— Дэниел, — он кивнул на сына, — тоже самую простую шпагу выбрал, ну да ему семнадцать, в его возрасте вообще не пристало оружием щеголять.
— Кстати, о шпагах, — Марфа повернулась к сыну. — А кузен Ник когда приходил, какая у него шпага была?
— Ты же у меня спрашивала, — удивился Питер, отрезая себе огромный кусок паштета.
«Точно, как отец его, — смешливо подумала Марфа, — Петя тоже любил поесть, и еще как».
— Я к тому, что, может, ты запомнил — у него обыкновенный эфес на шпаге был, или с украшениями? — терпеливо продолжила Марфа.
— Я не ювелир, и не оружейник, — удивился Питер, — с чего бы мне на его шпагу смотреть. Камзол у него был не в Англии сшит, это точно. Покрой континентальный, но не итальянский, — юноша задумался, — не знаю, простой очень, но изящный. Может быть, из Нижних Земель. Ткань точно оттуда, я эту шерсть из Брюгге издали узнаю.
— А в Новый Свет ее возят? Ну, шерсть эту? — заинтересовалась Марфа.
— Разумеется, — Питер взглянул на полупустую тарелку и попросил Дэниела, что сидел рядом: — Ветчины мне передай, пожалуйста.
— Эту шерсть куда только не возят, матушка, — улыбнулся Питер. — Я ей сам торгую, она дорогая, но очень хорошего качества, ноская.
— Ну ладно, — вздохнула Марфа и шепнула Виллему: «Лодка-то готова?»
— А как же, — неслышно ответил адмирал. «С пологом, коврами, жаровня там разожжена — все же вечер, ну и вино, конечно. И в доме все есть — как ты и просила, чтобы девочке к очагу завтра не вставать.
— А ты когда женишься? — вдруг спросил Дэниел у Питера.
— Через два года, — спокойно ответил тот, расправляясь с ветчиной. «Я уже и кольцо купил, сейчас покажу»
— А через два года почему нельзя было купить? — удивился племянник.
— Через два года, может, такой скидки не будет, — спокойно ответил Питер. «Тут ведь как — камни, они после коронации в цене падают, придворные уже себе заказали все, что хотели, рынок стоит.
— Ну, женятся люди, конечно, вон, как Николас, — он показал на юношу, что сидел с Мартой во главе стола, — но все равно, золото сейчас подешевело. Тем более, Николас у того ювелира свои слитки продавал, и Марте кольцо там же брал, так что если все посчитать — даже через два года я выгодней не куплю. Ну, если только ты там, в Новом Свете на сокровища Эльдорадо не наткнешься, — Питер рассмеялся и достал из кармана маленький, бархатный мешочек.
— Да уж не думаю, — Дэниел посмотрел на смуглую, изящную ладонь дяди, и, после долгого молчания, спросил: «Это, какого же он размера?».
Питер наклонил голову: «Алмаз с кофейное зерно, маленький. А вокруг — он указал на коричневато- золотистые камни, — это топазы, индийские. Ну, это так — он улыбнулся, — после того, как у нас сын родится, я ей, конечно что-то побольше подарю».
— А если она тебе откажет? — поинтересовался Дэниел.
Питер поперхнулся, и, отпив вина, рассмеявшись, сказал: «Мне, дорогой племянник, не отказывают».
Лодочник, что высадил молодую пару на дептфордской пристани, поднял голову и присвистнул: «Тридцать лет людей по Темзе вожу, а чтобы на ней столько птиц было, — не видел!»
Огромная стая застилала собой закатное небо, и Марта, обернувшись, рассмеявшись, поднялась на цыпочки, шепнула мужу: «Они мешать не будут, они радуются просто».
Муж поднес ее руку к губам и весело сказал: «Да пусть летают, конечно, мне их еще лет пятьдесят видеть, а то и больше, думаю».
Марта рассмеялась и, завидев уютный домик в конце улицы, заявила: «Вот, это наш!»
— Откуда ты знаешь? — удивился Николас.
— Так розы же, — указала жена на два пышных куста, у калитки.
— Не было их тут, — недоверчиво пробормотал юноша, — да и октябрь на дворе, они отцвели давно.
— Ну это у кого как, — лукаво ответила девушка. Николас взглянул на ее легкую улыбку, и внезапно, — Марта ахнула, — поднял ее на руки.
