осознание того, что спасение близко, придавало силы. Он пыхтел, отдувался, сопел и греб, греб… Ему уже начало казаться, что он не выплывет уже никогда, как его колено стукнулось обо что-то твердое и скользкое, оказавшееся большим валуном.
Выбравшись на берег, Олег мешком упал на песок и некоторое время пролежал неподвижно. Дождь хлестал, не переставая. Отяжелевшие от воды рубашка и штаны липли к телу, вызывая озноб. Не прошло и минуты, как зубы Олега принялись выбывать замысловатый ритм.
— Как всегда, — мрачно проговорил Олег. — Как всегда я забыл дома зонтик.
С ненавистью глянув на обильно истекающее влагой небо, он потрусил в сторону дюн, и сразу за порослью карликовых ив его взору открылась дорога.
Дорога была так себе. Неизвестная команда строителей не озаботилась покрыть ее ни асфальтом, ни, хотя бы, гравием, потому в данный момент она представляла из себя череду грязных раскисших луж.
— Средневековье. Ранний период. Интересно, что здесь забыл Литвинский? Хочет вывезти отсюда десяток каких-нибудь доисторических блох? И куда мне теперь, спрашивается, идти?
Охая и постанывая, он двинулся было по обочине, но тут холодный ливень сменился градом. Взвыв в голос, Олег с ловкостью коалы полез на ближайший дуб, чья крона ненадежно, но укрывала от непогоды. Но долго рассиживаться среди ветвей не довелось — на горизонте замаячила диковинная колымага, больше всего напоминающая уродливый шишковатый пень на колесах. Олег обрушился с дерева на дорогу и принялся энергично размахивать руками.
— Ау! Эгегей! В вагоне!
Колымага остановилась и тоненькие корешки, бахромой опутывающие ее днище, немедленно зарылись в грязь. Кожаные занавески гостеприимно раздвинулись и Олег, не раздумывая, нырнул внутрь. Чьи-то руки заботливо помогли ему сесть, кто-то накинул на плечи одеяло, кто-то поднес чарку с дымящимся густым напитком. Невнятно бормоча благодарности, Олег стянул с себя промокшую рубашку и ботинки, и только потом поднял глаза на своих спутников.
— Ёееексель-моксель, — только и смог вымолвить он. — Неужто горячка?
В карете сидело трое мужчин — очень высоких, стройных, с длинными вьющимися волосами. Заколотые на висках локоны приоткрывали уши — изящные, заостренные уши эльфов.
— О, юная лиственница, это еще кто? — изумленно воскликнул один из них.
— Странный тип лица, — заметил другой. — Наверняка мутация.
— Сложение дубообразное.
— Волосы короткие! Фи! Какая мерзость!
— Да это ж карл! — вскричал третий эльф — нежный золотистый блондин, — Легендарный карл- лазутчик.
От возмущения Олег обрел дар речи.
— Какой я карл?! Я не карл!
— Обратите внимание на характерную форму челюсти, — продолжал белокурый. — И на кисти рук. Истинно карльи руки!
— Говорю же вам — я не карл!
— Коренастый разлапистый коротышка, — настаивал блондин, — неповоротливый чурбан. Как и все карлы.
— Это я-то разлапистый коротышка? — взбеленился Олег. До сих пор он считал себя юношей рослым и атлетически сложенным.
— А сам-то ты кем себя считаешь? — поинтересовался молчавший до того седовласый старец.
— Я — человек! Хомо сапиенс!
Эльфы разом замолчали, и на их лицах появилось одинаковое соболезнующее выражение.
— Еще и безумный, — заметил кто-то, — настоящая находка.
— Вы не понимаете! Я из другого мира!
— Магатониевые рудники. После них, бывало, и кучевыми облаками себя воображали.
— Дружок, признайся, когда ты бежал с разработок? Тебя никто не будет искать, не будет наказывать, — блондин говорил так, словно обращался к маленькому ребенку. — Все самое страшное уже позади.
— Я не…
— Мы слышали. Тебе кажется, что ты пришелец из других земель, или что ты — сиреневый удав, или куст шиповника, или же рокоссо Прибрежный. Это не имеет никакого значения. На самом же деле, ты долгие месяцы, а то и годы, добывал магатоний. Сие полезное вещество имеет нехорошую особенность испаряться крайне вредными газами, вызывающими мутации тела и духа, подменяющими память и ослабляющими разум.
В голосе эльфа звучала такая спокойная убежденность, что Олег невольно засомневался в правдивости собственных слов.
— Меня зовут Персель, и я буду твоим хозяином по праву нашедшего.
— Хозяином?! Я свободный человек!
Персель заливисто рассмеялся.
— Вот пень-то. Упрямый! Наверняка убийцей был. Многократным.
— Магатониевый сновидец
— Или ворюгой?
— Да какая разница! Добезобразился, птенчик. Теперь уж не почирикает.
— Прекратите! — старец возмущенно стукнул кулаком по скамейке. — Как вам не стыдно? Да, возможно, он повинен во многих грехах, но тяжелый труд на благо общества искупает все. Вы только посмотрите на него! Маленькое, жалкое, изуродованное существо с покалеченным разумом и психикой. Разве это и не есть расплата? Разве его безумные речи не говорят о том, что вместо былого злодея перед нами сидит сломленный болезнью, забывший свое прошлое инвалид?
Он замолчал, вглядываясь в мелькавшие за окном мокрые деревья. Молодые эльфы прятали глаза.
— И, право, мне обидно, что мои внуки ведут себя столь вопиюще негуманно. Каторжнику сейчас нужна поддержка, ласковая, но твердая длань, способная направить на верный путь.
— Мы вели себя низко, суал Керимон, — Персель почтительно коснулся руки старика. — Позволь нам исправиться. Я возьму несчастного под свою опеку.
— Обойдусь без вашей опеки, — Олег скинул с себя одеяло и встал. — Пойду я, пожалуй. Спасибо за чаек.
— Сидеть, — крепкая морщинистая рука рванула его за плечо. — Глупый, беспомощный младенец. Один ты пропадешь.
— Да с какой это стати? За кого вы меня вообще принимаете? За неполноценного?
Его спутники переглянулись. Жестом призвав внуков к спокойствию, Керимон улыбнулся и отодвинул кожаную занавеску кареты.
— Иди. А мы посмотрим. Персель, останови цогеру.
Недоверчиво оглядываясь на оставшихся в возке эльфов, Олег выбрался наружу и, стараясь не обращать внимания на льющуюся за шиворот воду, зашагал вдоль дороги. Но не успел он отойти и на несколько метров, как размокшая глина под ногами отвратительно хлюпнула и разъехалась, открывая глубокую пасть. Из пасти выскочили мясистые клубки, разворачиваясь на ходу в толстые бурые ленты- языки.
— Беги, — заорал сзади Персель. — Шевелись, орясина, если жизнь дорога!
Но Олег уже бежал, несся изо всех сил назад, к спасительной цогере. Что-то лизнуло его в спину, разрывая рубашку и оставляя на коже ожоги. Вторая лента свистнула возле самого уха, дохнув острым колющим жаром.
— Руку, руку давай, непутевое создание, — причитал Керимон, помогая ему забраться наверх.
Персель тем временем достал из-за пояса небольшой прозрачный шарик и, почти не целясь, кинул его в направлении хищно причмокивающей пасти. Едва коснувшись дороги, шарик взорвался. Огромный столб грязи поднялся к небу, минуту постоял, грохоча и бурля, и рухнул, покрыв коричневым липким слоем