Он очнулся в совершенно прозрачной комнате, границы которой были едва различимы. Только потолок матово затенял от зеленого солнца, а стен будто и совсем не было — вплоть до горизонта раскинулось во все стороны искусственно выращенное или специально подстриженное газонное поле. Ничто не нарушало его гармонической одноцветности — ни кустика, ни деревца до голубой кромки неба. Ничто не отвлекало внимания, не рассеивало, не перебивало мысль. В этом желтовато-зеленом вакууме хорошо думалось, воспринималось, ассоциировалось. Даже мебели не было, а лежали они с Капитаном просто на воздушной подушке метрах в трех-четырех друг от друга, в тех же костюмах, с тем же снаряжением, причем ни излучатели, ни гранаты не провисали, не оттягивали, лишь чуть-чуть прогибая пружинящую прозрачную пленку, подвешенную под ними неким невидимым гамаком. Библ нащупал ее — она действительно пружинила и прогибалась, как натянутая резина. Издали казалось, что Капитан просто повис в воздухе, безмолвный и недвижимый. Мертв? Библ прислушался. Ровное дыхание товарища успокоило: спит.

Библ сел в своем невидимом гамаке, и гамак тотчас же превратился в кресло — ощущались даже более жесткие ручки-подлокотники — ни дать ни взять творение искуснейшего художника-модельера земной мебельной фабрики, только невидимое или уж во всяком случае с трудом различимое. Да и пол обманул: газон только просматривался сквозь такую же прозрачную пленку, а она чуть-чуть прогибалась и отталкивала ногу. Вероятно, по этому полу и ходить было одно удовольствие, и Библ, вскочив, пружинящей, энергичной походкой подошел к Капитану.

— Чудеса, Кэп, — позвал он, тронув спящего за плечо, — просыпайтесь!

Капитан открыл глаза и мгновенно, как цирковой акробат, подпрыгнул и стал на ноги, готовый к защите. Ни Библа, ни комнаты он еще не разглядел — просто действовал привычный рефлекс космоисследователя.

— Библ? — почему-то удивился он. — Что случилось? Ах да! Нас же сбили.

И тут Библ сразу вспомнил все то, что ускользало от него в этом убаюкивающем зеленом мареве. Их последний прыжок к вездеходу. Падение Капитана. Меднокожие в синих плавках, окутанные жирным дымом гранаты. Он волочит Капитана к защитному полю вездехода. Укол. И — конец. Тьма.

— Очевидно, нас перенесли в эту колбочку из воздушной пленки. Если они людоеды, так для откорма. А может, просто для изучения, не знаю.

— Какую колбочку? — не понял Капитан.

— А вы оглянитесь получше.

Капитан оглядел неразличимые стены, зеленое море газона, пощупал ногой пружинящий пол, подошел к тому, что казалось стеной, ткнул в нее кулаком — кулак протиснулся на четверть метра, натянув тончайшую, как от мыльного пузыря, сливающуюся с воздухом пленку, и отскочил назад.

— Не пускает, — сказал Капитан. — А откуда же приток воздуха?

— Может, есть где-нибудь невидимое окошечко или вентилятор? — предположил Библ.

Капитан молча обошел предполагаемое пространство «колбы», всюду пробуя плотность стен, и всюду стена прогибалась и снова натягивалась.

— Крепко заперли, черти.

— Может, рванем излучателем? Кажется, подходящий случай.

— Едва ли. Лучше подождем. — Капитан еще раз оглядел их прозрачную клетку. — Действительно, колба. Интересно, на чем же мы спали? На этих воздушных подушечках?

Постели, ставшие уже креслами, по-прежнему едва просматривались. Отсутствие материальности, вещественности, а главное, цвета раздражало, и Библ не преминул заметить:

— Почему они игнорируют цвет? Если бы кресла, скажем, стали голубыми, а стены — розовыми, потолок побелел, а пол…

Фраза оборвалась. Библ буквально онемел от неожиданности. Стены мгновенно порозовели, висевшие в воздухе кресла словно выкрасили ультрамарином, а облачко, затенявшее потолок, стало молочно-белым. Только «недокрашенный» Библом пол оставался по-прежнему зеленой прозрачной пленкой.

— Н-да, — сказал Капитан.

Библ молча сел в голубое кресло без ножек, подпрыгнул на нем, промял, утонул.

— Неплохо. Любопытно, как это достигается?

— Просто это достигается. Проще простого. По щучьему веленью, по моему хотенью. — Капитан с таким же удобством уселся напротив. — Стола только не хватает.

И мгновенно возник стол. Стеклянно-матовый на вид, прямоугольный по форме, только без ножек, как и кресла.

Просто в воздухе между ними повисла доска.

— Ну, если мы попали в сказку, так и будем вести себя по-сказочному, — сказал Капитан. — Лично я выпил бы что-нибудь горячительное.

— И я.

На столе прямо из воздуха материализовались два странных бокала с вмятинами для пальцев, наполненные густой розоватой жидкостью. Библ попробовал: вкусно. Выпили. И сразу же мысль приобрела особенную ясность, движения — легкость, а зрение — остроту.

— Хорошо! — крякнул Капитан. — Может быть, еще что-нибудь пожелаем?

— Я бы пожелал увидеть волшебника.

Никто не появился.

— Может быть, в их лексиконе нет слова «волшебник»? — предположил Капитан. — Тогда скажем так: кого-нибудь из тех, кто поместил нас сюда и выполняет наши желания.

— Я здесь, — откликнулось у обоих в сознании.

Телепатический зов донесся с другой стороны, и, обернувшись, они увидели меднокожего гедонийца в синих плавках и рубашке из тончайшей шнуровки, если это нитяное сооружение можно было назвать рубашкой. Шнурки тесно прилегали к телу на расстоянии нескольких сантиметров один от другого и ничем не скреплялись. Чему они служили? Защите от жары и солнца? Но они не могли защищать ни от температурных колебаний, ни от солнечной радиации.

— Вы ошибаетесь: они создают тончайшую воздушную прослойку желаемой температуры. Сейчас она значительно ниже температуры воздуха.

— Но многие из вас ходят голыми, — проговорил Капитан.

— Только дети.

Говоривший или, точнее, передававший свои мысли гедониец был так же юн, высок, атлетически сложен и красив, как и его соплеменники в одних плавках. Лишь глаза его светились более глубокой и умной мыслью, да и губы, как показалось Библу, складывались в подобие улыбки.

— А сколько тебе лет? — спросил он.

— Три года.

Стараясь даже мысленно не выказать удивления, Библ задал еще вопрос:

— Когда же у вас становятся взрослыми?

— Я уже взрослый.

— Но у вас дети выглядят такими же.

— У нас все дети выглядят одинаково.

— Даже старики?

— У нас нет стариков.

— Не доживают до старости?

— У нас нет старости.

— Все умирают молодыми?

— Никто не умирает.

— Но мы же сами видели мертвых.

— Это не мертвые. Это подлежащие регенерации.

— Но регенерация — это же возрождение. Ты хочешь сказать, что вы победили смерть?

— Мы ничего не победили. Речь идет просто о переходе из одного состояния в другое.