помолчал, прислушиваясь к звукам далекого боя, затем решительно поднялся:
— Ну что ж, братцы, военный совет окончен. Пойдемте на позицию, я оглашу приказ на завтрашний день.
С рассветом из леса донесся стук сотен топоров. Ордынцы принялись расчищать проходы через лес для решительного штурма засеки. Стук этот, вначале отдаленный, все приближался, и около полудня на опушке леса стали мелькать пешие вражеские воины. Их становилось все больше и больше, вскоре они уже стояли плотной стеной, изготовившись к атаке. Взревела сигнальная труба, и шеренги, ощетинившись копьями и кривыми саблями, вышли из-под прикрытия деревьев и двинулись на засеку, охватывая ее широким полукругом. Тучи стрел со зловещим свистом взметнулись в воздух и посыпались на частокол, проникая, казалось, в любую щелочку, лишая защитников возможности вести ответный прицельный огонь. И все же лешие дали залп из мушкетов. Но не из-за частокола, как ожидали нападавшие, а с флангов, то есть с самой поляны, по которой противник не стрелял. Лешие лежали в ожидании врага, замаскировавшись за естественными укрытиями. Тюфяки за ночь были вытащены с засеки и тоже расставлены на флангах так, чтобы накрыть перекрестным огнем пространство перед рвом и валом.
Клубы дыма от мушкетного залпа на полминуты скрыли дружинников от наступавшего противника, не дали возможность вражеским стрелкам вовремя прицелиться. Лешие подожгли фитили на тюфяках и со всех ног кинулись за засеку, где их ждали оседланные кони.
— Все, уходим!
Разик пришпорил своего скакуна и первым помчался по лесной дороге, не опасаясь скорого преследования со стороны пеших ордынцев.
Тюфяки еще две минуты защищали позицию, на которой им суждено было принять свой последний бой, изрыгая смертоносную каменную картечь. После того как прозвучали последние выстрелы древних орудий, ордынцы, залегшие в траву, не сразу возобновили свое движение. Не все поднялись в атаку на опустевшую засеку, очень многие остались лежать навечно в русской земле.
В ярости изрубив дубовые колоды тюфяков, вырвав из земли частокол, срыв вал и засыпав ров, орда наконец беспрепятственно хлынула по большой дороге в сердце Руси. Героическое сопротивление малочисленных пограничных застав и отрядов местных ополченцев на Засечной черте задержало набег на трое-четверо суток. Эх, если бы поставить на эти заранее подготовленные позиции полнокровные полки! Скорее всего, враг вообще не двинулся бы дальше Оки. Какой урок для будущих поколений!
Однако через три с половиной века после Ивана Грозного, за самоуверенность и маниакальную подозрительность которого Русь расплачивалась страшной ценой, другой вождь народов повторит один в один все преступные ошибки весьма почитаемого им предшественника. Вновь будут расстреляны лучшие полководцы, предупреждавшие великого вождя об угрозе нашествия, вновь войска будут отведены от границы с приказом не поддаваться на провокации, поскольку вождь заключил с фюрером пакт о ненападении. И вновь, как сотни лет назад, на пути вражеских полчищ встанут и будут стоять насмерть пограничные заставы, имеющие лишь легкое стрелковое вооружение. На несколько суток ценой собственной жизни задержат советские пограничники дивизии вермахта, вооруженные до зубов, имеющие подавляющее численное превосходство. А если бы на границе, на заранее подготовленных позициях, были развернуты части регулярной армии с танками и артиллерией...
Да, история не терпит сослагательного наклонения. Однако прежде чем объявлять кого-то «великим полководцем» и «отцом народов», надо эту самую историю знать и помнить.
Стотысячная орда мчалась по русской земле к стольному граду. Казалось, ничто и никто не остановит степных хищников, жадных до чужого добра и крови. Но живы были купец Ерема и страж государевой границы Ванятка, покинувшие после неравного боя горящую разрушенную станицу. Да и другие пограничники и ополченцы группами и в одиночку пробирались лесами на север, туда, где с колоколен московских храмов уже звучал тревожный набат, собиравший Русь воедино.
Походной колонной по два, строго выдерживая равнение, в идеально подогнанной амуниции, плавной широкой рысью двигался к Москве первый десяток первой сотни дружины Лесного Стана. Бойцы крепко держались в седлах, хотя на многих белели свежие повязки, скрывавшие недавние раны. Их мушкеты и пистоли были вычищены до блеска после многодневных боев и вновь заряжены, сабли и ножи, затупленные о вражеские доспехи, — вновь наточены. Они не бежали от врага, они отходили на следующий рубеж.
Михась скакал головным. Какое это счастье — вновь оказаться в строю, среди своих, чувствовать собственную силу и ощущать поддержку соратников, готовых прикрыть тебя собственной грудью! А еще он верста за верстой приближался к городу, в котором его ждала Джоана.
Джоана... Нереально прекрасная, нереально далекая, почти несбыточная мечта. Но сейчас еще не настало время предаваться сладостным грезам. Его задача — боевое охранение. Он должен первым встретить возможную опасность, предупредить о ней скакавший следом отряд.
Обгоняя походную колонну отряда, Разик пришпорил коня и через минуту поравнялся с головным. Некоторое время друзья молча ехали бок о бок, затем Михась, оглянувшись через плечо и убедившись в том, что бойцы далеко, нарушил субординацию, первым заговорив с командиром:
— Скажи, брат, мы теперь будем двигаться без остановки до самой Москвы?
Его голос невольно дрогнул, в нем прозвучала робкая, почти детская надежда. Разик, естественно, понял, о чем именно хотел спросить друг. Полусотник и сам мечтал поскорее оказаться в столице, где в усадьбе боярина Ропши и его, как он надеялся в глубине души, ждала любимая девушка. Но Разик был командир в русской дружине, и на их землю напал враг.
— Нет, Михась, насколько мне известно, наши войска будут собираться под Серпуховом. Мы прибудем туда, сообщим сведения о неприятеле, о его численности, о наличии орудий и опытных пушкарей и присоединимся к войску, встанем в передовой дозор.
Михась коротко кивнул, на скаку протянул другу руку, крепко пожал ему ладонь.
— Через два часа привал. Увидишь подходящее место — давай сигнал.
— Слушаюсь, брат полусотник!
Разик осадил коня, поджидая отряд, а Михась продолжал мчаться вперед по лесной дороге, как и положено дружиннику Лесного Стана, на серо-зеленом берете которого нашита косая синяя полоска, означающая для знающего человека воинское звание головного.
