Пруденс приостановилась и улыбнулась Тоби Вэджу, который столкнулся с ней возле люка.

– И что насчет этого говорят твои предзнаменования? Тоби энергично закивал:

– Да-да, леди, а как же! Помните, какое вчера было солнышко – яркое да радостное. Словно кружочек масла в овсяной каше, верно?

– Да, пожалуй…

Пруденс наслаждалась прекрасным днем и своими надеждами. На сердце у нее стало светло. Если Господь смилостивится, то примерно через неделю они доберутся до спокойной гавани. Только бы ветер не подвел.

– Так вот, мой приятель – вы знаете, Гауки его кличут, – идет он, значит, мимо капитанской каюты – и вдруг слышит, что кэп свистит. Словно и не рад хорошей погоде. Не то что мы.

– И что же?

– Дьявол меня забери! Да ведь дурная это примета – свистеть на корабле! Все равно что плевать в лицо черту! Вишь ты, любому моряку это известно! И не успели мы глазом моргнуть, как налетел этот ветер. – Вэдж вздохнул. – Может, он и не нарочно… а все же это его проделки. В нашем кэпе сидит дьявол, прошу прощения, конечно.

Ну, с этим последним заявлением Пруденс охотно согласилась бы. А что касается погоды… Росс говорил, что они находятся в тропических широтах и здесь, неподалеку от Виргинии, часто бывают циклоны. Сентябрь в этих краях – самый опасный месяц, когда то и дело бушуют штормы. Но бессмысленно растолковывать это Вэджу, который давным-давно решил, что Хэкетт – причина всех бед, происходящих на корабле.

– Если и впрямь собирается шторм, – сказала Пруденс, – я, пожалуй, схожу в лазарет – поухаживаю за больными.

– Ладно, леди, как пожелаете. – Вэдж потеребил клок волос на лбу и вышел на палубу.

А Пруденс спустилась в лазарет. По пути она, как обычно, встретила множество матросов, которые занимались своей будничной работой. После ужасной сцены с Хэкеттом Пруденс делала все возможное, чтобы не ходить в одиночестве по темным закоулкам корабля. Когда Росс совершал свои обходы, она всегда сопровождала его и отыскивала для этого повод. Покидая лазарет, она придумывала какую-нибудь пустяковую причину и уговаривала Ричардса проводить ее до каюты.

Хэкетт делал вид, будто ничего не произошло. Он вел себя изысканно вежливо, но теперь и не пытался скрыть своих намерений. Его горящие похотью глаза то и дело задерживались на груди Пруденс.

Она так и не рассказала об этом случае Россу: уж слишком холодно он держался. А кроме того, Пруденс опасалась, как бы он не выкинул нечто безрассудное: ведь это может закончиться большими неприятностями. Оставалось только молить Бога о том, чтобы они добрались до берега раньше, чем ненависть Росса к капитану выплеснется в какой-нибудь опрометчивый поступок.

Когда Пруденс вошла в лазарет, резкий ветер и дождь уже врывались в иллюминаторы. Завываниям стихии вторили стоны раненых и больных. У Пруденс разрывалось сердце от этих погребальных звуков. Кивнув Ричардсу, она повязала свой фартук и двинулась вперед среди раскачивающихся гамаков.

Она поздоровалась со старым седым моряком с туго перевязанной головой. В черепе у него была трещина. Он лежал в лазарете уже неделю, все это время балансируя между жизнью и смертью. Но сегодня цвет лица у него стал значительно лучше, и Пруденс повеселела. Она умыла моряку лицо, пошутила насчет девушек, которых он будет обхаживать, когда они высадятся на берег. Потом занялась следующим больным.

Между тем шторм усиливался. В иллюминаторах вспыхивали зигзаги молний, то и дело озаряя лазарет причудливым светом. Гром гремел так, словно по палубам перекатывались пушечные ядра. Барабанил дождь. Волны поднимали корабль вертикально вверх и снова швыряли вниз. От сильной качки взад и вперед летали фонари, а полоскательные чашки скользили по полу.

Пруденс становилось все труднее держаться на ногах. Передвигаясь от одного матроса к другому, она цеплялась за гамаки, чтобы удержать равновесие. Это был самый сильный шторм за все время плавания, и работа шла с трудом. Больные не получили горячую мясную похлебку: в самом начале шторма коки погасили огонь в камбузе. Делать перевязки и давать лекарства было почти невозможно.

Вдруг совсем рядом с кораблем устрашающе сверкнула молния, и почти сразу послышался не менее сильный раскат грома, от которого судно вздрогнуло и подпрыгнуло на волнах. Ричардс, расплескавший ночной горшок, грубо выругался. Пруденс, которую отбросило к переборке, с трудом поднималась на ноги.

– Скоро наш корабль начнет скакать, как рыба, брошенная в кипяток. Ничего, конечно, с этим не поделаешь, миссис Мэннинг, – сказал Ричардс, с отвращением глядя на лужу, разлившуюся по полу. – Пока не пройдет шторм, надо держаться поближе к своей койке. – Отыскав свободный гамак, он подвесил его к балке. – Может, проводить вас в каюту?

Пруденс покачала головой: какой смысл понапрасну гонять Ричардса? Сейчас у тех, кто выстоял перед ударом шторма и может держаться на ногах, есть дела и поважнее. Она понаблюдала за Ричардсом, который, задрав ногу, впрыгнул в гамак, – иной возможности выполнить этот сложный маневр не было, – а потом осторожно двинулась к двери.

Спускаясь на нижнюю палубу, Пруденс судорожно цеплялась за скобы и поручни и наконец добралась до коридора, ведущего к каюте Росса. Она была совершенно вымотана своими отчаянными попытками устоять на ногах. Ей так хотелось поскорее оказаться в уютной, надежной кровати!

И вдруг она в ужасе отпрыгнула в сторону. В дверях, сгорбившись, стоял какой-то матрос и бормотал под нос нечто неразборчивое. С опаской приблизившись к нему, Пруденс разглядела в тусклом свете фонарей долговязую фигуру Гауки, приятеля Вэджа. Он вымок насквозь; длинные растрепанные волосы свисали на лицо слипшимися прядями.

– Что вы здесь делаете?

– Ох, мадам, я так испугался! Он ведь умрет, спаси Господь его душу!

«Кто, Росс? – тут же промелькнуло в сознании Пруденс. – Что же с ним случилось?» Она почувствовала, что ей не хватает воздуха.

– О ком вы? О докторе Мэннинге?

– Нет-нет, мадам! Я о Тоби.

– Он ранен?

– Еще хуже, мадам. А я тут один, и рассказать-то некому.

– Боже милостивый! Так что же стряслось?

– Мы были на палубе. Ну, я и другие канониры. Привязывали пушки перед штормом. А старина Тоби… тянул вместе с нами. Тут линь возьми и порвись, и орудие покатилось.

– Его раздавило? – вскрикнула Пруденс.

Гауки покачал головой. С его впалых щек стекали капли дождя.

– Нет, мадам. Я прыгнул к нему и бросил другой линь, ну, чтобы закрепить пушку. Но тут появляется капитан и как набросится на беднягу Тоби, точно наш боевой корабль на французский фрегат! И давай честить его: ты, мол, не матрос, а болван и растяпа, паршивый сукин сын… ну, и все такое. А потом показывает