вперед, врезался в сиденье и расколол его. В этом грохоте и кошмаре он успел лишь подумать:

«По крайней мере, заберу эту гадину и ее наездника с собой на дно!»

Сломалась носовая рея и древко копья. Крен стал еще больше. Корпус, полный воды, держался за счет уцелевшего поплавка. Мачта покачивалась на волнах, возвышаясь над перевернутой лодкой. Полуживой, Теор прижался к борту. Волны разбивались о него. Каким-то чудом оснастка осталась невредимой. Ветер наполнил надводную часть паруса, и обломки лодки продолжали упрямо плыть через пролив на север.

Сквозь пелену брызг и тьмы он заметил, как зверь выпрыгнул из воды в полный рост и описав в воздухе дугу, рухнул в море, оставляя за собой гейзер аммиака. От улунт-хазула не осталось и следа. Чудовище исчезло и появилось снова в десяти футах по правому борту. Хвост поднялся и обрушился на лодку со страшной силой. Затрещали балки, и остатки разлетелись на куски. Со следующим немыслимым всплеском животное исчезло.

Теор беспомощно задергал руками и ногами. Его голова показалась на поверхности. Верхние жабры жадно вдыхали воздух. Следующая волна накрыла его с головой. Оглушенный, он начал тонуть. Последнее, что зафиксировало его сознание, были его попытки плыть. Что-то уткнулось ему в бок. Руки и ноги автоматически обхватили предмет. Так прошла целая вечность…

Кажется, начало стихать, или показалось? Дождь превратился в изморось и, наконец, в густой клубящийся туман. Ураган сменился спокойным ветром Юпитера. Море все еще продолжало отбивать свой чеканный шаг, а течение несло обломок мачты с Теором. Но теперь он мог держаться на поверхности, ослабив мертвую хватку. Постепенно сознание прояснилось.

Он огляделся. Туман скрывал от глаз все на расстоянии ярда или двух, но будучи насыщенным мельчайшими брызгами, сиял, как море. Теор был окутан облаком света, переливающимся в такт ударам волн. Он качался вверх и вниз и из стороны в сторону. Постепенно амплитуда и частота качки угасала. Но Теор слишком устал и измотался, чтобы чувствовать что-нибудь кроме того, что он жив.

Но все же появилась надежда. Поплавок все еще был прикреплен к балке и остаткам шпангоута. К счастью, это была устойчивая конструкция.

Привязавшись к распоркам, он мог даже отдыхать. Кусок веревки вгрызся в разбитую балку, захватив несколько планок. Там была и половина сиденья, которую можно было использовать как весло.

«Кажется, есть шанс остаться в живых», — подумал Теор и поднес ко рту переговорное устройство.

— Марк!

Из жидкого тумана отозвался далекий голос.

— Гм-гм, Теор?

— Собственной персоной, — с трудом улыбнулся он. — Ты удивлен? Я уж во всяком случае.

По мере того как жизнь возвращалась к нему, он заметил, что голоден.

Жажда не мучила его, так как содержание питьевой влаги в морском аммиаке было достаточным. Он был даже питательным. Органические вещества, такие как аминокислоты, формировались в верхних слоях атмосферы, где солнце облучало метан и аммиак. Осаждаясь, они опускались ниже, где попадали под обстрел ультрафиолетового излучения. Молекулы, достигшие поверхности океана, поддерживали микробиологическую среду, пригодную в качестве пищи для высших видов животных. Но концентрация их в этой энергетически бедной среде была слишком низкой. Прошло много времени с тех пор как Теор смог воспользоваться презренным гостеприимством Чалхиза.

— Да, я удивлен и безмерно рад! Я уснул, сидя у приемника. Вернее, уснуло мое тело, предав меня. Как ты?

Теор объяснил.

— После того как я попаду на берег, — закончил он, — я постараюсь найти людей Волфило. Возможно, они пересекли Уступы Джоннери. Скорее всего, я уже нахожусь севернее хребта. Однако, это большая и дикая страна, почти неизведанная. Старики говорят, что в тех неприступных землях, отрезанных от моря горами, живет Скрытый Народ.

