она здесь не темнит… Ты что же, и в суд так собрался идти?

— Как? — не понял Илья.

— Ну, в этом грязном свитере, — пояснила Саша, — и в болотных сапогах.

— А что? — Рогожников напрягся. — Нельзя? Выгонят?

— Нет-нет, оттуда тебя не выгонят! — рассмеялась она. — Только надо обязательно одеться поприличнее. Хороший костюм, рубашку, галстук. Понимаешь, это много значит, как ты будешь там выглядеть. Увидишь, как твоя Лида оденется! Как королева… Это очень важно, Илья. Если ты как бич припрешься туда — сразу будет ясно, кто что стоит.

Рогожников вспомнил, как он ходил в суд по вызову прокурора. А потом еще раз к своему адвокату ходил. Дворик в суде чистенький, дорожки выметены, травка уже пробивается, березки рядками посажены. Подивился он еще тогда, вроде учреждение такое суровое, а чистота вокруг — окурок выбросить неудобно, словно на игровой площадке в детском саду. И прокурор, и защитник — оба люди аккуратные, чистоплотные. Он же, Рогожников, притащился туда прямо с самоходки, в дождевике, в грязных сапогах, уселся на стул и свою мятую фуражку на колено натянул. Теперь ясно, почему так исподлобья смотрел прокурор, думал Илья, и всё какие-то странные вопросы задавал: целился ли Рогожников, когда в воздух стрелял? А чего целиться-то, если в воздух палишь? Поднял стволы да ахнул… Так и не понял Илья, к чему клонил прокурор, но зато сейчас понял, что разговор с ним мог бы идти и по-другому, оденься он поприличнее.

— Ишь ты! — задумчиво сказал Илья. — А ведь верно! Я как расчет получу по приезде — обязательно в магазин схожу.

— С адвокатом своим разговаривал? — спросила Александра. — Как он защищать тебя будет, не говорил?

— Не-е, он только спрашивал, — вздохнул Рогожников, — да ругался на меня. Я так понял, что бестолковый он… Мать ему соболя носила, хороший кот, давно в сундуке у нее валялся. Тайком от меня понесла, так он не взял. Я думаю, от этого он злой на меня. Мать тоже, чего полезла с этим соболем?.. Без него он все глазами сверкал, а теперь вообще не защищать, а обвинять начнет.

— Не начнет, — заверила Лунева. — Ты вот что. По возвращении сходи-ка к моей сестре. Расскажи ей про все, она адвоката хорошо знает и переговорит с ним. Сестра у меня человек влиятельный и большая умница. Понял? Скажи, я просила.

— Ладно… — неуверенно сказал Илья.

— И не печалься! — подбодрила она. — Я думаю, у тебя будет порядок. Главное — на суде тверди, что она тебе изменяла, что ты устал от сплетен…

— Да знаешь, — перебил ее Рогожников, — Лида-то мне не изменяла. Ее провожал только этот… с работы…

— Вот тебе раз! — воскликнула Саша. — А это что, не измена? Жена гуляет с другим, когда ты на работе, — и не измена? Чудачок! Ну и глупые вы, мужики! Если уж баба пошла вечером с другим, то здесь не пионерская дружба. Они что, дети, поцелуйчиками ограничиваться?.. Эх, Илья…

Резкий скрежещущий удар по корпусу пружиной подбросил капитана. Он вылетел на палубу и лихорадочно осмотрелся.

— Что?! — крикнул он рулевому, метавшемуся по рубке.

— Льдина! — отозвался тот. — Под волнами, хоть убей, не видать!

Капитан вбежал в рубку и выхватил штурвал у Типсина, скомандовал:

— В трюм! Смотри хорошенько!

Рулевой сгорбясь потопал к люку, отодвинул крышку и нырнул в трюм. Илья вглядывался вперед, стараясь определить фарватер, по которому несет отдельные льдины. Они были еще пострашнее, чем топляки. Основной ледоход давно прошел, и теперь могли попадаться лишь «айсберги» — льдины с вмерзшими в них крупными валунами. «Айсберги» от своей тяжести идут, скрываясь в воде либо чуть поднимаясь над ней, но в волнах можно и не заметить. Ахнет такая штука по носу — не только пробоину, а и перевернуть может. Капитан сбавил ход и повел самоходку рядом с пенным следом, который отмечал на воде середину фарватера.

