Из леса не спеша вышли на открытое пространство несколько человек с белыми повязками на рукавах. Наблюдатели и судьи подошли к дружинникам. Михась вскочил на ноги, Желток попытался сделать то же самое, но тут же, охнув, схватился за колено и упал на землю. Разик вполз наконец на вершинку взгорка и лежал неподвижно, молча взирая на судей. Один из подошедших, сотник из Южной тысячи, бывший, по-видимому, старшим судьей, медленно и торжественно поднял вверх белый флажок, означавший, что рубеж пройден.

Михась вскинул руки со сжатыми кулаками, судорожно и широко раскрыл рот, из которого рвался радостный крик: «Победа!» Но он издал лишь хриплый, нечленораздельный звук, опустил руки, уронил голову. Он только сейчас окончательно понял, что означает знакомое выражение из любимой им древней истории: Пиррова победа. Два его товарища, с которыми ему предстояло преодолеть еще почти сотню верст до конечной цели перехода, лежали на земле и, судя по всему, не были способны бежать дальше, бороться с естественными и искусственными препятствиями, чтобы уложиться в беспощадное контрольное время.

Наблюдатели осмотрели всех участников схватки. Особники уже начали приходить в себя, и дальнейшая их судьба, по-видимому, ни у кого не вызывала каких-либо опасений. А вот с двумя дружинниками дело обстояло гораздо хуже.

— У обоих вывихи и растяжения колена и голеностопа. Ноги необходимо взять в лубки. Самостоятельно двигаться дальше не могут, — суровым тоном заключил старший судья. — По-видимому, испытания для вас окончены.

— Нет!!!

Все трое выкрикнули это одновременно, с такой решимостью в голосе, что старший судья, пристально посмотрев им в лица, пожал плечами и произнес:

— Что ж, ваше право! Но лубки наложить немедля и ни под каким видом не снимать. Это приказ! Еще не хватало, чтобы вы в результате порыва героического, но бессмысленного калеками на всю жизнь остались. Да набери им льда, — обратился он к Михасю. — Там вон, под горушкой, под берегом ручья еще сохранился. Пусть к вывихнутым членам прикладывают… А дальше — как хотите. Хоть ползите, хоть по воздуху летите. Когда кончится предельное время, мы вас известим.

Он сделал знак своим товарищам, и наблюдатели исчезли с поляны, уводя с собой оклемавшихся особников.

Трое друзей остались одни в бесконечном безмолвном лесу.

Сперва, еще поддерживая по инерции темп только что состоявшейся схватки, они действовали быстро и не раздумывая. Михась проворно срубил несколько подходящих сучьев и, пока Разик с Желтком, помогая друг другу, полосками чистого полотна, служившими для перевязки ран и обязательно входившими в походный набор, прибинтовывали лубки, фиксируя поврежденные суставы, слетал за льдом. Затем он так же споро соорудил волокушу, уложил на нее друзей и, велев им отдохнуть и как следует заморозить суставы, потащил их прочь с проклятого взгорка.

Вниз по склону они двигались довольно легко и почти весело. А дальше начался затяжной подъем на следующую гривку. И тут-то они вспомнили и осознали, что впереди — сто верст и им никак не уложиться в предельное время.

Ее чудные белокурые волосы были по-прежнему распущены и ниспадали на плечи золотой волной. И хотя тумана над водой уже не было, а зеркальная гладь ослепительно блестела под лучами весеннего солнца, лицо и фигура девушки были как бы подернуты дымкой, и Михась, сколько ни напрягал зрение, никак не мог разглядеть ни одной характерной черты. Зато лодку он видел во всех деталях. Это был довольно старый рыбацкий челн, весь покрытый слоем смолы, с надломанными кое-где бортами. Мачта была опущена и лежала вдоль борта вместе со свернутым парусом. Форштевень, разрезавший сверкающую неподвижную поверхность озера, был выкрашен ярко-красной охрой, местами облупившейся. Лодка двигалась сама по себе. В руках девушки не было весел. Она протянула обе руки к Михасю, и он понял, что она ему улыбается, манит подойти поближе.

