какой-нибудь из многочисленных строек. Город, знаешь ли, обновляется, готовится к встрече трехсотлетнего юбилея…

— Очень остроумно, — холодно заметила Лола, — юмор у тебя стал какой-то специфический, черного цвета…

— Я не шучу, — спокойно сказал Маркиз, — я говорю совершенно серьезно.

— Тем более, — завелась Лола, — твои замечания очень кстати!

— Ты боишься… — грустно сказал Маркиз, — оттого и фубишь…

— А ты будто нет! — Лола почти кричала. — Попробуй убедить меня, что тебе нравится такая жизнь! Все время ждать пули из-за угла, шарахаться от каждой тени! Не иметь возможности даже появиться в собственном доме! Хорошо хоть Пу И я сумела вытащить! Неужели ты не скучаешь по своему ненаглядному коту?

— Ты рехнулась, — спокойно ответил Леня, — по-твоему, перед такой сложной и опасной операцией я должен думать о коте?

— Все расскажу Аскольду, — злорадно пообещала Лола, — пусть он знает, как ты на самом деле к нему относишься!

Маркиз резко остановил машину.

— Быстро выходи, здесь нельзя стоять!

— Куда это? — Лола сбавила тон.

— Доберешься до дома самостоятельно, левака возьмешь! Будешь сидеть у Зинаиды и носа не высовывать. Я сам тут разберусь!

— Нет уж, — Лола даже подпрыгнула на сиденье, — там я совсем с ума сойду с этими соседями!

— Тогда прекрати истерику, — строго сказал Леня, — веди себя тихо и слушайся старших. Сейчас забежишь вон в тот «Макдоналдс», возьмешь еды. Поедим прямо в машине, потом наведи красоту — поярче там. Парик редкий у тебя с собой?

— Опять рыжий, — надулась Лола, — мне этот цвет не идет, хочу быть блондинкой…

— Ты права, дорогая, — улыбнулся Маркиз, — если верить Мерлин Монро, джентльмены, конечно, предпочитают блондинок, но там, куда мы сейчас поедем, джентльменов днем с фонарем не сыщешь! Так что перестань капризничать и делай, что говорят.

Примерно через час Маркиз и Лола подъехали к захудалой рюмочной на Петроградской стороне. Около этою третьесортного заведения толклась та специфическая публика, которой никогда не касается веяние времени, — девятнадцатый ли век на дворе, двадцатый или двадцать первый, мрачные времена царизма, светлое царство исторического материализма или еще более светлая эпоха построения отечественного капитализма с человеческим лицом, — этих людей волнует только одно: где бы достать немного денег на опохмел?

Землистый цвет лица, мешки под глазами, трясущиеся руки — вот те признаки, по которым члены этого тайного общества безошибочно узнают друг друга в толпе, а всевозможные рюмочные, распивочные и пивные манят их на свой тусклый свет, как керосиновая лампа насекомых.

Так было во времена Достоевского, так было задолго до него. Все изменилось в стране, сама страна изменилась до неузнаваемости, но какой-нибудь дядя Паша или Гришка Сундук по-прежнему с раннего утра озабочен одной-единственной неотступной мыслью: где бы выпить?

Лола надела свой выдающийся рыжий парик, ту самую трикотажную ярко-красную кофту, в которой она сумела договориться с уборщицей учреждения, где работала криминальная девица, мазнула по губам немыслимой, тропической яркости, помадой, выбралась из машины и решительно направилась к скоплению страдальцев.

Леня послал свою подругу на переговоры из чисто психологических соображений: при столкновении с такой яркой женщиной слабая память алкашей не сохранит ничего, кроме ярко-рыжих волос, красной кофты и огненных губ незнакомки.

— Эй, дядя, — поманила Лола сутулого красноглазого мужичка совершенно неопределимого возраста, с жабьим одутловатым лицом, одетого в подростковые бесцветные брючки и застиранную безразмерную футболку с едва различимой надписью «Металлика».

— Эй, дядя, — повторила она чуть громче, — сто рублей хочешь?

Мужичок встрепенулся, сбросил тоскливое мучительное оцепенение и кинулся навстречу зову судьбы, провожаемый завистливыми взглядами товарищей по несчастью.

Лола свернула за угол и остановилась, поджидая своего измученного похмельным синдромом избранника — Что сделать-то надо, девонька? — торопливо осведомился он, боясь, что прекрасная незнакомка тут же исчезнет, растворившись в воздухе, как уже неоднократно случалось в его жизни с чертями, русалками и прочими порождениями больного сознания. — Что сделать-то? Ты мне только скажи, я все мигом спроворю!

Не сумлевайся Сто рублей, это ж, это ж какие деньги! Это ж сумма! Это ж сколько можно купить!

— Сможешь запомнить, что я тебе скажу? — спросила Лола, с сомнением вглядываясь в испещренные кроваво-красными прожилками тусклые глазки своего нового знакомого.

— Смогу, девонька, не сумлевайся! — Мужичок так и рвался в бой, мысленно пересчитывая ожидаемый гонорар в настойку овса и боярышника, средство для очистки стекол или другие столь же колоритные напитки. — Ты мне только скажи, чего запоминать, а я уж не подведу!

— Бильярдную на Большой Монетной знаешь?

— Как не знать, — мужичок гордо ударил себя в хилую грудь, — всю жизнь, почитай, на Петроградке!

— Пойдешь сейчас в эту бильярдную..

— Так не пустят же меня… — с сомнением проговорил страдалец, — там такие мордовороты у дверей стоят А у меня одежонка, сама ведь видишь, больно неказистая…

Лола хотела сказать, что неказиста у него не только одежонка, но пощадила самолюбие своего собеседника и уверенно заявила:

— Не бойся, пустят. Ты им вот что скажи, только уж смотри — ничего не перепутай!..

Через полчаса перед импозантным входом в бильярдную с громким, но несколько двусмысленным названием «Звездная пыль» появился замурзанный алкаш в подростковых брючках и футболке «Металлика».

Плечистый накачанный охранник отодвинулся от колонны, которую он подпирал с задумчивым видом, и с отвращением прошипел:

— А ну вали отсюда, мразь помойная!

После тебя тротуар хлоркой мыть придется!

— Ты, это, парень, погоди, не гони меня! — испуганно проговорил алкаш.

Несмотря на уверенность, которую внушила ему рыжая девица, он сильно оробел при виде роскошных дверей и мордатого охранника. — Ты, парень, обожди!

Я не просто так, дело у меня важное к Валерию Петровичу!

— К кому, — весело удивился охранник, — к Валерию Петровичу?

— — К Штопору, — уточнил алкаш.

— У тебя? К Штопору? — охранник сложился пополам от хохота. — Ой не могу, умираю!

— Чего тут у тебя? — выглянул из дверей бильярдной второй мордоворот, похожий с первым, как две долларовые бумажки. — Ты чего тут так веселишься?

— Да вот, — вытирая слезящиеся от смеха глаза, проговорил охранник, — вот этот вот.., плевок кошачий, говорит, что у него к Штопору важное дело! К Валерию Петровичу!

Второй орангутанг изумленно уставился на алкаша и, осознав сказанное, разразился таким же богатырским хохотом.

— Представляешь, что скажет Штопор, если мы к нему такое насекомое приведем?

— Вы, ребята, того, не ржите, — обиженно проговорил мужичок, — меня правда с разговором послали. Вы Штопору…