— Ты что, хочешь отнять хлеб у детей?

— Да нет. Сегодня пойдём с ним на рыбалку, вечером приготовим спагетти и мы в расчёте.

Однако я промокла. Оставим здесь одежду.

Уже неделя, как мы поступаем таким образом. Обычно таких проблем не бывает, на острове мы одеваем только купальный костюм или максимум парео или футболки, но здесь мы снимаем материалы для фильма. Поэтому — длинные брюки, рубашка или тенниска, туфли, и для всех съёмок одежда одинаковая, чтобы не было трудностей при монтаже, когда может понадобиться соединить вместе два эпизода снятых в разные дни. Проблема состоит в том, что из за ежедневных дождей, мы никак не можем постирать одежду, которая постоянно мокнет под дождём или становится влажной от нашего пота и никогда полностью не высыхает. На отснятом материале она выглядит прилично, но на самом деле пахнет плесенью и одевать её становится очень неприятно.

Садимся в тендер и направляемся к единственной лодке, которая уже несколько дней составляет нам компанию в лагуне. Это большая двухмачтовая лодка зелёного цвета, с чем то вроде садовой беседки на палубе. Белая лодочка, привязанная у кормы, говорит о том, что семейство дома.

— Hallo, Michel, Dominique!

— Hallo, montez, montez… — зовут нас жестами из беседки.

Мы поднимаемся на борт и попадаем за обеденный стол со всем семейством. Блюдо дня — сырая рыба с кокосовым молоком и рисом.

Глаза у Мишеля голубые как море, светлые волосы подстриженные под пажа, придают лицу слегка инфантильное выражение плутоватого мальчишки. Разговаривая, он набивает самодельную трубку, которая в сравнении с его огромной фигурой кажется совсем крохотной. Сын, его портрет в миниатюре выглядывает из его объятий. Длинная белая майка — единственная одежда папы.

Доменик кажется старше, её лицо испещрено морщинами, видимо от многих лет проведённых на солнце. На скамье сидит ещё Матильда, старшая дочь, а на столе детский стульчик с младенцем нескольких месяцев от роду.

Мишелю всего сорок лет, выглядит он даже моложе, но его жизнь, как мешок Санта Клауса, полна всяческих историй.

Ему было восемнадцать лет, когда он плавал на девятиметровой лодке без мотора, без батарей, без электрооборудования. Отправился один из Франции. Собирался идти в Полинезию, чтобы найти там работу по специальности. Пройдя Карибские острова и Панамский канал он остановился на необитаемом острове архипелага Las Perlas, недалеко от Панамы и жил там робинзоном.

Он уже был не один. С ним была спутница и двое детей.

Мы собирались жить дарами земли и природы. Но это не так просто, как может показаться.

Море полно рыбы, кокосовые орехи в изобилии, растут лимонные и апельсиновые деревья.

Но вырастить что либо другое, отвоевав кусок земли у джунглей, стоило тяжких трудов. К тому же приходилось постоянно охранять огород от диких коз и свиней, которые пытались поделить наш урожай. Когда же мы решали, что пришло время сменить диету и перейти на мясо, козы и свиньи вдруг исчезали и уходили дни, чтобы выследить их. Убить кабана трудно, но это только часть дела. Потом нужно притащить центнер грязного вонючего мяса от места охоты к хижине, где живёшь. Разделать, порезать на тонкие полоски, посолить солью добытой из морской воды и развесить сушиться, надеясь, что не пойдёт дождь и что мухи и муравьи не доберутся до него слишком быстро. И нужно делать всё быстро, в течении нескольких часов, иначе мясо начнёт портиться.

За шесть месяцев такой жизни мы исхудали и смертельно устали. Решили отправиться дальше, на Галапагосские острова. Острова Las Perlas находятся вблизи центральной Америки а Галапагос в глубине Тихого океана. Посредине лежат 900 миль пустынного моря и экваториальные штили.

Четверо с радостью отправились в путь на девятиметровой лодочке. Посередине перехода, с интервалом в несколько часов, треснули оба бака с пресной водой.

