Америке.

Почти каждые выходные я проводила в другом моем мире — дома, после чего возвращалась к школьным будням. Я научилась приспосабливаться к этой двойной жизни. Дома у меня были церковь, родители, братья и сестры. Церковь была для меня уютным, теплым, добрым домом, сладко пахнущим ладаном. Моя вера была простой, чистой и безусловной. В школе же я узнавала о вселенском смысле христианства, и за это я перед школой в неоплатном долгу.

В школе у меня появились друзья, но я часто отставала в учебе, робела и терялась. Я была на год младше своих одноклассниц и привыкла к тому, что меня защищали моя церковь, мое русское окружение и мой любящий отец. И вдруг, когда мне минуло пятнадцать лет, все изменилось. Суровое школьное воспитание принесло плоды: я стала (или, по крайней мере, старалась стать) хорошей ученицей, разумной, думающей, счастливой и уверенной в себе. И вскоре я встретилась с Александром.

Я удачно сдала письменные и устные экзамены на свой первый бакалавриат — французский язык, историю, географию, математику, немецкий язык, латынь, греческий, физику, химию. Я была на год младше, а Александр на год старше своих одноклассников, так как потерял год при переходе из кадетского корпуса в лицей, и мы держали экзамены одновременно. Совершенно случайно мы встретились на улице около Сорбонны после устных экзаменов и, радуясь окончанию школы, перекинулись несколькими словами. И все! Была весна 1939 года. Моя семья уехала в Нормандию, в Г)эанвиль, на летние каникулы. И вдруг разразилась война!

Первый год войны мы провели в Г)эанвиле, отрезанные от отца, который вернулся в Париж на работу. Мой брат нанялся на соседнюю ферму, и, благодаря ему, мы имели десять франков в день, а иногда яйца или молоко. Меня и мою старшую сестру Марину взяла на работу местная приходская школа. Многие беженцы записали своих детей в эту школу, так как была большая нужда в учителях. Мы, неопытные девушки, преподавали как могли и что могли, и за это нас кормили бесплатным обедом и платили маленькое жалованье, а наша младшая сестра получила возможность учиться в этой же школе.

Мне нужно было готовиться ко второму бакалавриату, по философии, то есть к экзаменам по психологии, метафизике, истории философии, этике, логике, биологии и анатомии и общей географии. Но в Г)эанвиле не было учителей, с которыми я могла бы заниматься на этом уровне! Мой коллеж св. Марии прислал мне программу заочного обучения по всем предметам, кроме философии. Я начала искать кого — нибудь в городе, кто мог бы мне помочь, и нашла двух помощников — университетского профессора на пенсии и прекрасно образованного старенького кюре (приходского священника). У профессора была огромная библиотека, он давал мне бесценные советы и всячески меня поддерживал. Кюре принимал меня два раза в неделю и помогал мне усваивать материал из философских книг, присланных мне из коллежа. На конце его длинного носа всегда висела капля, которую он никогда не вытирал, говорил он монотонно, не делая никаких попыток пробудить мой интерес, но он прекрасно объяснял сложный курс, полный мелких деталей и другой необходимой информации (имена, даты и т. д.). Однако довольно скоро он уехал из Г? >ан — виля, и мне пришлось заниматься самой. Библиотека старого профессора, его пояснения и мое страстное желание получить второй бакалавриат помогли мне преодолеть все трудности. Весной 1940 года, одна, в возрасте шестнадцати лет, я отправилась на попутках (никакого транспорта тогда не было, только иногда встречались грузовики) в город Кутане, в ста километрах от Г)эанвиля, где жила сестра моего отца с пятью детьми. Я записалась на экзамены и успешно выдержала их! У меня был выбор темы сочинения, и я выбрала психологию. До сего дня я знаю абсолютно все о «внимании» — психологические и медицинские его аспекты, его историю и т. д. Даже сейчас я не вижу пользы этого знания, как и многого другого, честно выученного в школе; вероятно, меня учили думать и творить. Итак, я завершила среднее образование и была готова к поступлению в университет.

