далеким звездам, а сама осталась на Земле.
… Скажи, зачем идешь на этот подвиг?
И отвечает мне король:
Чтобы покинуть наше время,
Чтобы парусом лететь над морем…
«Никто, кроме меня, — подумал он. — Ладно, это было в последний раз». Он стар для этой работы, и незаметно его энергия и стремления иссякли. Это жребий игрока и его выигрыш. Он возвращается домой — несомненно, он снова должен оказаться дома, и они обоснуются на ранчо, будут разводить чистопородных лошадей, и лишь по ночам он будет глядеть на звезды сквозь дым своей трубки.
Но его сыну теперь принадлежит не только стерильная Луна, бесплодный Марс, ядовито-горчичная адская дыра Венеры. Ему должна принадлежать роскошь и тайны всей Галактики, его металлические скакуны будут пастись среди звезд.
Ленгли начал быстро перелистывать журнал. Оставшаяся его часть была заполнена всевозможными данными: характеристики двигателя, звездные координаты, элементы планетарных орбит, массы планет, температуры и составы атмосфер, небрежные наброски универсальных креплений. Каким-то образом эти сухие факты взбодрили его.
Ленгли запихнул в трубку несколько табачных лоскутков. Сделать это и разжечь трубку — было настоящим искусством при невесомости, спасибо небесам, этот корабль оборудовали всем необходимым. В большинстве известных ему кораблей совершенно нельзя было курить, так ценился кислород. Возможность курить на борту уже давала понять, что «Эксплорер» — необычный корабль. Хотя размерами он был мал, но имел двигатели и баки для реактивной массы как у крейсера, мог опускаться на любую планету, размерами с Землю или менее, мог маневрировать после входа в атмосферу, мог поддерживать жизнь экипажа годами, мог выдержать любое испытание. Строился он шесть лет и стоил 10 миллиардов долларов.
Перед мысленным взором Ленгли промелькнула история полетов в космос. История была недолгой. Большинство специалистов сомневались в необходимости подобного. Космические станции были полезными, лунные базы имели военное значение, но внешняя часть солнечной системы считалась бесплодной, враждебной пустыней, интересной только с научной точки зрения и, может быть, своими нестабильными элементами. Но однажды физический парижский журнал опубликовал статью. Некто Ле Февр исследовал аспекты дифракции электронов с точки зрения единой теории поля. И он использовал новый оригинальный вариант экспериментальной установки с гиромагнитными элементами, и результаты — темный круг с расплывчатыми краями и пятна на фотографической пластинке, в общем, ничего эффектного — оказались абсолютно неожиданными; он смог это объяснить только следующим образом: электроны двигались от точки к точке мгновенно, не задерживаясь разделяющим их расстоянием.
В Калифорнии использовали сверхмощный ускоритель с пучком частиц почти в грамм эквивалентной массы, результаты подтвердились.
В Керенскограде теоретик Иванов, заинтересовавшись экспериментами, выступил с объяснениями полученных данных: континуум не четырехмерен, существуют не менее восьми ортогональных направлений — модернизация старых квантово-механических гипотез об еще одной параллельно сосуществующей Вселенной. Вещество двигалось через «гиперпространство» от точки к точке мгновенно, как бы далеко эти точки не находились.
Мгновенно! Это значило, что звезды с их неоткрытыми планетами были на расстоянии взмаха ресниц. Понадобилось десять лет разработок, и появилось устройство, которое могло совершить скачок от околоземной станции к орбите Плутона. Когда потом его обнаружили радиотелескопом, приборы показали, что времени на прыжок не было затрачено, и животные на борту не пострадали. Затруднение вызвало только то, что аппарат обнаружили в нескольких миллионах миль от планируемого места доставки. Повторение экспериментов дало огромный процент ошибок при отработке задаваемых координат выхода, что усугубляло ситуацию при гигантских межзвездных расстояниях. Иванов и технические специалисты пришли к выводу, что это следствие принципа неопределенности Гейзенберга, усиленное влиянием отдельных элементов электроцепей.
Так что задача была чисто техническая — усовершенствовать отдельные цепи, чтобы космический корабль мог точно попадать в любые желаемые точки пространства.
Но такая работа требовала изрядного количества времени, чтобы ошибки не завели корабль на планету или, что еще опаснее — внутрь ее, и больших экспериментальных работ по точной настройке блоков управляющей системы. Наиболее подходящим вариантом было создание опытного корабля с экипажем экспертов, которые могли бы проводить доработки, проверяя их на дальних прыжках. Так в США был создан «Эксплорер».
Ленгли просмотрел записи за прошлый год: неустойчивые прыжки от звезды к звезде, ругань и тяжелая работа, счетчики, неустойчивое управление, медленная и упорная борьба за победу. Одну за другой перекраивали схемы, трудные и постепенные улучшения и, наконец, прыжок от Холата обратно к Земле.
С помощью философов Холата, чьи нечеловеческие умы, рассмотрев проблему со всех сторон, нашли окончательное решение, поставленная перед экипажем задача была решена, и сейчас «Эксплорер» возвращался домой, неся человечеству Вселенную.
Мысли Ленгли опять вернулись к мирам, которые он видел: удивительным и прекрасным, ужасным м мертвым…
Затем он открыл последнюю страницу журнала и, не выпуская из руки ручку, записал: '19 июля 2048, 16 час. 30 мин. Вышли на расстояние 0,3 светового года от Солнца. Ошибка, предположительно — следствие не установленной разрегулировки двигателей. Подрегулировка производится в данный момент. Положение… '
Он проклял свою забывчивость и вернулся в пилотскую кабины снимать отсчеты звездных координат.
Тощая угловатая фигура Блостейна висела в воздухе, остроносое лицо было запачкано смазкой, волосы растрепаны более обычного.
— Не могу найти причины, — доложил он. — Мы проверили все, от мостовых сопротивлений до процессорной логики, вскрыли гиромагнитные ячейки, никаких признаков отказа. Может стоит распотрошить все?
Ленгли задумался. — Нет, — сказал он наконец. — Пожалуй, хватит.
Вошел приземистый плотный Мацумото, его вечная жевательная резинка придавала лицу слегка придурковатый вид.
— Нашему кораблю просто не повезло с едой, — сказал он. — У него вдруг забурчало в животе. Все эти связи в сложных системах настолько запутаны, что больше похожи на человеческий организм, чем на машину.
— Да, — протянул Ленгли. — Блистательный ум в полном отчаянии от своего создания. Он уже снял координаты. Эфемериды дали ему положение Земли, и он настроил сверхпривод, учтя максимальное значение возможной погрешности. — Пристегнитесь и держите ваши шляпы, господа.
Он ничего не почувствовал, когда переключил главный тумблер. Да и что можно ощущать вне потока времени? А искра Солнца внезапно превратилась в тускло-багровый диск — это настроились светофильтры, ослабляя его блеск.
— Ура! — завопил Мацумото. — Жди меня, Гонолулу!
По спине Ленгли поползли мурашки. — Нет, — сказал он.
— Что?
— Взгляни на солнечный диск. Он недостаточно велик. Мы должны были оказаться в одной единице от него, а на самом деле оказались на треть далее.
— Нормально, — сказал Мацумото.
Губы Блостейна нервно дрогнули.
— Не так плохо, как могло быть, — сказал он. — Мы доберемся на реактивной тяге.
— Это не самый лучший способ, — ответил Ленгли. — Мы думали, что система управления позволяет контролировать точку выхода с точностью около процента. Мы проверили это в системе Холата. Но почему мы не можем получить такую же точность в нашей системе?
