услышавшая новость о ребенке собственного мужа от его второй жены, может исчезнуть. Именно так и случилось. Мамы не было. С минуту мы не могли понять, куда она пропала. Мне пришлось выйти в холодную вечернюю тьму, чтобы привести ее в дом. Ее била дрожь. Несколько раз она произнесла — не громко, а очень тихим шепотом: «Нет, пожалуйста, нет!» Я отвел ее в ее спальню, к очагу, снял с нее туфли, и к этому времени мама вообще перестала говорить. Я уложил ее под одеяла и сказал: «Полежи тихонько». Это очень тяжелое чувство, когда мальчишке приходится укладывать в постель свою мать, словно она ребенок.
К счастью, потребность Элизабет в том, чтобы документировать события своей жизни, не иссякла с написанием «Свидетельства Веры». В книге «Девятнадцатая жена» Энн Элиза рассказывает, как ее мать писала дневник их путешествия во время Исхода. Многие Святые, особенно женщины, вели подробные записи о том, как проходило их путешествие. Эти документы были впоследствии архивированы Церковью. Именно они явились главным источником для нашего понимания всей тяжести пути из Нову к Зимним Квартирам, а затем, уже окончательно, из Зимних Квартир в Зайон. Чтобы изложить рассказ Элизабет об этом трансформационном периоде ее жизни, я основывалась на записях в ее первопоселенческом дневнике за май — сентябрь 1848 года.
Уэббы отправились в Зайон 4 мая 1848 года; с ними вместе в путь вышли 1229 Святых. Колонна из 397 фургонов, направлявшихся на запад, везла с собой разнообразнейший скарб, какой только можно себе представить: печки, секретеры, качалки, фермерские орудия, фортепиано. Среди домашней скотины, привязанной к задкам фургонов, были коровы и козы, лошади, мулы и пятнистые свиньи. Элизабет отмечает в своем дневнике и звуки, издаваемые другими животными: «…лаяли собаки, мяукали кошки, из ульев доносилось жужжание тысяч пчел, а в клетке металась коричневая белка».
Уэббы вместе со своими спутниками шли по следам Святых, совершивших этот переход годом раньше, по Орегонской Тропе. Бригам создал оригинальную систему придорожных почтовых ящиков у каждой десятимильной вехи — в большинстве своем это были выбеленные солнцем черепа американской ветвисторогой антилопы или бизона — и оставлял там сведения о дальнейшем пути, о переправах, об условиях и тому подобном. Предпринятое в 1847 году путешествие для Бригама и его Святых было полным опасностей и неожиданностей. В 1848-м этот переход, хотя и весьма трудный, больше не хранил в себе неразгаданных тайн. Энн Элизе в это время было уже почти четыре года. Некоторые из ее ранних воспоминаний, как она говорит нам в своей книге, относятся именно к этому путешествию. Для нее переход оказался периодом величайшего приключения и радости. Когда фургоны катились по травам прерии, она вприпрыжку бежала рядом, собирая цветы — возможно, одуванчики, флоксы и маки — и распевая церковные гимны. Звук более тысячи голосов Святых, поющих «Дух Божий как огонь в сердцах пылает!»,[60] должно быть, укреплял их дух в долгие и трудные дни перехода.
Путевая рутина была почти всегда одинакова. Каждый день в течение четырех с половиной месяцев Святые поднимались в пять, съедали горячий завтрак при свете зари и, не останавливаясь, шли вперед до сумерек. Отдыхали они только по субботам — в Шаббат. В своем Дневнике Исхода Элизабет описывает, как они заканчивали день, «устанавливали в круг фургоны, разжигали костер для приготовления ужина, поили животных. К тому времени как со всеми делами было покончено, дети накормлены и уложены, синее вечернее небо становилось черным и освещалось звездами. Часто я не засыпала, чтобы подольше смотреть, как играет свет луны на шкурах спящих волов, на их влажных носах, на белом лобике Энн Элизы, которая всегда спала, как ангелочек, и в солнечную погоду, и в грозу».
Атмосфера их полного радостных надежд путешествия резко изменилась, когда — в начале июня — Лидия родила ребенка. Девочка — ее назовут Дайанта — родилась с осложнениями. Во время путешествия Элизабет уже пришлось видеть в их группе смерть троих новорожденных, за двумя из них в могилы среди прерий последовали и их матери. Что случилось у Лидии и ее ребенка, нам никогда не узнать. Но то, что положение было весьма серьезным, совершенно ясно.[61]
Элизабет сразу же осознала, что жизнь обоих — и матери, и младенца — под угрозой. «Лидия лежала на матрасах в спальной части фургона, не в силах открыть глаза, — пишет она в дневнике. — Когда я окликнула ее по имени, она не отозвалась. Новорожденная Дайанта выглядела еще более безжизненной, чем роженица. Крохотная и недвижимая, лежала она подле своей матери. Я не знала, что делать».