— Да… я чувствую себя совершенно беспомощным, Теор. Я даже не могу долго стоять у приемника. Пока ты плавал в полусне, мне уже надо было идти на конференцию и теперь… гм, мне надо кое с кем встретиться. Мне сказали, что это очень важно. Я не знаю, по какому поводу и, возможно, некоторое время у меня не будет доступа к приемнику.

— Выходи на связь, когда сможешь. Удачи тебе, брат.

Снова он погрузился в одиночество. День принес просветление, но все равно Теор оставался в безбрежном сиянии. Лишь к полудню, клубясь бесформенными обрывками, туман стал рассеиваться. Увидев землю, Теор вскрикнул от радости.

Он действительно далеко заплыл. Архипелаг Орговера, уютно нависший над морем, остался позади. Теор дрейфовал в нескольких милях от черных ледяных рифов. Их вершины были скрыты нависшим над морем туманом. Можно было только догадываться об их высоте. Увлекаемый наибольшей из лун, прибой разбивался об их основания удушающей белой полосой. Над темными неспокойными волнами разносился его гул. Обессилевший и голодный, Теор все еще сомневался, что сможет туда доплыть через эти буруны.

Тем не менее, он освободил обломок скамейки и начал грести.

Убийственно медленный темп его движения мог свести с ума. Теор ощущал сильную боль в теле и жжение в жабрах. В горячке он потерял счет времени.

Когда, наконец, перед ним открылась панорама рифов с маленьким фьордом, Теор не сразу сообразил, что это.

О, Силы Небесные! Он стал яростно грести. Аммиак вскипал при каждом гребке и обломки неторопливо продвигались вперед. Тихая бухта все приближалась.

И вдруг — перестала. Похоже было, что он стоит на месте. Когда его мускулы ослабли и он откинулся на распорки, чтобы отдохнуть, то заметил, что фьорд удаляется. Он не мог подплыть к нему.

Теор рискнул встать на ноги, чтобы лучше видеть. Вход в бухту опоясывала полоска относительно ровной земли длиной в милю. Дальше начинались скалы. Внутренняя часть бухты была освещена серым сиянием, озарявшим склоны и уходящим вглубь аммиака.

Плавающая конструкция накренилась и чуть не перевернулась. Теор поспешно присел и восстановил равновесие. Он недоумевал, но постепенно, шаг за шагом, нашел объяснение этому явлению. Поверхность Юпитера редко охлаждается настолько, чтобы замерзал аммиак. Но это иногда случается в горах, когда с полюсов дуют ветры. Под действием гравитационного поля образующиеся там ледники движутся быстрее, чем на равнине. Так как твердая фаза аммиака плотнее жидкой, ледник не образует айсбергов. Огромные куски льда обламываются и тонут. При небольшой глубине они быстро тают. Из фьорда вытекал поток. Колесный корабль, возможно, преодолел бы его, но Теору это было не под силу.

«Остается надеяться, что другая бухта будет дружелюбней», — подумал он.

Но не стоило долго обманывать себя. Он видел карты исследователей севера. Хотя они были неточными, их было достаточно, чтобы перечеркнуть все надежды. Скоро течение отнесет его к Кеттлз, длинному мысу, где, разбиваясь о рифы, поток образует водовороты, которые могут поглотить его навеки. Там можно было надеяться только на удачу.

— Марк, — позвал он.

Море ответило эхом, и он вспомнил, что Фрезера сейчас не было у приемника. Хотя… все равно… глупо ожидать дальнейших спасительных советов от жителя Земли.

Но — стоп. Погоди. Ведь когда-то, очень давно, Фрезер рассказывал…

Теор судорожно вспоминал. Он вспомнил… фильм, который он видел в Доме Оракула — «Серфинг.» Если взять плоскую доску и попасть на самый гребень прибоя, то он доставит вас на берег невредимым. И… поплавок сверху был плоским и достаточно большим, чтобы удержать его на плаву.

К Теору вернулись силы. Он снова стал грести. Приблизившись он почувствовал дыхание зыби. Ничего, кроме рычания у подножья рифов, не было слышно. Теор начал орудовать ножом. Дело продвигалось медленно и трудно.

Барахтаясь в аммиаке, он держался одной рукой за балку, а другой отрезал крепления, державшие