Костя выбрался на ровное место.

Несколько минут оба лежали, тяжело дыша, не произнося ни слова, обессиленные физическим и душевным напряжением. В темноте Костя нашел руку Славы, стиснул ее:

— Если бы не ты…

— Ладно… Я сам испугался. — Слава толкнул товарища локтем. Неожиданно оба рассмеялись, довольные тем, что все обошлось и они опять вместе.

— Помни, Слава, — сказал, помолчав, уже другим, суровым голосом Костя. — Я тебе друг на всю жизнь.

— Ты всегда был мне друг… — Слава шумно задышал. — Я бы пропал без тебя.

Фонарик промок в воде и не зажигался. Ощупью мальчики повернули прочь от опасного места. Вскоре они обнаружили, что подземный ход имеет ответвление, которое они прежде не заметили. Это прибавило им силы.

Так они шли, усталые, продрогшие, натыкаясь в темноте друг на друга, на влажные стены, не зная, куда ведет новый ход и не заблудились ли они окончательно в этом подземном царстве. По опыт жизни, приобретенный ими, говорил, что, как бы ни плохо складывались обстоятельства, всегда в конце концов найдется выход.

Слабый луч вдруг проник в окружающий их беспросветный мрак, подобно лучу надежды. Узкий коридор начал расширяться, повышаться. Спустя несколько минут Костя и Слава стояли перед отверстием, заложенным камнями, между которыми пробивался солнечный свет.

Первым естественным желанием мальчиков было поскорее расшвырять камни, выбраться из темной сырой ямы, едва не ставшей для них могилой. Но та же мысль, которая не покидала их на всем длинном, опасном пути и не давала пасть духом, — мысль о товарищах, ожидающих их, — и сейчас напомнила об осторожности.

Костя приник к щели между камней. Камень был теплый. Нагретый солнцем чистый воздух приятно щекотал ухо. Посмотрев в щель и дав посмотреть Славе, Костя осторожно начал выталкивать небольшой квадратный камень-ракушечник. Сквозь отверстие, похожее на окошко, брызнуло горячее солнце и на минуту ослепило его.

Выход из подземелья находился среди солончаков, на покатом, спускающемся к морю склоне. Море синело слева, а справа… справа, совсем неподалеку, поднимался по склону какой-то человек. Костя еще не успел разглядеть его, когда неожиданно человек упал на землю, вытянулся и стал почти неразличим в своих ржаво-серых лохмотьях среди таких же ржаво-серых солончаков. Что с ним случилось?

Костя хотел вытолкнуть еще один камень, выбраться наружу и узнать, в чем дело. В эту минуту он услышал отдаленный, приближающийся звук мотора. Он скосил глаза в сторону моря и увидел моторку.

Она быстро шла к берегу. Уже можно было разглядеть людей. Они были в незнакомой Косте форме и в фуражках с высокой тульей. «Гестаповцы! Так вот от кого притаился человек в лохмотьях! Может быть, он партизан?»

Костя перевел взгляд в его сторону и с трудом отыскал его. Он походил на бугор земли, на кочку, только не на человека. «Умеет маскироваться! А они? Ведь и их могут заметить!»

Прежде всего нужно заложить вход в подземелье. Увы, камень откатился слишком далеко. Костя пошарил вокруг себя, но ничего не нашел и хотел было заткнуть отверстие рубашкой. Слава оказался догадливее. Он передвинул соседние с отверстием камни — один чуть влево, второй вправо. Вместо одного большого отверстия получилось три узкие щели, вряд ли заметные снаружи.

