минуту не спуская с нее глаз: существовала опасность, что мать съест ребенка. Синтана позвал Бункуа-се и велел ему:

Все, что мать Наова делает, все, что она говорит, записывай в книгу!

Бункуа-се стал писать. Кончилась первая книга начал вторую, кончилась вторая начал третью, и так писал двенадцать книг.

Коща Синтана насчитал девять месяцев беременности, мать Наова почувствовала себя вовсе скверно. Это ее так наказали страданьями, чтобы больше змей не рожала!

Целыми днями кричала:

Рожать хочу!

А не могла. Боли у нее были страшные. Наконец, Синтана подошел, усыпил мать Наова, и та родила. Он положил младенца в приготовленную заранее соломенную корзинку и принес в храм. А самой матери ребенка не показал, а то она его сразу бы съела.

Мать Наова проснулась, увидела послед и сожрала. Вытекшую из чрева кровь тоже слизала дочиста. А Бункуа-се все это помечал в своей книге. Ни о том, где находился новорожденный мальчик, ни о самом его появлении на свет, мать Наова ничего не знала.

Между тем Синтана, Серайра и Бункуа-се решили, что мальчика мало нужна еще девочка. Мать Наова опять усыпили и приложили к ее телу две бусины большую и маленькую, одну левее пупка, другую правее. Прикладывали камешки не руками, а с помощью палочки, которой извлекают из сосуда наркотик. Мать Наова забеременела снова и все повторилось: на седьмой месяц Синтана померил беременной живот и убедился в том, что плод девочка. На девятом месяце мать Наова опять наказали сильной болью пусть помучается! Она уж и рыдала, и в голос кричала, и по земле каталась. Наконец, Синтана ее усыпил, вынул младенца, обрезал пуповину, положил новорожденного в корзинку и отнес в дом своей жены. Мать Наова же, проснувшись, сгрызла плаценту и выпила кровь. А Бункуа-се все вел да вел записи.

Когда мальчик подрос, Синтана передал ему сосудик для наркотика знак того, что юноша вправе жениться. Когда у девочки начались в первый раз месячные, Синтана поместил ее в особую хижину, а затем дефлорировал, как подобает жрецу. Теперь молодые люди были готовы к свадьбе. Поскольку иного выбора не оставалось, Синтана велел сестре зачинать детей от брата. Мы, индейцы коги, потомки этого супружеского союза.

Мать Наова же рожала с тех пор одних лишь людей, не змей. Мальчики и девочки попарно выходили из ее чрева, став предками всех народов земли.

Один индеец всегда возвращался домой в темноте. Осторожно входя в хижину, он приближался к двум своим спящим сестрам и совокуплялся с обеими. Каждый раз девушки просыпались слишком поздно и не могли застать любовника.

Кто это может быть? недоумевали они.

Однажды сестры пошли к дереву, которые европейцы в Южной Америке называют генипа, а индейцы племени варрау хуматуру. Они нарвали плодов и долго варили их, так что получилось темное пачкающееся зелье, вроде маслянистых чернил. Этим зельем обе девушки густо намазали себе груди.

Ночью, как всегда, появился любовник, а утром сестры увидели, что руки и лицо их родного брата все в темных пятнах и полосах. Юноша тяжело переживал разоблачение. От стыда он поднялся на небо и стал луной.

Женщины дочери луны. В те ночи, когда луна красноватая, на теле ее выступает кровь. Луна сочится кровью, и женщины проливают кровь каждый месяц.

Мужчины племени суя переселяются после женитьбы к женам, а холостяки живут вместе в отдельном доме посреди деревенской площади. Нередко какая-нибудь девушка пробирается туда поздно вечером, покидая возлюбленного на рассвете, но если она не ведет себя чересчур вызывающе, все смотрят на такие дела сквозь пальцы и лишь тихонько посмеиваются.

Уже давно стемнело и разговоры утихли, когда один из обитателей дома холостяков почувствовал, как кто-то опустился рядом с ним на циновку. Утром гостья ушла так же тихо и незаметно, как появилась. На следующую ночь все повторилось. Напрасно юноша, вглядываясь во мрак, допытывался' у посетительницы, кто она: девушка была предельно немногословной. Последующие свиданья ничего не изменили и юноша не понимал, почему любовница так упорно отказывается себя назвать.

История эта стала предметом обсуждения среди друзей. Один из них предложил товарищу натереться черным отваром плодов генипы.

Эту краску три дня ничем не отмоешь! уверял он. Едва подруга прикоснется к тебе, так вымажется с головы до ног, и ты легко опознаешь ее потом среди других женщин.

На следующий день юноша с приятелем нарвали плодов и разрисовали друг друга пятнами. Теперь они стали похожи на ягуаров. Вечером друзья возвратились в дом холостяков и принялись ждать.

Женщина пришла посреди ночи.

Начнем! произнесла она коротко.

Хорошо, давай! ответил юноша.

Один из друзей лежал справа от него, второй слева, но разглядеть они, как всегда, ничего не могли. Вскоре им надоело, и они уснули. Когда взошла утренняя звезда, женщина бесшумно поднялась и выскользнула наружу.

Утром мужчины гурьбой заторопились к реке. Как обычно, на пляже было полно женщин, пришедших умыться. Друзья долго присматривались, но ничего подозрительного не заметили. Размышляя, чтобы это значило, юноша подошел к матери. Войдя в ее дом, он с трудом узнал сидевшую на циновке сестру: все тело ее было покрыто густой красной краской. Зачем сестра перемазалась, молодому индейцу стало ясно в тот же момент, как его взгляд упал на руки девушки. Она забыла их выкрасить и теперь было видно, что ладони и пальцы перепачканы темным соком.

Смотри, мама, сказал сын, ведь это дочь твоя приходила ко мне. Я для того и вымазался, чтобы уличить развратницу!

Понимаю, ответила мать. Согласна, что сестра твоя нарушила все запреты, выбрав родного брата в супруги. Но раз уж это случилось, то теперь делать нечего и придется вам жить как муж и жена. Хотя не скажу, чтобы мне такая история нравилась.

Мать продолжала говорить, а сестра молчала и слушала. Потом встала и заключила хмуро и твердо:

Да, я спала с твоим сыном и собираюсь жить с ним и дальше.

И вот брат перенес свою циновку в тот самый дом, где родился, и который покинул, казалось ему, навсегда. Он стал жить под одной крышей с матерью и спать вместе с родной сестрой. Так прошел день и второй, прошел третий. Злость и гнев овладели юношей, происходившее казалось отвратительным сном. Но что он мог сделать?

Слушай, сказал он как-то сестре. Пошли к омуту, наловим речных сомов!

Сестра согласилась. Когда достигли берега, солнце стояло совсем высоко.

Я, сказал брат, войду в воду первым. Вылезу станешь ты ловить, хорошо?

Хорошо.

Юноша стал снимать свой наряд ожерелья, браслеты. Он оставил только большие деревянные диски, которые почти до плеч оттягивали мочки ушей, а намотанные на уши нитки бус тоже снял. Разложив