В те времена у Святых принято было перед лицом болезни прибегать к молитве и целительной силе священнослужителей.
Элизабет описывает Старейшину (я не смогла определить, кто это был), сидевшего с Лидией в спальной части фургона. «Он пришел ночью, когда мы остановились у речушки. Это был старик, столь изможденный трудной дорогой, что я не была уверена, увидит ли он Сион, о котором мы пели. Меня беспокоили мысли о том, на что этот старый человек способен».
Старейшина собрал в фургоне вокруг Лидии всю семью. Он возложил руки ей на голову и стал молиться о ее выздоровлении. То же самое он проделал с ребенком. «Если будет на то Господня воля, Он их убережет. А теперь вы должны молиться», — сказал он Уэббам. «А что, если им не станет лучше?» — «Значит, у Господа есть причина оставить ваши мольбы без ответа».
Эти слова поразили Элизабет в самое сердце. Со времени свадьбы прошло уже более двух лет: за это время она не один раз желала, чтобы Лидия исчезла из ее дома. Она признается, что молила Господа убрать ее прочь. «Множество раз, оставаясь по ночам в одиночестве, я не могла не слышать, что мой муж посещает мою соперницу, как больше уже не посещает меня. Сколько же раз просила я Господа положить конец такому унижению! — признается она в своем дневнике. — Однако вновь и вновь я оказывалась в одиночестве».
Прежде чем уйти, Старейшина сказал Элизабет: «Заботься об этой девочке и ее ребенке. Не позволяй им страдать. Сделай все, что можешь».
Заколебалась ли Элизабет? Пришла ли ей в голову мысль: «Вот мой шанс освободиться от соперничества и вернуть себе мужа»? Этого мы не знаем. Если и так, эгоистический порыв сразу же прошел. На целых две недели Элизабет посвятила себя Лидии и Дайанте, добиваясь их выздоровления, не отходя от их постели. Во время каждодневного перехода через летние равнины Элизабет накладывала компрессы, поила Лидию с ложечки и кормила с ложечки овсянкой. «Более всего, — пишет она, — я молилась». Следующий отрывок из ее дневника представляет собой выдающееся высказывание о ее вере. Он дает нам существенную возможность понять изнутри, как многие из первых женщин-членов СПД смогли принять многоженство, примириться с ним — как практически, так и духовно.
Я наконец поняла, какое испытание ставит передо мною Господь. Прежде я позволяла себе ненавидеть свою сестру-жену.
Я жалела ей малейший вдох воздуха, потребный для дыхания. Жалела каждый кусочек, взятый ею с тарелки. Меня отвращала вмятина на подушке, оставленная ею, когда она поднималась с кресла. Отвращал волосок, оставшийся на расческе. Отвращал звук ее голоса, когда она здоровалась со мной. Мне были противны ее губы на лобиках моих детей. По сути, мне были противны все те качества, которые делали ее таким же, как я, Божьим созданием. Моя черная ненависть перетекла и на ее не рожденного еще ребенка. Воистину я поняла наконец, какое испытание поставил передо мною Господь наш Иисус Христос. «Люблю ли я? — вопросил Он. — Или я ненавижу?» Он услышал вопли моего жестокого сердца, и Он возымел ко мне жалость. Если бы Он ответил на мои молитвы, и убрал Лидию из нашей семьи, и уничтожил ее ребенка, Он не возлюбил бы меня по-настоящему. Нет! Он возлюбил меня через испытание. Когда, все эти долгие годы тому назад, я впервые встретила Брата Джозефа, он сказал мне и другим: «Давайте изливать любовь на все человечество… проявлять нашу доброту, ибо любовь порождает любовь». Я ожидаю наступление моего Судного дня с сердцем, разрывающимся от любви. Однако потом я забыла обо всем, во что верила. Стоя на коленях у постели Лидии в спальной части фургона, я почувствовала, как возвращается ко мне моя вера. Любовь, явленная мне Святыми, вернулась. Когда это произошло, Лидия поднялась, малышка заплакала и их здоровье стало восстанавливаться. Их выздоровление совпало с восстановлением моей веры. Я никогда не смогу этого забыть! Смысл этого совершенно ясен и навсегда таким и останется.
К сентябрю 1848 года Уэббы со спутниками добрались до прохладного каньона меж красных