Прильнув к этим щелям, мальчики следили за моторкой. Она шла теперь вдоль берега. Люди в высоких фуражках смотрели в сторону солончакового склона. Может быть, они что-нибудь заметили? Или обнаружили лодку, оставленную на якоре под Каменной косой? Нет, тогда бы они взяли ее на буксир…

Снова товарищи видели врагов, с которыми поклялись бороться. Но что они могли сделать? Благоразумнее всего было, конечно, скрыться в глубине подземелья. Но благоразумие и осторожность заглушались сейчас другими чувствами. Кто этот человек в лохмотьях? Возможно, он вовсе не партизан, а напротив — лазутчик, шпион, вроде Полищука, и пытается, как тот, «поудить» здесь «рыбку», а гестаповцы ждут от него донесения? Раз их, Костю и Славу, послали в разведку, они обязаны выяснить, в чем здесь дело.

И мальчики продолжали наблюдать.

Моторка прошла вдоль берега раз, другой и начала удаляться. Вскоре она исчезла. Исчез и человек в лохмотьях. Сколько мальчики ни вглядывались, они не могли найти его. Опять море было пустынно, безлюдный лежал берег. Блестела под солнцем грязно-белая соль солончаков, и ни один звук не нарушал этой как бы притаившейся тишины.

— Ловко! — сказал Костя.

— Что ловко-то? — обернулся к нему Слава, красный, потный, не то от жары, не то от волнения. — А если они все-таки найдут нашу лодку?

— Думаешь?

Слава не ответил и принялся расчищать выход из каменоломни. Вдвоем они живо расшвыряли камни и вылезли наружу, щурясь на солнце и вдыхая всей грудью крепкий морской воздух.

Вдруг чья-то рука схватила Костю за плечо. Перед ним стоял человек в лохмотьях.

Несколько мгновений он смотрел на ребят, потом толкнул их в отверстие подземного хода, влез вслед за ними и снял шапку. Костя и Слава увидели знакомое оливково-смуглое лицо с желтыми ястребиными глазами. Черная бородка курчавилась теперь на его щеках и подбородке, из-за чего мальчики не сразу узнали его.

Семенцов внимательно выслушал рассказ о событиях на хуторе, случившихся в его отсутствие, поминутно вытирая шапкой пот с округлого лба и жилистой шеи. Видно было, что ему невтерпеж в этих ватных лохмотьях.

— Ага… ловко! — приговаривал он, трогая пальцами бородку, к которой, должно быть, еще не привык, и зорко посматривал в сторону моря. Может, он опасался, что моторка вернется?

Узнав, что мальчики посланы сюда на розыски партизан, Семенцов усмехнулся. Выражение его лица смягчилось.

— Стало быть, вас к нам? Ай, орлы! — Он подергал Костю за рыжий чубчик. — И не заплутались?

Костя усиленно затряс головой.

— Ой, врешь, — засмеялся Семенцов. — По глазам вижу. Э-э… да ты никак искупался! — пощупал он еще не просохшие штаны Кости и покрутил головой. — Аховые ребята! Разве ж так можно?

— На войне все можно! — возразил Слава.

Семенцов, прищурясь, посмотрел на него:

— Война, парень, не на один день. Этак тебя и на неделю не хватит.

— Меня хватит! — сказал Слава.

— Да ну? Вон ты какой храбрый стал! — Семенцов нахлобучил на голову шапку. — Пошли, орлы! — И опять посмотрел, но не на море, а на солончаки. Его лицо приняло сухое и сумрачное выражение. Кого он ждал?

— А где партизаны? — задал Костя вопрос, давно просившийся ему на язык.

— Соскучился?

Тон, каким спросил Семенцов, задел Костю. Уж не считает ли он его по-прежнему мальчишкой?

— Скучать нам некогда, — сердито ответил Костя. — Я о деле говорю. — И он коротко рассказал о поимке Полищука.

На этот раз Семенцов слушал особенно, даже удивительно внимательно и дважды переспросил:

— Так Познахирко узнал его? И возле комендатуры видел? Занятно…

Что было Семенцову «занятно», он не объяснил и повел ребят в подземелье. Путь, которым он шел, был настолько запутанным, что сами они никогда бы не добрались до цели.