыбнулся Ерожин и обнял Мухобад свободной от руля рукой.

— Такой, как ты, везде нужен, — убежденно возразила девушка и грустно спросила:

— Я больше тебя не увижу? У тебя дома жена, дети?

— У меня жены пока нет. Есть невеста. А с женой я давно разошелся. Куда едем? — спросил он.

— Я живу в микрорайоне. Знаешь дорогу?

— Знаю, — ответил Ерожин и подумал, что дорогу в микрорайон этого городка он и вправду прекрасно знает.

— Хочешь, я поеду с тобой? У тебя будут две невесты. Аллах это разрешает, — предложила Мухобад.

Ерожину очень нравилась эта нежная смуглая узбечка, и он ответил, чтобы ее не обидеть:

— Если твоему Аллаху и моему Богу будет угодно, мы еще увидимся.

Возле подъезда Мухобад чмокнула Ерожина в щеку и сунула в руку бумажку с адресом и телефоном.

Ерожин, вернувшись в гостиницу, оставил казенную машину у входа. Предупредил швейцара, чтобы тот приглядывал за чужой собственностью, и поднялся в номер. Время перевалило за полночь. Ерожин улегся на гостиничную койку, оглядел свой люкс, казавшийся после дворца Шахерезады покойного Вахида жалкой конурой, и, вспомнив танцующую Мухобад, с улыбкой подумал: 'Ну и подлец же я.

Меня ждет любимая, молодая, прекрасная девчонка, а я?'

Но угрызения совести оказались не очень глубокими. Ерожин поглядел на свой чемодан, на стены номера, нет ли где объектива камеры? На всякий случай потушил свет.

В полной темноте открыл чемодан, вынул папку Вахида. Закрыл чемодан. После чего взял папку, зажег свет и улегся на кровати.

Папка из настоящей коричневой кожи закрывалась молнией. Ерожин потянул за стальной язычок и раскрыл ее. Содержимое составляли синяя ученическая тетрадь и черный фотографический пакет. Ерожин начал с тетради. Разлинованные в клеточку листки заполняли узбекские надписи, вперемежку с цифрами. Бухгалтерия Вахида, подумал Ерожин и, быстро проглядев тетрадь, отложил ее в сторону.

В черном фотографическом конверте оказалось около десятка снимков. На первом Вахид держал на коленях голую грудастую блондинку. Блондинка поила Вахида из бокала. Тот обнимал ее за талию и скалил зубы. На другой фотографии герой оставался тот же, а блондинку заменяли две кореяночки. Очень юные девушки сидели спиной друг к другу, каждая на одном колене. Выражение лиц девушек и Вахида было до комичности серьезное. Видно, после щелчка фотоаппарата позирующие расхохотались.

На третьем и четвертом снимках запечатлевалось застолье. За столом сидели солидные мужчины в костюмах и галстуках, а блюда разносили обнаженные девицы. Среди них узнавалась уже знакомая