образ женщины, похожей на его Галу, с закрытыми глазами, без губ, на месте которых копошатся насекомые. Слева — яркие видения эротического сна: в позе борцов одетый мужчина с обнаженным, за которым, отвернувшись, стоит третий, тоже обнаженный. На постаменте другой мужчина, закрывший лицо рукой, из-под которой течет кровь. Над ним бюст то ли античного философа, то ли Фрейда…
Бредовые образы и сюжеты, как бы порожденные сновидениями, в действительности создаются художником более или менее продуманно, с использованием идей и символов фрейдизма. Образ Великого Мастурбатора переходит из картины в картину Дали символом эротических фантазий, отчасти гомосексуальных, стыда и страха кастрации, венерических болезней (возможно, из-за угроз отца), самоудовлетворения.
Раскрываются ли в подобных картинах подлинные глубины подсознания? Можно ли считать их свидетельством художника, проникшего в тайную суть сновидений?
В картине 1937 года «Сон» огромная мягкая голова, лишенная туловища и глаз, вся на костылях и подпорках, с платком вместо уха. Свет солнечный; от пяти подпорок головы тени — по диагонали, от других объектов (небольших) почти горизонтальные. Вдали справа дома и скалы, слева — сидящая собака с подпоркой, человек, а еще — одинокая лодка на суше…
Что это? Аллегория сна? Образы сновидения, рожденные в голове, не ощущающей тела и себя самое?
Наконец, полотно 1944 года: «Сон, навеянный полетом пчелы вокруг граната, за миг до пробуждения». Обнаженная женщина в безмятежной позе витает над каменным постаментом, в ее руку нацелен острый штык. На нее бросаются два свирепых тигра, оскалив клыки. Один из них вылетает из пасти красного морского окуня, а тот, в свою очередь, — из вскрытого плода граната.
Прекрасная композиция и верное сопоставление пчелы и тигра. Вполне возможно такое сновидение при жужжании пчелы (тигровая окраска!), услышанном во сне. Картина имеет, можно сказать, научное обоснование. Однако образы завораживают сами по себе, показывая иную реальность. И в этой картине уже не ощущается тяжелого влияния фрейдизма.
… Во сне отдыхает тело. Мозг может использовать дополнительную энергию на свою деятельность. Не поэтому ли бывают творческие сны?
Итальянский скрипач и музыкальный теоретик Джузеппе Тартини (XVIII век), автор множества концертов, сонат и других сочинений для скрипки, одно из них назвал «Трель дьявола» (а сам служил в капелле собора Святого Антония в городе Падуе!). Он объяснил: во сне явился к нему дьявол, взял к себе на службу и велел написать сонату, подсказав мелодию.
Некоторые другие композиторы (в частности, H.A. Римский-Корсаков, А. К. Глазунов, Р. Вагнер) также слышали во сне мелодии, которые записывали утром.
Сальвадор Дали писал в дневнике: «Всю ночь видел творческие сны. В одном из них была разработана богатейшая коллекция модной одежды, модельеру там хватило бы идей по меньшей мере на семь сезонов, на одном этом я мог бы заработать целое состояние. Но я забыл свой сон, и эта забывчивость стоила мне утраты этого маленького сокровища. Я ограничился лишь тем, что попытался лишь в общих чертах воспроизвести два платья».
Во сне может возникнуть ощущение — и только! — необычайного открытия. Это еще не означает, будто оно свершилось. Достаточно уже того, что сновидение подсказало Дали идею двух оригинальных платьев. Тогда же ночью он придумал способ создать эффект «вознесения»: на поток горошин, падающих с десятиметровой высоты, спроецировать изображение Пресвятой Девы, запечатлеть его на кинопленку, а затем прокрутить ее задом наперед. Реальна или нет такая процедура, трудно сказать, но в оригинальности ей не откажешь.
Давая волю своему воображению, художник вынужден считаться с жесткими ограничениями, без которых нет искусства. Невозможно мгновенно воплотить эфемерные образы сновидений в картину: над ней требуется работать, она изображает нечто в застывших образах.
Сновидение лишь отчасти подвластно научному анализу. Для искусства оно подобно мечте о свободе творчества.
«Если б я мог фотографически запечатлеть те образы, что мелькают перед моим мысленным взором, когда я засыпаю, — писал Дали, — мне открылась бы величайшая из тайн мироздания. Надо бы изобрести прибор, улавливающий сновидческие образы, способный запечатлевать их и передавать. Хорошая живопись — лишь воспоминание о них… Вглядись — и прочтешь послание из вечности».
Искусство принадлежит… покупателю
В Советском Союзе был популярен лозунг: «Искусство принадлежит народу!» Сильно сказано, но не бесспорно. Как любая область человеческой деятельности — да, это явление народной, общественной жизни. Однако конкретное творение принадлежит автору, а уже он распоряжается им по своему усмотрению или по необходимости.
Народу, а точнее — племени, принадлежали произведения искусства в доисторической древности. С появлением государственных структур и социальной иерархии, богатых и нищих, господ и рабов ситуация изменилась. Произведения искусства стали создаваться на заказ, превратились в предметы купли- продажи.
Еще в 1824 году Пушкин словами Книгопродавца отметил:
Профессионалы писатели, деятели искусств исходят из тех же принципов. А у тех из них, кто жаждет не только славы, но и богатства, продажно даже вдохновение. Они испытывают творческий подъем прямо пропорционально гонорару и, что не менее важно, высоте социального статуса заказчика.
Сразу приходят на память гении Возрождения, создававшие свои произведения по заказам высших иерархов церкви, князей, королей, царей, вельмож. Разве не восхищаемся их творениями?
Не вдаваясь в глубокий анализ, отмечу важное обстоятельство: многое зависит от исторического периода. Даже в буржуазных странах Западной Европы первая половина XIX века заметно отличалась от второй половины и тем более от времени между двумя мировыми войнами XX столетия.
В 1932 году А. М. Горький имел веские основания спросить: «С кем вы, «мастера культуры»?» Так называлась статья, которой он ответил американским корреспондентам. Он сурово заявил: «История буржуазии — это история ее духовного обнищания. Какими талантами может гордиться она в наше время? Нечем ей гордиться, кроме различных Гитлеров, кроме пигмеев, больных манией величия».
Он обратился к ученым, философам, писателям, художникам, композиторам: «Пора вам решить вопрос: с кем вы, «мастера культуры»? С чернорабочей силой культуры за создание новых форм жизни или вы против этой силы, за сохранение касты безответственных хищников, — касты, которая загнила с головы и продолжает действовать уже только по инерции?»
Несколькими годами ранее Сальвадор Дали решил для себя этот вопрос примерно так, как писал в