— Чтобы все было, как положено, — сказал он, целуя жену, перенося ее через порог.
Дверь захлопнулась.
Из стаи птиц, что кружила над Дептфордом, над верфями, над медленной, широкой Темзой, вырвался мощный, красивый сокол, и, опустился на крышу дома. Белая чайка села рядом с ним, и птицы, сложив крылья, застыли, — глядя на играющую бронзой воду реки неподалеку.
Высокая, стройная девушка в простом коричневом платье и белом переднике покопалась в плетеной корзине и велела зеленщику: «Лука — два фунта, фунт пастернака и моркови, — она задумалась, — ну штук пять дайте». Она подставила свою корзину, и зеленщик, принимая от нее медь, широко улыбаясь, сказал: «У Чарли первый зуб вылез».
— Ну, какой молодец! — рассмеялась девушка. «Поклон вашей хозяйке передавайте тогда и мальчика поцелуйте».
— Мне тоже пастернака — раздался звонкий голос сзади. «Два фунта дайте, пожалуйста».
Когда Констанца расплатилась, Мирьям велела: «Пойдем».
— Куропаток я взяла, — озабоченно сказала младшая девушка, — а вроде больше ничего и не надо. Ну что тебя, сватали там? — она махнула головой в сторону Темзы.
— Все, кому не лень, — алые, красивые губы искривились. «Даже в Венеции жениха нашли, некий раввин Леон де Модена, — Мирьям усмехнулась, — ему тридцать два и он гений, как говорят».
— Тебе бы там понравилось, ну, в Венеции, — заметила Констанца. Чуть помолчав, она спросила: «А что будет, если ты скажешь, ну…, своим? Тебе нельзя будет выйти замуж?».
— Отчего же, — ответила Мирьям, — найдут какого-нибудь вдовца средних лет, с кучей детей, или горбатого. Дело не в этом. Я даже за этого Модену не хочу выходить замуж, — хоть он, судя по всему, блестящий ученый, и собой хорош. Игрок, правда, — небрежно заметила Мирьям.
— Вам же нельзя — нахмурилась Констанца.
— Вам тоже, — Мирьям заглянула в свою корзинку и велела: «Пошли быстрее, а то под этим солнцем моя камбала долго не протянет. Никому нельзя, а все играют, дорогая моя, Модена, по слухам, картежник, каких поискать. Ну и задолжал всей Италии, конечно, ему нужна богатая невеста.
— Такая, как ты, — медленно сказала Констанца.
— Именно, — девушки выбрались из толчеи Биллинсгейта и пошли к дому Кардозо на Биверс- маркет.
— Я видела завещание отца, — Мирьям взглянула на Констанцу. «Весной еще, как миссис Марте, сказала, ну об этом, — она отвела взгляд и долго молчала. «Если я выйду замуж, и у меня будут дети, мне переходит одна четверть наследства. Это, — она наклонилась и прошептала что-то Констанце на ухо.
Темные глаза распахнулись. «Это очень, очень много, — тихо проговорила младшая девушка.
— Именно поэтому вокруг меня в Амстердаме и вились все эти сваты, — презрительно сказала Мирьям. «Донья Хана на меня наседала, — мол, они с доном Исааком друг друга впервые за день до свадьбы увидели и уже больше пятидесяти лет вместе живут, но я была непреклонна».
— И молодец, — Констанца пожала длинные пальцы. «Твои родители женились по любви, да еще какой, — девушка мечтательно вздохнула, — так, что не поддавайся. Что, — она вдруг остановилась, — ремонт закончили?
— Да, как раз к нашему возвращению, — Мирьям полюбовалась домом. «У меня теперь отдельный вход, и свои комнаты, — гостиная, кабинет и спальня. Кухня, правда, маленькая, но ничего — нечасто я там бываю, едим-то мы с бабушкой и дедушкой вместе, конечно. Ну и дверь тут есть, — в их крыло, — она толкнула калитку и добавила, подняв бровь: «С засовом с моей стороны, понятное дело».
— Очень мило, — Констанца обвела глазами уютную гостиную. «И как тебе это удалось?».
— Садись, — велела Мирьям, — я сейчас рыбу на лед в большой кладовой положу и вернусь. А как
