— Прошу тебя, не уезжай, пока я не выйду отсюда.
— Это может потребовать много времени. — Я собрал в один ком всю свою храбрость. — Это вообще может не случиться. Никогда.
Мама долго не произносила ни слова. Наконец:
— Он думает, меня приговорят к смерти, верно?
Потрясающая штука — она выглядела успокоившейся и уверенной, взгляд был ясный и острый.
— Да.
— И ты решил все бросить?
— Это не так.
— Думаю, ты прав. Ты ведь ничем мне не обязан.
— Мам, просто я не думаю, что смогу хоть чем-то помочь тебе.
— Вероятно, тебе следует уехать.
— Мам, если есть что-то, что я могу сделать, скажи.
— Прошу тебя, уезжай.
— Может, есть что-то еще, что я могу?..
Она повесила трубку. Офицер Кейн помогла ей подняться с табурета. Она разок взглянула на меня… Офицер Кейн то есть. Лицо ее говорило: «Она же твоя мать». Они ушли, и я остался наедине с собой.
— Смотрите-ка, кто вернулся! — Морин сидела за своим столом, печатала. — Мы вас не ожидали раньше завтрашнего дня.
— Мне необходимо увидеться с мистером Хебером.
— Боюсь, он сегодня загружен до предела.
А я ждать не собирался. Мы с Электрой прошагали по коридору прямо в кабинет мистера Хебера. Он говорил по телефону, обсуждая какой-то юридический документ.
— Уф, Джим, мне придется тебе перезвонить.
— Простите, мистер Хебер, — произнесла Морин. — Я пыталась его остановить.
— Мне нужно с вами увидеться.
— Это очевидно. Только сначала успокойтесь.
— Я спокоен, но это не может ждать.
— Ну ладно, ладно. Морин, ведите записи.
Я снял с Электры поводок, и после долгих уговоров она все же улеглась на пол.
— Я знаю, вам покажется, что я псих и несу околесицу, — сказал я, — только она этого не делала.
Произнесенное вслух, это утверждение показалось мне еще более верным.
— Скажите мне, почему вы так думаете?
— Концы с концами не сходятся.
— Что вы имеете в виду?
— Да она же по-прежнему верит во всю эту ерунду. В Пророка, в Церковь, в спасение через многоженство, во всю ихнюю муру. Она же хочет туда вернуться!
Мистер Хебер снял очки и потер глаза:
— Разве не может быть, что она говорит, что верит во все это, хотя на самом деле это не так?
— Нет, абсолютно невозможно. Это дало бы ей повод оправдаться. Она не убивала отца.
— Я все еще не могу вас понять.
— У нее не было причин его убивать. Это и есть самое запсихованное во всей ее истории. Ей на самом деле нравилось так жить.
— Ну ладно. Давайте вернемся к основным показаниям, приведшим к ее аресту. На экране компьютера имеется чат, где ваш отец сообщает, что ваша мать только что вошла в комнату, а это случилось как раз перед тем, как он был застрелен. У нас имеется свидетель-очевидец, утверждающий, что ваша мама поднялась из подвала примерно в момент смерти вашего отца. И мы получили отпечатки вашей матери на орудии убийства. В данный момент у меня нет объяснений ничему из всего сказанного.
— Так давайте найдем их!
— Я стараюсь.
— Так старайтесь посильней!
— Мне нужно, чтобы вы посмотрели на все с моей точки зрения. То, как сейчас обстоят дела, не потребует от прокурора слишком богатого воображения, чтобы привести десяток гипотетических причин, по которым ваша мама могла захотеть убить вашего отца.
— Гипотетическое тут не имеет никакого значения. Она его не убивала.
— Мы очень далеки от того, чтобы доказать это.
Помните всю эту бодягу насчет того, что мы с ним в одной команде? Вдруг мне подумалось, что это вовсе не так. Мне пришлось задать себе вопрос: а с чего вдруг этот мормонский адвокат взялся мою мать защищать? Его религия и моя экс-религия вот уже сто с лишним лет как не идет в счет.
— Почему вы помогаете моей матери? — спросил я. — Зачем взяли это дело?
— Я беру много бесплатных дел.
— Но зачем — мамино?
— Джордан, вы не хотите рассказать мне, что происходит? Вы были у меня вчера, и мы находились практически в одной лодке. Сегодня вы во всем сомневаетесь. В чем дело? Что-то случилось?
— Я ездил в Месадейл — вот что случилось. Когда туда попадаешь и видишь, как там все, на хрен, перекручено, понимаешь, что на самом деле все совсем не так, как кажется.
— Джордан, возьмите себя в руки, я все понимаю.
— Нет, вы не понимаете.
Мистер Хебер резким движением открыл бутылку воды.
— Послушайте, я не виню вас за то, что вы вышли из себя. Я понимаю — вам хочется, чтобы что-то делалось немедленно, сейчас же, но для вашей мамы это будет не самый лучший метод действий.
— А что будет лучше?
— Мне не больше, чем вам, нравится то, что происходит там, в пустыне. Этот тип, этот лже-Пророк погубил множество жизней, к тому же он походя извратил мою религию. И это продолжается уже слишком долгое время. Джордан, ситуация меняется. Почти каждую неделю поступает очередной звонок в ФБР, или в министерство юстиции, или в прессу о том, что там происходит. Нужно доиграть эту игру до конца. Я не хочу, чтобы судили вашу маму, Джордан. Я хочу, чтобы судили Пророка и его Церковь. Поэтому нам нужно немного подождать, хорошо?
— Сколько — немного?
— Я бы хотел задержать процесс на несколько месяцев, может быть, на год.
— На год?
— Я понимаю, это кажется очень долгим сроком, но на самом деле это не так. Происходит очень много такого, о чем ни вы, ни я просто не знаем. Соперничающие фракции, люди бегут, другие бросают вызов авторитету Пророка… В данный момент Пророка прессуют как снаружи, так и изнутри. Дело вашей матери пройдет гораздо глаже, если оно окажется частью этой более значительной истории.
— Не знаю, с кем вы обо всем этом разговариваете, но, простите, я только что побывал в Месадейле: там ничего не изменилось. Никогда не менялось и никогда не изменится. До этого Пророка был его отец, а до него — его дядя. Один мошенник сменяет другого вот уже более ста лет, начиная с тысяча восемьсот девяностого года и гребаного Аарона Уэбба.
Я поднялся на ноги, дернул Электру за поводок, и мы ушли. Морин пошла за нами по коридору, быстро ступая в босоножках на высоком каблуке.
— Как найти другого адвоката? — спросил я.
— Ваша мама должна подать просьбу об этом.
— Прекрасно. Я ей скажу.
— Кончится тем, что он будет гораздо хуже.
— Почему он не хочет ее спасти?
— Он хочет ее спасти.