Однажды в сильный ливень он был единственным, кто явился в школу. Такое рвение и есть подлинная основа таланта художника. Хотя одного этого, безусловно, мало. Что еще? Личность. И не демонстративная, внешне оригинальная, а подлинная.
Можно вспомнить нашего знаменитого поэта, в молодости футуриста — Владимира Маяковского с его желтой кофтой и вызывающим поведением. Из анархиста он сравнительно быстро превратился в сторонника социализма, коммунистической идеи, власти большевиков.
У Сальвадора Дали судьба могла сложиться сходным образом. Ведь он тоже был анархистом и атеистом, сочувствовал социалистам, большевикам. В Испании тех лет шло революционное брожение. Не случайно же нарисовал Сальвадор Троцкого. Судя по всему, это не было единичным, случайным порывом. Просто о том периоде Сальвадор и его сестра вспоминали с определенными умолчаниями.
Спору нет, в отличие от мужественного Маяковского, женственный Сальвадор не имел шансов проявить себя как политический вождь или даже как активист. Но у него мог сохраняться интерес к судьбе Родины, своего народа. Он имел возможность откликаться в своих произведениях — живописных полотнах, статьях, манифестах — на актуальные события, выражать свою гражданскую позицию.
Этого не произошло.
Было и другое направление творчества.
Как не без кокетства вспоминал Сальвадор Дали, «весной я не блестяще, но благополучно сдал все экзамены. Позволить себе провалиться я не мог: переэкзаменовка испортила бы лето — священное для меня время, неизменно оберегаемое от любых посягательств».
Почему он так дорожил летним отдыхом? Это время семья Дали проводила в Кадакесе, небольшом селении на берегу Средиземного моря. Будущий художник с благоговением писал о тех местах. Его признание заслуживает того, чтобы привести его полностью. Тем более попутно он рассказывает об одном из приемов, которым он успешно пользовался.
«Кадакесу я был верен всю жизнь, и с годами преданность моя возрастала и становилась все фанатичнее. Скажу без всякого преувеличения, я знаю наизусть все здешние скалы, все береговые извивы, все геологические пласты Кадакеса и его свет, ибо все годы моих одиноких странствий изо дня в день эти бесстрастные скалы и блики — суть и стержень пейзажа — были и сценой, и протагонистами (исполнителями главных ролей. —
Уж я-то знаю тебя, Сальвадор, и знаю, что никогда б ты не полюбил так кадакесский пейзаж, не будь он на самом деле красивейшим в мире, а он действительно таков, и я в этом нисколько не сомневаюсь.
Вижу вашу снисходительную улыбку, читатель, и она порядком меня бесит. Вы, конечно, полагаете, что мир велик и прекрасных пейзажей пруд пруди, на какие широты и континенты ни ткнись, а Дали, видите ли, совершенно голословно утверждает, что ни один пейзаж нашей планеты не выдерживает сравнения с кадакесским, ибо так ему кажется — словно этого достаточно! А ведь такое утверждение требует доказательств, каковые выходят за рамки человеческих возможностей, не говоря уж о том, что Дали вообще не путешественник и в глаза не видал множества распрекрасных мест земного шара и не может судить о том, чего не знает.
Позвольте выразить искреннее соболезнование всякому, кто так полагает, ибо тем самым он расписывается в своей полной мировоззренческой несостоятельности, равно как и в эстетической. Сделайте одолжение, возьмите картофелину и изучите ее хорошенько. А когда обнаружите кружочек гнили, принюхайтесь — вы уловите совершенно особенный запах. А теперь представьте, что кружочек гнили — это и есть пейзаж. Следовательно, на картофелине, которую я имел удовольствие предложить вашему вниманию, есть пейзаж. Один пейзаж, заметьте, а не тридцать восемь. Теперь предположим, что на картофелине вообще нет пятнышек гнили — такое случается, не правда ли? Снова воспользуемся нашим сравнением пятнышка с пейзажем и убедимся, что на планете может вовсе не быть пейзажа, как, например, на Луне, где и глазу-то остановиться не на чем. Кстати, чтобы додуматься до этого, я не имел ни малейшей надобности летать на Луну — мне было достаточно картошки».
