Мариус перекрестился и стал спускаться вниз.
Закат горел за окнами мэрии. Дверь кабинета мэра была раскрыта.
Мариус вошёл без стука.
Мэр сидел и бездумно смотрел в окно. Рядом с ним стояла пустая чарка, и кислый винный дух висел в неподвижном воздухе.
- Во что ты вляпался, мэр? - спросил Мариус.
Мэр вздрогнул, с трудом собрал взгляд на дьяка.
- Что?
- Во что ты вляпался? Почему Джеки копает защитную пентаграмму?
Из мэра словно воздух выпустили. Он пьяно всхлипнул, заглянул в чарку. Шмыгнул носом и полез за конторку рядом со столом.
Мариус отобрал у него бутыль.
- Хватит.
Мэр поднялся на подкашивающиеся ноги, опёрся руками на столешницу, шмыгнул и уставился на дьяка.
- Да ты кто такой мне указывать? Мне, мэру? Да я тебя...
Что он дьяка, мэр не придумал. Только икнул и постарался поустойчивее ухватиться за столешницу.
- От кого ты хочешь защититься?
Мэр шмыгнул, икнул, ещё раз шмыгнул. И залился слезами.
Корректор читал с экрана. Иногда морщился, делал пометки карандашом на листке бумаги.
Дочитал.
Поглядел на меня. Потёр нос левой рукой.
- Не без огрехов, конечно. Но для начинающего сойдёт.
Я выдохнул.
- Ну слава Богу.
Корректор буркнул:
- Не гневи Господа. Мог бы и получше сделать.
Я счёл за лучшее промолчать.
- В общем так, - Корректор глянул мне в глаза - могу пристроить в один частный журнальчик. Только денег там не дадут.
Я пожал плечами.
- И не надо. Что я, Виктор Пелевин?
Корректор поморщился.
- Меньше задавайся. И вообще, давай дописывай. Дуй прямо сейчас домой и ударно...
- Это по яйцам можно ударно, - перебил я его. - У меня так не получается.
Лицо Корректора вдруг посвежело, открылось в улыбке. Мой одноклассник Толик Крещенский возник из сухих брюзгливых складок у губ Корректора и улыбался мне во весь рот.
- Дошло, значит.
Он сунул недочитанную пачку на угол стола, стянул со спинки стула потёртую кожаную куртку, набросил на плечи.
- Пойдём пива выпьем, - он швырнул на стол очки - это событие надо отметить.
- Эка тебя пробрало, - сказал я, подбирая свою куртку с вешалки, - а чем же составлено событие?
- Рождение отца текста и всякой живой вещи, - ответил Корректор, выволакивая из кармана связку ключей. - Это редко происходит. Звезду и троих мудрецов нам не положено, не по чину, но обмыть молодой дух можем.
Телефон зазвонил колокольчиком.
- Здравствуй, Ксения.
- Как официально.
Я улыбнулся:
- Да, пожалуй, излишне чопорно.
- Как ваша свобода?
- Вполне, вполне. Пока радует.
- А Широкову уволили.
Я остановился на полузвуке. Переложил телефон в другую руку.
- О как.
- Да.
- И что вдруг?
- Алексеев и твой отчёт.
Я посмотрел в потолок. Подумал секунду. И спросил другое:
- Пьёте небось?
- Да, минут через пятнадцать планирую станцевать на столе. Приезжай.
- В голом виде?
- Обижаете. Как же иначе?
Подарим голове ещё секунду.
- Нет, прости, сейчас не могу. Разговор важный, минут через сорок.
Секунда на той стороне.
- А когда закончится твой разговор?
Я засмеялся в трубку:
- Не сегодня, но в остальное время когда ты скажешь.
- Ладно. Тогда я на столе пока поразмыслю, а потом тебе сообщу.
- Договорились.
Я сложил слайдер.
Рома молодец. Я таким никогда не буду.
Не потяну.
Я набрал его номер.
- Привет! Есть минутка?
Алексеев на том конце был явно доволен положением дел:
- А то. Хочешь вернуться?
Я помолчал.
- А как развивались события?
Рома хмыкнул:
- А очень просто. Джирваний спросил, какого хрена аналитический отдел сидит и дро... в смысле, жрёт деньги и проваливает результаты. Известная нам мадам раскрыла пасть и потекла река, концу которой было присвоено твоё имя. Кары небесные призывались на тебя, и грехи в пяти грядущих поколениях требовали искуплений на чистке сортиров. В общем, тебе временно был присвоен статус всадника Апокалипсиса по имени Раздолбай и Рушитель. Ну и четвёртой головы адского пса, для развлечения жующей не мученика, а пачку баксов в эквиваленте твоей годовой зарплаты.
Я хмыкнул:
- О как.
- Ну.
- И что ты противопоставил сему обличению на офисной доске - “Мене, текел, фарес Николаев”?
- Достал пачку твоих отчётов за текущий год и привёл выдержки. Джирваний сильно возбудился. Совершенно случайно оказалось, что все беды, которые он привёл в качестве иллюстрации к рукоблудию аналитики, были у тебя предсказаны. Описаны, изложены, обрисованы, прокомментированы и что ты там ещё так с ними любишь.