Мишель не упал духом. На борту была книга «За бортом по своей воле», французского медика Алена Бомбара, который пересёк Атлантический океан на надувной лодке, чтобы доказать, что в море можно выжить, питаясь рыбой, планктоном и что можно пить морскую воду. Мишель и его подруга каждый день выжимали пойманную рыбу, пили полученную жидкость и поили детей. Не имея мотора, они делали всё возможное, чтобы использовать каждое дуновение ветра.

Наконец, через тридцать два дня, Галапагос. На борт поднялись полицейские, таможенники и санитарная служба. Они исполняли положенные процедуры и четверо, мучимые жаждой, отвечали на вопросы и заполняли бланки. В конце концов один из малышей не выдержал и робко спросил одного из людей в униформе — У Вас не найдётся немного воды?

Тот, привыкший к подобным вопросам, стал рассказывать, что мол да, на Галапагоссах пресной воды в достатке, что есть опреснители, а выше в горах очень хорошая дождевая вода.

— А у вас на лодке не найдётся попить водички?

Военный смутился. Обычно экипажи яхт предлагают таможенникам выпить.

— Чего это тебя так жажда мучает? — спросил он шутя.

Так вышла наружу вся эта история о треснутых баках, более длинном чем предполагалось переходе, морской воде и рыбьем соке. Все формальности были прекращены, семейство отвезли на берег и передали на попечение местного медика.

— Мы исхудали, но были в хорошей форме. Очень постепенно нас перевели на нормальную диету. Сначала вода с сахаром, потом овощной супчик. Лучшая пища, какую мы ели за последний год.

Через неделю все четверо выздоровели и стали любимчиками Puerto Aurora, крохотной столицы островов.

— Мы остались там на два года, вместо месяца, как планировали. Я работал. Две недели на рыбной ловле с местными рыбаками, две недели в горах, на большом внедорожнике с экологами и лесниками. Они следят за тем, чтобы завезённые на остров животные (мыши, собаки, овцы, свиньи) не уничтожали яйца, птенцов и источники питания местных видов (гигантских черепах, игуан, птиц).

Через два года они снова вышли в море. На этот раз в Папеэте, который был изначальной целью плавания. Добравшись туда, Мишель и его семейство некоторое время жили на лодке, потом построили домик за пределами Папеэте, вдали от движения и от города. Его спутница с детьми вернулась во Францию. Мишель остался. Работал шкипером на шикарных парусных яхтах, которые американские туристы брали в чартер, а в сезон дождей ездил по островам на большом кроссовом мотоцикле. Играл в теннис с французским послом и участвовал в празднествах старейшин деревень.

Потом встретил Доменик, она преподавала математику в университете Папеэте. Родилась Матильда. Они решили построить лодку побольше, метров пятнадцать, чтобы когда-нибудь отправиться на ней далеко-далеко. На постройку ушло два года, тем временем родился Бенджамин, светлоголовый мальчишка.

— Наконец нам снова удалось выйти в море. Мы думали переехать в Новую Каледонию.

Но раз уж вышли в плавание, решили пройти кругосветку, чтобы побывать во Франции, увидеться с друзьями и родственниками, которых не видели уже много лет.

— Доменик говорила, что Бенджамину одному будет скучно и мы решили родить ещё одного ребёнка. Он родился по дороге в Австралию, назвали его, как и меня, Мишель. Местный старейшина аборигенов окрестил его Nhulumbay — место где восходит солнце.

Всё это Мишель рассказывает нам по вечерам, когда мы ужинаем на их лодке. Главное блюдо, всегда, рыба пойманная им этим вечером с гарниром из риса. Ещё салат из пальмовой сердцевины, иногда моллюски. Мы приносим макароны и овощные консервы, иногда, на радость детям, крендель.

После ужина, когда дети уже спят, мы сидим за большим столом с рюмкой рома с Мартиники (купленного в Австралии) или ракии, которая осталась у нас ещё с Турции, с кусочками сушёной рыбы консервированной в масле с карри и ароматными травами.

Мишель продолжает свой рассказ.

— Новая Каледония, это ещё французская территория, но французов за пределами столицы там не встретишь. Можно днями плавать между островами и коралловыми рифами и никого не встретить. Везде полно рыбы и кокосовых орехов. Мы остановимся на одном из островов на месяц, а может быть на год. Там видно будет…