Я хочу рассказать об одном забавном случае из того времени. Как я уже писала, мы с сестрой вели несколько уроков в школе в Г)эанвиле. Я преподавала шестиклассникам французскую грамматику (они знали значительно меньше меня) и геологию (!). Сама я мало что знала о геологии и потому старалась точно следовать учебнику, прочитывая новую главу перед тем, как выходить к ученикам. Однажды я храбро решилась на проведение лабораторного эксперимента, хотела показать реакцию кальция (был ли это кальций? или просто мел?) на уксус. «Смотрите, дети, сейчас он будет пузыриться, потому что кислота…». Но ничего не произошло, никаких пузырей! Это была первая в моей педагогической карьере попытка быстро найти выход из безвыходного положения: «Ага! А вы подумали, что сейчас появятся пузыри!..»

Вскоре после того, как я сдала экзамены на последний бакалавриат, мы переехали из Гранвиля обратно в Кламар. Мне исполнилось семнадцать, и через два дня после дня рождения я встретила Александра. И дальше мы шли по жизни вместе: учились, развивались, любили, жили полной жизнью…

Позже, когда мы уже «встречались», совершенно неожиданно мне сделал предложение близкий друг кардинала Жана Даниэлу (сын директрисы коллежа св. Марии, где я училась). Заметив меня на школьном благотворительном базаре, где я что — то продавала, он решил, что хочет на мне жениться sans dote! [[10]] Об этом предложении написала моей матери в официальном письме его мать. Моя мать ответила ей, что сердце ее дочери уже занято. И все! Мне было восемнадцать, и я была очень польщена и даже удивлена, что мои родители признали Александра как серьезного претендента на мою руку. Ведь ему было всего двадцать лет!

Мы с Александром совершенно не сомневались, что всегда будем вместе. Мы не говорили об этом, просто знали. Время это в Париже было особым. Шла война, планов на будущее никто не строил, жили только настоящим. Реальным был этот день, теперь, сейчас — и ничего другого. А для молодых людей это так и в обычное время. На каждые выходные Александр приезжал в Кламар, в воскресенье вечером уезжал обратно в Париж, а в понедельник писал мне пневматическое письмо [[11] ]. Я храню эти письма до сего дня!

Мы оба записались на курс по искусству, который читал один раз в неделю знаменитый профессор Владимир Васильевич Вейдде. Сделали мы это для того, чтобы иметь возможность лишний раз побыть вместе, но для нас обоих этот курс оказался настоящим окном в мир искусства, о котором я знала очень мало. Я до сих пор помню рассказы Владимира Васильевича о портрете мальчика с виноградной кистью Мурильо (Лондонская национальная галерея) и о других картинах, об истории и эволюции искусства и т. п. Мы впервые близко познакомились с миром красоты, вошли в его радость и праздничность. Ну и, конечно, было очень приятно побыть вместе среди недели!

В течение двух лет мы часто встречались. Я занималась филологией на университетских курсах коллежа св. Марии и в Парижском университете, где учила греческий, латынь, филологию и французскую литературу. Александр был студентом Св. — Сергиевского богословского института. Ему только что исполнился двадцать один год, а мне было почти девятнадцать. Мы оба были бедными студентами, без работы, всегда немного голодными, но беззаботными и веселыми.

Трудно сейчас в это поверить, но в один прекрасный день моя будущая свекровь села на метро, потом на автобус — и неожиданно появилась на пороге дома моих родителей в Кламаре. Ни Александр, ни я ничего об этом не знали. Самым традиционным и старомодным образом она попросила моей руки для своего сына. Моего отца не нужно было убеждать в том, что действительно пришло время для нашей свадьбы. Мы «встречались» уже два года, наши школьные занятия страдали. Нам обоим пора было уже вести нормальную жизнь. Я не знаю подробностей той встречи, знаю только, что сразу же все было решено, даже выбрали день свадьбы и место (собор св. Александра Невского). Я была у Александра, когда вернулась его мать и объявила, слегка покраснев, что мы официально обручены. Александру следовало немедленно