Хребет должен был скоро закончиться. Шатаясь и спотыкаясь, Теор всеми шестью конечностями цеплялся за камни и полз по сыпучим склонам, обрушивающимся у него под ногами. Сможет ли он пройти? Скорее всего, в одиночку это будет не под силу. Но он должен попытаться: ведь улунт-хазулы окружили город, где живут Леенант и Порс.

Теор с надеждой всматривался вперед, пытаясь увидеть проход. Но перед ним из тумана поднимались лишь нагромождения глыб минералов. Пары аммиака, приносимые морским ветром, превращались в конденсат и стекали обратно бесчисленными ручьями и потоками. Облака самых разных оттенков коричневые, лиловые, серебристые, собирались в тяжелые клубки и, нависая над пропастями, упирались в отвесные скалы. Рецепторы Теора воспринимали странный острый привкус этих облаков.

Свет здесь был также неестественным. Несмотря на облачность он был почти таким же ярким, как в погожий день в Ниаре. Слой атмосферы, рассеивающий лучи, был здесь тоньше. Но Теор привык к другому спектру лучей инфракрасного диапазона. Эти холодные камни блестели иначе, чем теплые долины Медалона.

В сотый раз он нажимал кнопку своего медальона. В ответ было слышно лишь завывание ветра.

'Вряд ли он поможет, — думал Теор. — Что может сейчас сделать Фрезер?

Разве что по-дружески успокоить. Ах, что гадать?'

Он собрался с силами и продолжил свой путь. Ему не приходилось слишком часто вскарабкиваться на скалы — горы Юпитера были довольно пологими. В противном случае ему бы не удалось далеко уйти.

«Я на пределе», — осознал вдруг Теор.

В глубине души он обрадовался близкому концу своих мучений. Другая же часть сознания упрямо заставляла его переставлять ноги. Туман сгустился.

Он вспомнил, как дрейфовал после шторма много-много дней назад. Но такого тумана он еще не видел. Теор продвигался через клубы разноцветного дыма.

Дыхания ветра почти не ощущалось. Вместо этого время от времени раздавались пронзительные трели. От вдыхаемого воздуха в жабрах возник привкус кислоты. И все же это не было похоже на вулканические испарения.

Что же это? Говорили, что северней Джоннери обитал Скрытый Народ, занимавшийся колдовством…

Вначале он принял их за хлопья…

Мимо пролетел рой. Теор протянул руку и поймал одно из существ, которое стало извиваться в руке. Он поднес его к глазам, чтобы разглядеть в сгущающейся мгле. Существо оказалось кружевной восьмиконечной звездой. В каждом рое их было не меньше сотни. Теор дотронулся до нее своими усиками.

Странный запах… Подчиняясь звериному инстинкту, он бросил ее в рот и захрустел зубами. Мякоть оказалась маслянистой и ни на что не похожей.

Однако он глотнул, и желудок воспринял пищу.

Он глотнул!

Теор был ошеломлен. Он слишком устал, чтобы испытывать какие-то эмоции. Главным образом он был озадачен. Здесь не могло быть ничего живого. Только это. И он только что съел его.

Стоп.

Его мозг с трудом осознал очевидное:

«Это же еда, если только удастся поймать ее. Но как? Дома я мог сделать ловушку из листьев дарвы, примитивного широколистного растения, стелющегося по земле. Здесь же нет ничего подобного.»

Думать становилось все труднее, поэтому он перешел на язык формальной логики. Отрицание предыдущего утверждения. Там, где могут существовать одни биологические виды, несомненно появятся похожие структуры, стремящиеся вытеснить первый вид. Жизнь всегда гармонична. Очевидно, я оказался единственным живым существом в этом царстве. Наилучшим решением будет продолжить путь. Кажется, там должна быть обитаемая зона, границу которой я только что пересек. Он снова услышал высокий сочный звук. Хотя эхо и туман искажали его, казалось, что он доносился сверху.

