вещей и теперь стану править всем миром? А ты станешь жить во дворцах каменных, среди роскоши великой, и не на коне скакать, а на слонах в золоченой кошеве. Служить тебе приставлю не вздорных нянек да строптивых боярынь – невольниц черных и смуглых арапчат. Они послушны.

– Да сбывны ли слова твои, опомнись! – пыталась урезонить его мать. – Твоя судьба – землю русскую украшать и всю жизнь служить ей.

Детина лишь рассмеялся: от недавней мудрости его и следа не осталось…

– Руси мне мало! Я изведал свой рок и открою тебе его суть. Вот покорю древлян – на северян пойду, потом на вятичей и словен. Всех покорю и соберу под свою, десницу!

– Зачем же, сын? Ведь дед твой, Рурик, уж собрал, – слабо воспротивилась княгиня, не узнавая сыновьей разумности. – Ты же вздумал покорять, что тебе давно покорно.

Вдруг очи Святослава стали грозными – тяжелый лик кровью налился и счернели очи.

– Мне надобно создать империю! Великую и прославленную в веках! Чтобы не я земле служил, а она бы мне. Единолично буду править. И потому мне следует вывести все княжеские роды.

– Неладное ты задумал, сын! – . устрашилась княгиня. – Опомнись! В Руси порядок установлен изначально: каждой земле свой князь. Изведешь князей, разрушишь все устройство – погибнет Русь!

– Ну и добро! – бездумно отрезал детина. – Я выстрою новый порядок и, безраздельно властвуя, создам иную Русь, в которой буду – каган! А эта пусть сгинет!

– Ужели власти тебе мало?

Святослав взвеселился и потряс кулаком.

– Мало! Мне след повелевать, а я всего лишь правлю! Смирю все земли – соберу великую рать. Подобной рати не бывало в мире! Пойду походом на Полудень, за три моря. А прежде покорю арапов и подчиню ромеев. Затем только отправлюсь на реку Ганга. Там будет середина земли моей. Что недоступно было великому Александру, царю Македонскому, я, Святослав, сын Рода, сотворю и прославлюсь в веках.

Позрев зеленый пламень и холодный свет в очах сына, княгиня обмерла. Студеная рука стиснула ее сердце: устами сына говорили две стихии – мудрость и безумство! Он болен был! Дурная лихорадка сотрясала стан и искажала лицо. Он не внимал слову, напрасно было взывать к его рассудку или потрафлять нраву, но княгиня, помня, что незримая Креслава за спиной все видит и слышит, задумала схитрить, обманом увести в Киев детину. А там уж с боярами держать совет…

– Добро, Великий князь, – сказала покорно. – Побив древлян, ты славы не сыщешь. Пойдем же восвояси. Я помогу тебе дружину великую собрать. И ты отправишься в поход на реку Ганга.

– Нет уж, матушка! – детина погрозил мечом в сторону Искоростеня. – Покуда не возьму дани – и шагу не ступлю. Мой рок – за что бы ни взялся, все привести к концу. Не отступлю на пядь. Что замыслил – исполню.

– Какую же дань ты просишь с древлян?

– Да малую, матушка! По три голубя от дыма и по три воробья.

– Ты хочешь учинить потеху и посмешить древлян? – надежда затеплилась в охолодневшем сердце. – Добро, сын мой…

– Я накажу древлян, – со злостью вымолвил детина. – А посмеяться мне любо над Свенальдом. Пусть изменник в последний раз получит дань со своих владений! Поди к городу, мать, попроси. А я велю изладить клетки. Птиц отдам Свенальду, а мне попроси отдать князя Мала!

Когда в одной душе сходятся две стихии – мудрость .и безумство, – голос разума не долетает до слуха, мертвеет душа, разорванная надвое. Потакая сыну, княгиня отправилась к городским воротам. Древляне же, завидев ее, испугались: коли княгиня у ворот – не миновать суда этой хитрой жены.

– Что ж вы сидите, неразумные? – Обратилась к ним княгиня. – Дайте дань и живите с миром. Не трону Искоростеня!

– Ты мстить пришла! – закричали древляне. – Ведомо нам: замыслила ты со своим волчонком все наше стадо извести!

– Я мстила вам довольно, а сейчас лишь дань возьму!

– Какую же возьмешь? И чем?

