нечего делать, кроме того, ей всегда хотелось хоть немного научиться классическим танцам. Отчего-то ей вдруг с огорчением вспомнился выпускной, когда в школьном дворе несколько ее одноклассников танцевали вальс, а она только стояла и смотрела, потому как танцевать вальс совершенно не умела. И когда одна из подруг за несколько дней до выпускного пыталась ее научить, ничего не вышло, — то ли подруга была плохим учителем, то ли Кира бестолковой ученицей…

В кустах справа что-то легко хрустнуло, и, вздрогнув, Кира прибавила шагу. Кошки, конечно же — ими здесь все кишит. Только…

На ходу она оглянулась, но ничего не увидела, кроме темноты и густого сплетения ветвей. Едва слышно посвистывал ветер, в отдалении постукивали чьи- то каблуки и шумел двигатель уезжающего «топика». Все было привычно, обыденно — кроме неожиданно возникшего неприятного ощущения тяжелого взгляда, упершегося ей в спину. Чувства опасности к этому не примешивалось. Кто-то просто смотрел на нее, наблюдал, как она идет по дорожке. Да вот только позади нее никого не было.

Она могла бы решить, что ей мерещится — мало ли что покажется в темноте вечером бедной одинокой девушке, если бы ощущение не было очень знакомым. Оно появлялось у нее вчера, когда она уже подходила к дороге. Оно появлялось у нее позавчера, когда Кира уже заходила в подъезд. Но если тогда это ощущение было секундным, призрачным, то сейчас оно тянулось, нарастало, густело. Кто-то смотрел на нее. Смотрел очень внимательно.

В кустах снова что-то хрустнуло. Нет, это не кошка. Какое-то существо намного тяжелее. Кира едва сдержалась, чтобы не припустить бегом, а продолжала идти с торопливым достоинством. Глупости все это! Возможно кто-то просто забрался в кусты по нужде и ждет, пока она уйдет. Вот будет ему потеха, если она…

В кустах позади что-то ворохнулось, потом раздался громкий хруст, словно кто-то большой уверенно проламывался сквозь ветки. Послышалось негромкое басовитое ворчание, что-то глухо стукнуло, кто-то испуганно ругнулся, снова раздался хруст и все стихло. Только в отдалении быстро-быстро затопали чьи-то бегущие ноги.

Кира, плюнув на собственное достоинство, как заяц метнулась к дороге, перемахнула ее в несколько прыжков и, только добежав до ларька, остановилась в освещенном полукруге, тяжело дыша и глядя назад, через дорогу, где чуть покачивали острыми вершинами кипарисы. По дороге в сторону моря неторопливо проехала машина, прокатив перед собой волну света, и Кира увидела пустую дорожку и темные неподвижные кусты, после чего привалилась к железной стенке, мысленно ругая себя последними словами. Это уже не мнительность. Это уже откровенная трусость, граничащая с помешательством. Какая-то дворняга спугнула мужичка, забравшегося в кусты справить естественные надобности или выпить, в конце концов, а она, Кира, пускается бежать так, словно за ней гонится стая демонов! Это уже ни в какие ворота не лезет!

— Кира? — раздался голос знакомой продавщицы из ларечного окошка. — Ты будешь что-то брать или я иду курить!

— Пожалуй, буду, — Кира повернулась, доставая кошелек. — Дай «Черниговского» белого.

Получив пиво, она отошла от ларька, еще раз оглянулась на парк и пошла к дому, думая о том, что на танцы следует пойти непременно, поскольку от однообразного времяпрепровождения у нее уже, похоже, начинает ехать крыша. Поставив себе этот неутешительный диагноз, Кира уже начала было спускаться по короткой дорожке в темный двор, как вдруг темнота перед ней неожиданно сгустилась и превратилась в темную человеческую фигуру, которая схватила ее за плечи и рывком дернула за трансформаторную будку. Бутылка выпала из ее пальцев и, не разбившись, укатилась в кусты. Киру больно стукнули о стену, отчего у нее вырвался короткий хакающий звук.