Трудно с ним не согласиться. Да, можно увидеть лунное мертвенное безмолвие, имея перед собой гладкую поверхность свежей картофелины. Если в лесу присмотреться к старому прогнившему замшелому пню, увидишь великолепный горный пейзаж.
Красочное изображение определенной местности еще не становится произведением высокого искусства. Тут вполне достаточно иметь хорошо выполненную фотографию. О воздействии пейзажа на человека Сальвадор Дали написал вдохновенно:
«Точно так же на человеческой более или менее круглой голове мы видим не сто носов, торчащих в разные стороны там и сям, а всего один нос. Столь же уникален природный феномен, который называют пейзажем избранные умы, способные уразуметь, что для его появления нужно совпадение многих важных условий и чудесных случайностей, в частности гармоническое сочетание геологического типа с типом цивилизации. Повторю: это, и только это явление я (и не я один) называю пейзажем. Наблюдать сей феномен можно лишь на берегу Средиземного моря, и более нигде. Самое же удивительное, что лучший образец пейзажа, равного которому нет ни по красоте, ни по насыщенности, ни по смыслу, обретается не где-нибудь, а вблизи Кадакеса, и мне, Сальвадору Дали, выпало счастье впитывать его с младенчества. Наступало лето — и для меня здесь, в Кадакесе, начинался очередной семестр эстетики. Полагаю своим долгом особо это отметить.
В чем же первородная красота и уникальность этого чудного пейзажа? В костяке — и только в костяке. Каждая скала, каждый холм здесь сделаны так, словно их выписал сам Леонардо! А ведь один костяк, и более ничего! Почти никакой растительности. Лишь кое-где хилые оливы — как седые в желтоватых отсветах волосы, они венчают мощные лбы холмов, изборожденные глубокими морщинами тропинок, кое-где заросших чертополохом».
После этого гимна пейзажам любимых Сальвадором Дали гор, холмов и побережий района Кадекеса невольно возникает вопрос: почему же художник не пожелал воспеть их в своих картинах? Нечто подобное в некоторых его работах присутствует, но лишь косвенно.
Дали не подтвердил приведенные выше слова делом. Значит, великолепные ландшафты не вдохновляли его настолько, чтобы оставаться с ними наедине, «на пленэре» и проникать мысленно в их суть, в тот замысел природы, благодаря которому возникли эти скалы, холмы, лагуны.
Он упомянул о сочетании геологического типа с типом цивилизации. Мысль интересная и отчасти разработанная историками. Почему бы не попытаться выразить ее языком живописи? По какой-то причине Дали не увлекла такая творческая задача.
В поздние годы он создал гигантское эпическое полотно (410 х 284 см) «Открытие Америки усилием сна Христофора Колумба». Но на столь обширном поле природа, в сущности, отсутствует, да и цивилизация представлена условно. Обилие мачт и крестов, на переднем плане разъеденный ржавчиной глобус и молодой человек со стягом, на котором в образе Мадонны изоображена Гала.
Не для того ли Колумб открыл Новый Свет? Возможно, к тому времени у художника ослабла сила воображения? Вряд ли дело только в этом.
Значительно более интересна по мысли другая его работа: «Геополитическое дитя, наблюдающее рождение Нового человека». Однако она не имеет отношения к конкретным проявлениям земной природы, а по своей философской сути заслуживает обстоятельного разбора.
Короче говоря, ландшафты, о которых на словах он отзывался восторженно, в его картинах присутствуют как антураж, обезличенно, декоративно. Пейзаж как таковой остался вне его творчества.
То же можно сказать и о социально-политических темах. Современник двух мировых войн, нескольких революций в разных странах, гражданской войны на родине, он словно ничего этого не заметил, вернее, не счел нужным выразить в своих работах (если не считать нескольких исключений).
