задумываясь — как же, папа нашел в трюме кукольный домик!»
Он, было, протянул женщине, мешочек с золотом, но та подняла нежные ладошки и, показала на дерево.
— Да, да, — сказал Себастьян, — тут и буду ждать, милая. Он добавил: «Аригато», и женщина невольно рассмеялась.
«Ну что тут такого, — подумала Воробышек, проскальзывая между крестьянскими повозками, нагруженными мешками с рисом и овощами, — как там в записке было сказано — что он уезжает и хочет попрощаться со своей дочкой. Человек хороший, сразу видно, я ее приведу, и пойду туда, в горы. Как раз успею спрятаться, я быстрая, прежде них доберусь».
Белла услышала нежный голос и подняла голову — красивая, стройная женщина в простом кимоно, кланяясь, протягивала ей письмо.
Она развернула и ахнула: «Папа Себастьян нашел кукольный домик!
Женщина указала за ворота. Белла помялась, — Марико все еще не было, — и, встряхнув головой, решительно протянула женщине ладошку. Они исчезли в гомонящей толпе, что заполняла двор замка.
Тео оглянулась вокруг и ахнула: «Как тут красиво!»
Дом — маленький, в одну комнату, — стоял прямо у обрыва, над водопадом. Рядом, в ложбинке, среди серых валунов, бил родник. Она подняла подол кимоно до колен, и, скинув деревянные сандалии, ступила в воду.
— Холодная, — счастливо зажмурилась Тео, и, подняв голову, увидела в высоком, синем небе, над кронами сосен, стаю птиц. «Когда Беллу крестили, тоже так было, — вспомнила она, — кажется, со всего моря тогда чайки слетелись. А это цапли, — она прищурилась. «И гуси, — какие они красивые».
Волк обнял ее сзади и шепнул: «Послушай».
мягко сказал он, распуская ее косы.
— Одинокий? — она нежилась под его поцелуями, так и стоя в воде.
— Иди сюда, — попросил Волк, опускаясь на колени, и вдруг улыбнулся: 'Теперь уже не одинокий». Он поцеловал ее смуглые, холодные ноги, — каждый палец, тонкие щиколотки, круглые колени. Тео, развязывая пояс кимоно, лаская его мягкие, белокурые волосы, шепнула: «А теперь ты послушай».
Низкий, страстный голос женщины, казалось, наполнил все вокруг:
— она почувствовала его губы, и, закричала, откинув голову: «Да!»
— Папа! — обрадовалась Белла, и подергала женщину за рукав кимоно: «Все в порядке, это мой папа!»
Воробышек посмотрела, как девочка, подбежав к мужчине, взяла его за руку. Он, ласково обняв дочь, повел ее по дороге, что вела вниз, в город. Женщина, вздохнув, тихо сказала себе: «Ну, вот, теперь можно идти к водопаду. Хоть в последний раз на него посмотрю, ты-то, — она быстро положила руку на живот, — отца уже никогда не увидишь».
Она закусила губу и стала взбираться по узкой, обрывистой дороге.
— А как ты нашел кукольный домик? — спросила Белла, когда они уже подходили к гавани. «И ты поможешь мне его отнести обратно?».
— Убирали в трюме перед погрузкой, и нашли, — рассмеялся Себастьян. «Конечно, помогу, доченька, разве я отпущу тебя одну, опасно это, да и тяжелый он. А где твоя мама?»
— Уехала с Масато-сан в горы, — вздохнула девочка. «Я по ней скучать буду, мама такая хорошая».
«Шлюха, — зло подумал Себастьян, глядя на каштановые волосы девочки. «Сама шлюха, и дочь такая же будет, какой ей еще вырасти, когда ее мать для первого попавшегося бандита ноги раздвинула. Дрянь, мерзавка!».
— Ой, а на «Санта-Кларе» уже паруса подняли! — удивилась Белла. «Ты отплываешь, папа, да?».
— Да, — ответил Себастьян, следя за тем, как дочь взбирается по трапу. «Вот помогу тебе донести в замок кукольный домик, и сразу же отправлюсь в Акапулько. Ты, иди, милая, в трюм, он там в маленькой кладовой стоит.
— Отчаливаем, — сказал он тихо помощнику. «Давайте, ветер хороший, а я сейчас, — Себастьян улыбнулся, — кое-что сделаю и вернусь на палубу».
Белла принюхалась — в трюме пахло приятно, шелками и еще чем-то, пряным. Она заглянула в закуток, который отделяла тяжелая дверь, и, в неверном свете корабельного фонаря увидела, что он пуст — на полу было брошена солома и стояло деревянное ведро.
— Как странно, — пробормотала девочка, и, услышав шаги, удивленно позвала: «Папа!»
Сильная рука схватила ее за плечи, и, швырнув девочку на солому, Себастьян опустил железный засов на двери.
«Папа! Папа! Выпусти меня!» — горестный голос бился о стены трюма, и Вискайно, не оборачиваясь, взбежав на палубу, вдохнув свежий ветер с запада — рассмеялся.
Марико-сан выглянула во двор, запруженный повозками торговцев, и подняла брови.
«Белла! Белла! — девочка покрутила головой. «Ты там свои куклы разбросала, я убрала, но все равно — так нельзя. Давай, я доску принесла, где ты?».
Марико сбежала с террасы вниз и огляделась — вокруг, кроме крестьян и охранников даймё, никого не было. Она бросила доску для вэйци на ступеньки, и, подхватив кимоно, помчалась в сад. Там было тихо — дочери даймё обедали, а наложницы еще не поднимались.
— Белла! — отчаянно крикнула девочка. «Где ты!» Обыскав все закоулки, она ринулась к воротам.
— Марико-сан, — поклонился охранник. «Я не могу вас выпустить, простите, только в сопровождении отца или брата».
— Отойди, — Марико со всей силы толкнула его в грудь. «Моя сестра пропала, мне надо немедленно найти родителей!»
Охранник не успел и слова сказать, как девочка, подобрав подол кимоно, сбежала по зеленому склону вниз, туда, где у серой воды озера стояли мишени.
«Птицы», — вдруг подумала Марико, услышав клики сверху. Они летели огромной, закрывающей солнце стаей, — чайки, утки, цапли, дикие гуси, — и девочка, остановившись, упав на колени, устремив взгляд в небо, — запела, сначала тихо, а потом громко, во весь голос. Стая закружилась над озером, над горами, и Марико увидела, в самой ее гуще, огромного, белого альбатроса. «Ты здесь, — улыбнулась она.
— Лети, — запела девочка, — лети, найди ее, скажи ей, не оставляй ее!
Она успела увидеть, как альбатрос, плавно махая крыльями, полетел на восток, к морю, и, услышав обеспокоенный голос брата: «Марико, что такое!», прошептав: «Скачи к родителям, он увез Беллу», —
