коммунизмом не борются и дела обстоят все хуже и хуже. Может, вам стоит взять пример с нас, а, депутат?
– А как насчет расстрелянных священников? Может, они тоже были коммунистами?
– Нет, они укрывали их в храмах…
Сантелли поднял свой бокал, даже видя, что никто не следует его примеру.
– За процветание, господа!
Человек в черных очках поднял бокал, но пить не стал.
– Барон, вы уже понимаете, зачем мы пришли? – спросил Сантелли, хлебнув вина и решив, что пора переходить к делу.
– Да уж понял…
– Тогда перейдем прямо к делу…
Человек в черных полицейских очках запустил руку в сумку и достал оттуда пачку купюр в банковской упаковке.
– Полмиллиона лир, синьор. В качестве залога нашей дружбы. Дружба с Аргентиной – не улица с односторонним движением.
Барон отрицательно покачал головой.
– Неужели я так дешево выгляжу?
Человек в черных полицейских очках повторно запустил руку в сумку и положил на стол еще одну пачку.
– Вы правы. Миллион. Для ровного счета. Скажите, кому еще нужно дать в вашем комитете, чтобы вопрос прошел?
Барон снова покачал головой.
– Вы меня утомляете. Идите вон.
Человек в черных полицейских очках начал выкладывать на стол новые пачки.
– Три миллиона. Никто не узнает о нашей дружбе, не переживайте. У нас уже много друзей.
Барон улыбнулся.
– Вероятно, вы судите о людях по себе. У вас нет друзей, у вас есть работники. Пока вы платите – они будут работать на вас. Как только кто-то заплатит больше – они станут работать на других. Вон, тот же Сантелли. Вы думаете, что он действительно ваш друг?
– Можете мне не верить, барон, – сказал Сантелли, – но я действительно друг Аргентины. Эти люди ведут войну…
– Против собственного народа… – сказал барон, – я и забыл. Да… такой человек, как вы, может и впрямь стать другом Аргентины…
– Сколько вам нужно?
Барон уже забыл о дороге. Да, он играл по правилам – но он был достаточно самостоятельным игроком, чтобы позволить себе самостоятельно выбирать партнеров по игре. Аргентинцы были последними, с кем бы он хотел сесть за стол. Барон не был коммунистом, но считал, что даже методы Муссолини были чрезмерными, а уж аргентинцы…
– Нисколько.
– Вы так богаты? – спросил Сантелли с уже откровенной злобой в голосе. Барон слышал, что отец Сантелли лишился довольно приличных участков земли в Триполитании, на которых обнаружили нефть. Да как лишился – просто заложил их банку, а деньги прокутил. Сантелли был вынужден начинать с нуля, такие люди обычно испытывают злобу по отношению к другим людям, к обществу, потому что считают себя несправедливо лишенными того, что они заслуживали по праву. Барон родился в счастливой и довольно состоятельной семье и потому, как все европейские аристократы, испытывал чувство вины за свое благополучное происхождение и старался как-то загладить его.
– Вполне.
– Да… – сказал человек в черных полицейских очках, – скорее всего, вы и в самом деле не испытываете нужды. Кто же будет испытывать нужду, отмывая деньги мексиканской наркомафии.
– Теперь вы оскорбляете меня в моем доме, – заметил барон, – я, кажется, уже сказал вам идти вон.
Человек в черных полицейских очках аккуратно собрал деньги обратно в сумку. Вместо денег выложил на стол папку с документами. Барон только сейчас заметил, что у этого человека – руки в тонких перчатках телесного цвета.
– Несомненно, господин барон… Вы правы в одном – если вы не хотите дружить с нами, вы будете работать на нас. Ознакомьтесь с этими документами на досуге. Спросите вашу очаровательную молодую жену, что они обозначают. Она может вам не ответить… мексиканская кровь горяча, а если в сочетании с итальянской… Но вы все равно спросите…
Человек в черных полицейских очках встал, закинул сумку на плечо, улыбнулся. Когда он улыбался, его лицо было чем-то похоже на череп.
– Мы не осуждаем вас, синьор барон. Хороший дом, молодая жена, побольше денег… все, что нужно, чтобы встретить старость. Но вот сицилийские друзья могут иметь совсем другое мнение относительно этого…
Человек в черных полицейских очках вздохнул и закончил:
– Кстати, как ваш сын? Умный мальчик? Если хотите, мы можем помочь с его… так сказать, трудоустройством. До встречи, господин барон…