Михась открыл глаза. Пребывая, пусть и недолго, в полусне-полузабытьи, он отдохнул, его разум прояснился, мысли приобрели необходимую четкость. Михась вскочил на ноги, огляделся по сторонам. Они все-таки преодолели затяжной подъем и теперь находились на самой вершине гривки. Михась отцепил от портупеи линь, привязанный к волокуше, энергичными круговыми движениями размял плечи, несколько раз резко присел, затем принялся ловко и быстро карабкаться на высокую сосну. Достигнув вершины, он огляделся и, полностью удовлетворенный увиденным, так же проворно, почти как белка, спустился вниз, спрыгнул с последнего сука, находившегося в четырех саженях над землей, мягко спружинив, упал на бок, гася инерцию прыжка, перекатился по земле и оказался рядом с лежащими на волокуше друзьями.

— Что приуныли, бойцы? — весело обратился он к неподвижно лежащим с прихваченными в лубки ногами Разику и Желтку. — Никак сдаваться собрались?

— Не уложимся мы в предельное время, — ответствовал Желток, виновато глядя на друга. — Не дотащишь ты нас.

Разик промолчал.

— Смотрите сюда. — Михась провел ладонью по мху, очищая поверхность от старых сосновых иголок, шишек и прочего мусора. — Карту местности помните? Вот мы. — Он воткнул короткую веточку в мох. — А вот конечный пункт перехода. — Вторая веточка появилась в изрядном отдалении от первой. — Вот это — гряда, самый короткий путь. — Длинная веточка соединила два пункта. — А вот здесь, в трех верстах от гряды — Рысь-озеро (на мох лег кусок коры). В него впадает река, вытекающая из Кап-озера, северный берег которого не доходит до конечной точки перехода всего верст шесть. На Рысь-озере, верстах в пятнадцати от нас, рыбацкая избушка, при ней обязательно должна быть лодка. Вы сейчас сползаете с гряды прямо на берег, а я напрямки мчусь к избушке, подгоняю лодку. Сотню верст идем по Рысь-озеру, поднимаемся бечевой верст десять по реке в Кап-озеро, идем пятьдесят верст до северного берега, а там — последний шестиверстный бросок посуху до конечной точки. К тому времени вы уже, наверное, сможете скакать хотя бы на одной ноге. Прорвемся, братцы!

— Михась! — Желток, не найдя слов, чтобы выразить свои чувства, крепко обнял друга.

— А вдруг это не по правилам? — с трудом произнес молчавший до этого Разик.

— Какие уж тут правила, после такой подставы! Судья же сказал, хоть ползите, хоть по воздуху летите. По неписаным законам все, конечно, бегут пешком. Но формально задача поставлена так: достичь конечного пункта. Как — не сказано. Пойдем по воде, воспользуемся знанием карты местности. А зачем же нам теорию преподавали? По воде, кстати, крюк получается, лишняя сотня верст. Но выхода-то нет. По лесу не доползем. Хоть бы по воде успеть! Мы же не знаем, когда это самое предельное время заканчивается…

— Подожди, Михась, — прервал речь друга Желток. — Ведь нам еще несколько рубежей пройти надобно. На воде-то их для нас никто не готовил. Вдруг из-за непрохождения рубежа нам испытание не засчитают?

— А на это я тебе так отвечу: наше дело — в конечную точку прибыть. Их дело — нам помешать, засады да подставы на пути выставить. Так что это не наши трудности, ежели мы пару засад в обход проскочим!

— Михась, — все еще слабым голосом произнес Разик. — Ведь по Кап-реке тебе одному придется лодку вверх бечевой десяток верст тащить. Речка-то бурная, порожистая. Вытянешь ли?

— Нет у нас другого пути, брат. Придется вытянуть, — со вздохом произнес Михась. — Ну, да что тут говорить. Мы еще не в лодке, да и до реки по Рысь-озеру еще пройти надобно! Все, братцы! Ползите вниз, к берегу, ждите меня там.

Михась подхватил с волокуши пищаль, закинул ее за плечи и исчез за деревьями. Разик с Желтком, оставив волокушу, поползли один за другим вниз по пологому склону, между кустами, камнями и деревьями, цепляясь за землю уже израненными в кровь руками.

Михась достиг рыбацкой избушки за какой-нибудь час. Он мчался напрямую к увиденной им с сосны характерной излучине берега. Дверь избушки была подперта снаружи колом, под навесом висели старые сети, а на берегу, к несказанной радости Михася, обнаружилась лодка, наполовину вытащенная из воды. Это был довольно старый рыбацкий челн, весь покрытый слоем смолы, с надломанными кое-где бортами. Мачта была опущена и лежала вдоль борта вместе со свернутым парусом. Форштевень был выкрашен ярко-