— Ты Ларионова?! — быстро спросил злой незнакомый мужской голос. — Отвечай, сука! Заорешь — прибью, на хрен! Ты Ларионова?!

Кира, не столько испуганная, сколько ошеломленная, слабо шевельнула губами.

— Нет.

— Что ты мне втираешь?! — ее снова стукнули о трансформаторную будку — на этот раз не так сильно. Сумочка свалилась у нее с плеча и теперь болталась на сгибе руки. — Я тебя много раз видел! Ты живешь в восьмой квартире! Мне сказали, что эта старая блядь Вера — твоя бабка! Это так?!

— Да, — просипела Кира. Мужчина привалился к ней, накрепко прижимая к стене, так что ей было трудно дышать. От него сильно пахло табаком, какой-то кошмарной туалетной водой и кислой капустой. Он был чуть повыше ее, широк в плечах и коротко пострижен. В темноте Кира не видела его лица, но по голосу нападавший был молод — не старше тридцати. — Что вам надо?! Пустите…

— Заткнись! — приказ сопровождался чувствительным тычком под ребра, и она охнула, глотая губами воздух. — Раз она твоя бабка, значит ты в курсах! Где мой брат!

— Что?!

— Я не знаю, что вы там у себя за фокусы устраиваете! Мне на это наплевать! Но если не скажешь, где он, я тебя сейчас прямо здесь, во все дыры!.. Где он?!

— Откуда я знаю?! — испуганно-зло прошипела Кира, пытаясь вырваться, но ее держали крепко и умело, так что она была лишена возможности пнуть человека в голень или в пах. — Я и вас не знаю!

— Его там не было! — Киру зло встряхнули. — Не было! И я больше никогда… Где он?!

— Да не знаю я!

— Тогда сейчас…

Она не заметила, откуда взялся другой человек — он появился совершенно бесшумно, словно просто соткался из ночного мрака, и вначале Кира даже не поняла, что произошло. Только что ее прижимали к стене, и вдруг — глухой удар, и в следующее мгновение державшие ее руки разжались, и мужчина, коротко вскрикнув от боли, дернулся назад и в сторону, зажимая ладонью правый бок. И лишь теперь Кира увидела, что чуть поодаль стоит человек — стоит спокойно и расслабленно, словно обыденный прохожий, остановившийся поглазеть на происходящее. Очертания его фигуры были очень знакомыми и еще более знакомой была трость, на которую он опирался и которая, очевидно, и явилась причиной того, что нападавший на Киру баюкал свой бок.

— Много по ночам погани всякой шастает, — доверительно сообщил Кире «майор». — Шла бы ты домой, девочка.

Нападавший, а теперь и пострадавший, нелепо дернулся туда-сюда, словно сломанная механическая игрушка, после чего, ругнувшись, метнулся к майору, стоявшему все с таким же безмятежным видом.

Вадим Иванович не стал дергаться, отскакивать в сторону — он просто лишь слегка отклонился, словно вежливый человек, дающий другому пройти. Его правая рука взлетела в воздух в почти неуловимом движении, трость темной тенью стремительно мелькнула на уровне горла противника, тут же исчезла и, словно по волшебству, появилась уже внизу, казалось, лишь слегка дотронувшись до его ног. Кира не слышала звуков ударов — был лишь легкий свист рассекаемого воздуха, но нападавший отчего-то полетел кувырком, воя от боли. Почти сразу же приподнялся, опираясь руками о землю, и, надрывно кашляя и сильно кренясь на правый бок, огромным крабом бросился в темноту и исчез. Кира глубоко вздохнула и привалилась к стене, стукнувшись об нее затылком и крепко прижимая сумочку к груди. Под ребрами стучала несильная, но назойливая боль, сердце громко бухало где-то в горле, перед глазами все плыло, и она с трудом различала высокую фигуру «майора», который в свете зажигалки деловито разглядывал свою трость.