Значит, туда и надо идти. В сердце вселилась надежда. Он тащился вперед с каким-то непонятным упорством. Облака стали такими густыми и он так всматривался и прислушивался, что чуть не сорвался с утеса. Едва успев остановиться, он некоторое время стоял в оцепенении. Горы словно кто топором обрубил. Непроходимо крутой и скользкий обрыв уходил в облака разноцветного пара. Поверхность его мерцала от конденсата. Теор нашел камень и швырнул его вниз, прислушиваясь. Чиркая о скалу, камень падал бесконечно долго, так и не достигнув дна. Побледнев от испуга, он понял, что это наивысшая точка в его маршруте. И, вероятно, последняя.

Музыкальные звуки, доносившиеся неведомо откуда, дразнили его.

«Так можно идти, пока не сдохнешь.»

Так как склон уходил на восток, Теор пополз в этом направлении. Он старался не смотреть в пропасть.

Закручивая вихри облаков, его со всех сторон обдувал ветер. Мимо пролетел еще один рой звезд, но дотянуться до них уже было невозможно.

Раздался свист. Оглянувшись, Теор прижался к скале и чертыхнувшись, выхватил нож. Однако на него не обратили внимания. Огромная расплывчатая тень пролетела над пропастью. Человек бы решил, что это кит с длинными плавниками и кустом усов вокруг рта. Существо в сопровождении живых хлопьев уплыло в никуда. Несколько минут Теор не мог пошевельнуться.

«Действительно, это зона обитаема, — подумал он, взбодрившись. Летающие существа населяют высокогорные районы, а мы о них и понятия не имели. Выходит, мы — жители темных глубин.»

Он вспомнил рассказ Фрезера о том, что спектроскопия доказала существование большой популяции микроорганизмов в верхних слоях атмосферы Юпитера. Открытие не показалось ему значительным. Какой прок был в том, что еле видимые существа плавали в облаках? Но если они поддерживали более крупные виды, а те, в свою очередь, еще более крупные… Тогда мир, знакомый ему, существовал лишь внутри другой живой оболочки!

Если бы его сознание не было притуплено, он мог бы рассуждать с точки зрения физики и химии, которым научился у людей. На этой высоте плотность атмосферы была достаточной, чтобы удержать объекты значительного веса.

Минералы были растворены в облаках. В первую очередь это была сода, соединения которой с аммиаком придают планете такой красочный вид. Было там многое и от метеоритов: добавки железа, силикона, магния и их окиси.

Получая больше энергии, чем поверхность планеты, эти слои атмосферы лучше поддерживали водородно-аммиачный фотосинтез.

В действительности, кажется вероятным, что жизнь на Юпитере зародилась на больших высотах и там более разнообразна, чем на суше и в море. Хотя экология планеты еще не изучена, можно утверждать, что жизнь на поверхности зависит от осадков. Правда, не в такой степени, как жизнь на Земле зависит от океана.

Теор мог лишь мечтать о еде. Какое-то время он продолжал путь. Из облаков пара выступила неясная громада. Разобрав, что это, он остановился, поняв: это конечная точка его путешествия. Преграждая дорогу, впереди высилась отвесная стена.

'Я бы мог попытаться обойти ее, либо вернуться обратно. Но какая от этого польза? Лучше потратить оставшиеся силы на воспоминания о том хорошем, что было хорошего в жизни. Но… что это там, у стены справа?

Волнистая масса дарвы? Нет, наверное ее дальняя родственница.'

Теор подошел ближе и обнаружил жесткие остроконечные листы в форме четырехугольника, около двадцати футов в длину. Цвет их люди назвали бы голубым, если бы успели рассмотреть за то короткое мгновение, пока земные температуры не превратили бы их в пепел. Теору они казались черными.

Будучи распластанными, они все же не были идеально плоскими. Несколько толстых, размытых в мякоти стеблей тянулись из концов длинной штуки, напоминавшей бревно. Когда Теор попытался