День клонился к вечеру, еще не сумерки, но уже и не дневной свет — самое обманчивое время. Ни прожектора включить, ни в бинокль рассмотреть.

Моторист вернулся спокойный и довольный.

— Все в ажуре, — доложил он. — Ящики, правда, верхние чуть сползли… Я поправил.

— Это не дело, — сказал капитан. — Возьми в якорном отсеке старый бредень и увяжи-ка им груз. А то мы поколотим его еще до Фаркова.

Типсин молча отправился выполнять распоряжение. Минуту спустя в рубку зашла Александра.

— Что случилось, капитан? — улыбаясь спросила она. — Кто это нас ударил?

— Сами, — буркнул Илья. — Ящики там пляшут. Сам не посмотрел за погрузкой, так нагрузили… Васька увяжет сейчас.

— Вы, ребята, смотрите! — неожиданно забеспокоилась Лунева. — Хватит, что четыре банки сока разбили. Мне же отвечать за груз. А то вместе с тобой и загремим, Илья.

— Вместе бы веселей, — улыбнулся Рогожников, — с тобой бы я всю жизнь просидел.

— Спасибо, Илюша, но я туда не хочу, — как-то холодновато произнесла Александра и направилась к трюму.

«Обиделась, — подумал Илья, — нашел чем шутить, дурак…»

Из-за поворота, стремительно рассекая волны, вылетела легкая лодка «Обь», и Рогожников машинально дал ей отмашку, указывая, каким бортом он намерен расходиться. Однако лодка, заметив баржу, круто выписала дугу и стала причаливать к правому борту.

«Начинается, — подумал Рогожников. — Стоит только одному „пирату“ пронюхать, что идет „Золотая“ с грузом, через час облепят, как муравьи…»

«Обь» ткнулась бортом, и ловкий парень, запрыгнув на палубу, привязал лодку к стойке леера.

— Здорово! — заорал он и бросился в рубку к Илье. — Нюхом чуял — «Золотой капитан» идет! А мы уж было в Туруханск погнали!..

«Фарковский, — отметил про себя Рогожников, — не отвяжешься от него. Сейчас Луневу обхаживать станет…»

— Спирт везешь? — в упор спросил парень. — До зарезу надо, братана в армию провожаю, и ни капли! Брат во, в лодке сидит!

— Я спиртом не распоряжаюсь, — отрубил Илья. — Есть хозяйка на борту.

— Илья, ты чего? — изумился парень. — Не узнаешь? Я же тебе в прошлом году форсунки давал, шесть штук, помнишь? Гошка я!..

Рогожников напряг память; но не вспомнил. Форсунки кто-то давал в Фаркове, а кто — черт его знает.

— Да мы не к вам идем, — мягче проговорил капитан. — Если бы к вам — жалко, что ли… Мы в Совречку. У вас хоть Туруханск рядом…

— Им хватит! — засмеялся парень. — Мне ящик только!

— Иди к хозяйке, — бросил Илья. — Она в трюме…

Парень рванул к трюму и рухнул в него как в пропасть, только сапоги мелькнули. Через несколько минут он вынырнул оттуда сияющий, с ящиком в руках.

— Держи! — крикнул он своему напарнику в лодке, передал ему спирт, запрыгнул сам и, отвязав цепь, умчался вперед.

Типсин и Лунева долго не появлялись, и, когда наконец пришли в рубку, Рогожников хмуро сказал:

— Надо подальше уйти от Фаркова, а то они нам выспаться не дадут. Всю ночь будут ездить.

— Пусть ездят! — засмеялась Александра. — Изголодались мужики.

Примерно через час, как умчалась от «Золотой» первая лодка, повалили другие. Торговля шла на полном ходу. Счастливые фарковчане нагружались спиртом, колбасой, сыром и уносились домой. Напротив поселка самоходку ждали несколько безмоторных лодочников: кто на обласке, кто на «резинке». Едва «Золотая» выплыла из-за поворота — ринулись наперерез с криком и гоготом. Капитан, не сбавляя хода,