— Не дай бог попортил! — хмуро пробормотал он. — Живая?

Кира, сообразив, что вопрос относится к ней, кивнула, потом хрипло сказала:

— Спасибо… Спасибо вам… Ах, как вы вовремя, майор!..

— Я не военный, — слегка недоуменно отозвался Вадим Иванович и оперся на трость. — Странные у вас, девушка, однако, знакомства.

— Шутить изволите? — Кира потерла ребра, потом принялась отряхивать юбку. Редкие прохожие-тени скользили мимо, не обращая на них внимания. — Я его не знаю! Какой-то ненормальный урод!

— Грабануть пытался? Или, — даже в темноте Кира почувствовала, как взгляд «Мак-Наббса» скользнул по ее ногам, — чего другое?

— Не знаю! — резко ответила она, чувствуя, как в ней поднимается раздражение. — Я вообще не поняла, чего он хотел. Может, какой-то маньяк.

— Ну, в какой-то мере его можно понять, учитывая длину вашей юбки, — с легкой насмешкой заметил Вадим Иванович. — Он вас ударил?

— Пустяки. Может, небольшой синяк и будет, — Кира повернулась, присела и начала шарить в темноте возле кустов.

— Что вы там делаете?

— Пиво уронила. По-моему, оно не разбилось… Да, вот оно, — Кира встала, крепко сжимая в пальцах горлышко бутылки. Вадим Иванович хмыкнул, и в этом звуке ей послышалось некое уважение, потом протянул руку.

— Открыть? Думаю, вы скажете «да».

— Вы правы, граф, — Кира сунула бутылку в протянутую руку.

— Не награждайте меня чужими титулами и званиями — не люблю этого, — бутылка едва слышно зашипела, после чего вернулась к Кире — уже без крышки. — Вам лучше пойти домой. Ваш брат уже вернулся — я видел его.

Кира вздрогнула, не донеся горлышко бутылки до рта.

— Стас? Господи, пожалуйста, ничего ему не рассказывайте, пожалуйста!

— Почему? — Вадим Иванович чуть отодвинулся, и только сейчас она заметила, что, несмотря на ночь, его глаза закрыты все теми же темными очками.

— Потому что я тут же окажусь под круглосуточной опекой, а я этого не хочу! — выпалила Кира, убедительно размахивая руками, и темные очки покосились на бутылку, которая, вылети она из пальцев Киры, угодила бы точнехонько «майору» в лоб.

— Даже несмотря на то, что вам только что чуть не открутили голову?

— Пожалуйста, не говорите…

— Почему, собственно, я вообще что-то должен говорить вашему брату, — перебил ее Вадим Иванович слегка сварливо. — А теперь идите домой.

— С такой физиономией?! — Кира снова взмахнула бутылкой. — Да ни за что! Стас сразу поймет, что что-то случилось. Мне надо посидеть, успокоиться… Может, вы со мной посидите? — она вопросительно взглянула туда, где в темноте вырисовывалось лицо Вадима Ивановича, и даже в этой темноте увидела, какое на нем появилось удивление.

— Я?

— Ну да. Мы, в конце концов, соседи по двору, хорошие знакомые по утренним прогулкам, пусть вы и не всегда бываете любезны… Что такого, если мы мило посидим на скамеечке? Вы мне что-нибудь расскажете… Мне кажется, что рядом с вами можно мило сидеть — вы хоть и частенько поглядываете на мои ноги, однако явно не из тех дяденек, которые сразу же начинают хватать девушку за половые признаки. К тому же… — Кира запнулась, осознав, что болтает черт знает что совершенно постороннему человеку, а Вадим Иванович, уловив смысл недосказанной фразы, фыркнул.

— К тому же, я уже старик, не так ли? Песок сыпется — и все такое…