здесь впервые. Конвой пропустили, только когда я вышел из машины – видимо, барон распорядился пропускать меня и моих людей беспрепятственно. Хотя это были не мои люди.
Мы проехали той же самой дорогой, что несколько дней назад ехал я, – я попытался обратить внимание на красоту здешних мест, но Хайслеру на это было плевать. Проблемы начались только тогда, когда мы подъехали к главным воротам, – нас просто не пропустили.
– Только двое, – сказал охранник, – один из них князь. Второго выберете сами. Без оружия, мы проверим.
Хайслер молча отстегнул кобуру с пистолетом, передал ближайшему из немцев. Не дожидаясь напоминаний, достал и второй пистолет. У профессионалов – всегда по два пистолета, если не больше, а этот человек никем кроме профессионала быть не мог.
– Оставаться здесь… – сказал Хайслер на хохдойче.
Пулеметы смотрели на нас довольно выразительно.
До дома на утесе нас подбросили на закрытом каре, сделанном на основе тех, какие используют для перемещений по площадкам для гольфа. Вооруженных людей перед домом не было…
Нас провели внутрь дома. Внутри снова обыскали.
– Барон распорядился, что сначала примет только одного человека, потом другого, – с типичной швейцарской бесцеремонностью распорядился здоровенный белобрысый швейцарец, начальник охраны, и ткнул меня пальцем в грудь, – вот этого первым…
Учить хорошим манерам потомков лучших в Европе наемников было делом совершенно бессмысленным.
Пожилой немец похлопал меня по плечу.
– Идите, герр Воронцов, – сказал он, – я подожду вас здесь.
В сопровождении верзил я прошел в ту самую огромную и пустую комнату, в которой барон принимал меня в прошлый раз. Он встретил меня мудрой и понимающей улыбкой, жестом отослал охранника.
– Я вижу, у вас новые хозяева, господин князь, – сказал он на немецком.
– Зато у вас – старые… – вернул я мяч на половину поля барона. – Кстати, благодарю за совет. Он пришелся как раз вовремя.
Барон согласно кивнул. Видимо, он знал, о чем идет речь.
– Я рад, что кто-то избежал моей участи, сударь… – сказал он, – возможно, мне за это воздастся…
– Непременно. Если Господь существует, он видит все…
Во время этого ни к чему не обязывающего разговора барон быстро написал что-то на листке блокнота и протянул мне.
– Я так понимаю, вы приехали ко мне от имени сразу двух государств… – сказал барон, и никто не мог бы уловить в его голосе нотки облегчения.
– Вы правильно понимаете.
– И что же нужно от меня Священной Римской империи?
– Вначале – поддержки ватиканской группы на конклаве кардиналов.
Барон не удивился, хотя я говорил о смерти Папы Римского, причем запланированной смерти. Хотя для него это будет праздником, как бы страшно это ни звучало…
Немцы вели игру в своей манере – жестко и методично. У Ватикана был один недостаток – он был слишком мал. После всех пертурбаций сейчас в нем были две значимо сильные группы интересов – непосредственно ватиканская и группа, представляющая интересы зарубежных епископатов, значительно усилившаяся при Иоанне Павле II. Но вся прелесть ситуации заключалась в том, что в ватиканскую группу входили не только те, кто прослужил в Ватикане – это было просто невозможно, а вообще – кардиналы итальянского происхождения, со всех областей «сапожка». А это значило, что у барона Карло Полетти могли подобраться ключики ко многим из них – только я не знал, к кому именно. И Ирлмайер хотел обезопасить себя от обструкции своего кандидата ватиканской группой или, по крайней мере, раскола ее. Если Лойссера поддержит часть ватиканской группы, немцы, скорее всего французы и – совершенно неожиданно – хорваты Коперника – дело будет сделано.
– И в чью пользу поддержка? – осведомился барон.
– Архиепископа Лойссера.
Барон скривился:
– Его педерастейшества? Не могли сделать лучший выбор, а?
– Выбираю не я, – сказал я.
– Ах, да, конечно. Полагаю, это можно будет сделать.
– И боюсь, времени совсем немного…
– Мне небезопасно появляться в Италии.
– Это можно решить…
Все произошло буднично – и от того еще более страшно. Почти бесшумно открылась дверь – я думал, это охранник, и не сразу понял, что шаги не слышны. Прежде, чем я успел что-то предпринять, негромко стукнул выстрел, и барон полетел на пол…
В дверях стоял Хайслер – и в одной руке у него был пистолет, в другой подушка, а за спиной висели два автомата, крест-накрест.
Пожилой немец с пистолетом подошел к лежащему на полу барону. Тот повернулся на бок, чтобы видеть его.
– Ва пиглало ин куло[40]… – бросил немцу в лицо барон.
Немец улыбнулся и дважды выстрелил ему в голову. Барон растянулся на полу в неподвижности смерти…
Вот и все…
Я встал со своего места.
Может, это кому-то покажется странным – но я не боялся смерти. Смерть… она ходит рядом с нами, теми, кто выбрал темную сторону – и если ты приносишь смерть другим людям, будь готов к тому, что смерть придет и за тобой. Такая смерть – две пули в голову – гораздо лучше смерти в девяносто лет на обоссанных простынях в собственном доме, и если так суждено – то пусть так оно и будет. Обидно только то, что знание, то, что добыто кровью стольких людей, уйдет, и остановить неизбежное зло будет некому.
Немец посмотрел на меня. Потом спрятал пистолет.
– Пошли, русский. Надо уходить отсюда.
– Зачем вы его убили?! – заорал я на Хайслера. – Этот человек мог еще многое рассказать! Его сына похитили и держали в заложниках более двадцати лет! Какого черта вы творите?! Что вам в голову только пришло?
– Я выполняю приказ, – сказал Хайслер, – приказ был убить его и вас. Но в части вас я его нарушил.
– Либо ты идешь со мной, русский, либо остаешься здесь.
Отличный выбор.
Мы с Хайслером пошли, точнее побежали назад, тем же путем, каким шли. На нас никто не обращал внимания, в доме была пустота, видимо, все охранники были на внешнем периметре,