– А по три голубя от дыма и по три воробья! – ответствовала княгиня. – Но сыну моему выдайте своего князя Мала!

– Этих птиц у нас довольно, – согласились древляне. – Да нет князя Мала! Мы бы и рады выдать его. Столько бед натерпелись! Да с ратного поля не вернулся Мал. Среди живых его нет, и среди мертвых нет.

– Добро, птицей возьму, – согласилась княгиня – А князя отдадите в другой раз, коли отыщете.

– Но поклянись оружием! – потребовали горожане – Слово дай, что не причинишь нам зла!

Княгиня подняла над головой меч, удерживая его за лезвие.

– Клянусь, древляне! Не стану мстить. Слово мое твердо!

Древляне поверили ей и воспряли. Сойдя со стен, побежали к своим дворам, чтобы поймать птиц, ибо наивны были и простодушны. Видно было, как расставляли сети, лазили по застрехам руками, снимали птиц с гнезд и сыпали под решето зерно да за бечевку дергали, накрывая им таких же простодушных воробьев. Взирая на них, Святослав торжествовал:

– Вот будет мне забава! Вот уж Свенальд набьет мошну! Вот уж потешатся древляне, когда вся пернатая дань вернется ко дворам своим.

А потом потешаться стал над Свенальдом. Усадил его на высокий престол, чтобы древляне, принося дань, кланялись своему господину. Не узрев подвоха, спесивый наемник воссел на престол и стал ожидать, когда понесут ему дань. И когда понесли – за пазухой, в корзинах и решетах, да запустили в клетки – взор старого воеводы от гнева стал орлиным, а долгий нос в клюв скрючился.

Ему ведом был позор, но только от супостата, когда он был побежден и бежал с поля брани, спасая свою жизнь. Но русские князья, которым он служил, доселе не унижали и не позорили его ни словом, ни делом. Тут же его дважды обманула княгиня, забив в землю послов, пришедших сватать, а потом еще отправила искать сына Люта. А теперь и сын ее, князь-детина, отомстил позором!

Старый наемник не сошел со своего господского престола и вволю испил этого зловонного вина…

И все-таки просчитался детина! Смертельно опозорить возможно было лишь вольную душу. Только ее ранит унижение! А он, старый невольник, забывший путь на отчину, уж и не помнил, что сотворил в последний раз, сообразуясь с разумом и сердцем. Не стыд испытал Свенальд, не срам, а лишь обиду и гнев. Глядя на птиц в клетках, он мрачно шевелил бровями – насмешкой заплатил детина! А под стенами Искоростеня четверть дружины его пала… Но и обида – не беда, и четверть войска – не велика потеря. Тот, кто нанял его рассорить Русь, за все воздаст. Иное дело, малолетний князь уж больно хитромудр и мыслит не по-русски. Намедни лобызал, теперь посмеялся, а что измыслит час спустя? До него в Руси князья были честнее. Коль лобызали, то всерьез, а ежели смеялись – вволю. Этот же юный стервятник далеко видит и клюв имеет вострый, потому стремится не мертвечину клевать, а пищу с горячей кровью. Хоть и дерзка мать его орлица, но супротив сына – голубь непорочный…

Кто же научил его летать? Кто оперил младенца? Так мыслил воевода, по княжьей воле принимая дань-обиду. Когда ж сорной птицей забили все клетки, а ее все несли и несли, древляне вконец осмелели и кричали со стен:

– Свенальдушко! Не мало ли получил? Ежели нужда есть – еще возьми. Сего добра избыток.

И детина дразнил его, не ведая, какие мысли в голове воеводы.

Доволен ли, Свенальд? Добрую ли честь тебе оказали? Вижу, богато взял, на всю дружину. Не забудь с сыном своим поделиться! Он тоже верно служит Руси! И с витязями своими поделись. Нам с матерью полагается по доле, да прощаем, возьми все себе. За преданность жертва!

Свенальд разлепил каменные уста:

Не по заслугам мне ныне с древлян брать. Возьми себе сполна и матери дай.

А ты щедрый, воевода! – одобрил Святослав. Поклон тебе… Казна истощилась, упадок в государстве. Коль ты сказал слово – мы с матерью возьмем. Но как же ты прокормишься с дружиной? Или есть кому вас кормить?