Выходим. Острова Чагос точно к югу от нас, по другую сторону экватора, на расстоянии шестисот миль. Шестьсот миль, это не очень много, обычно неделя плавания или чуть больше, но на этот раз всё иначе. Между нами и Чагос лежит широкая полоса экваториальных штилей, своего рода ничейная территория, граница между ветрами северного и южного полушарий, где никогда нет ветра. Невозможно предугадать ширину этой зоны, которая меняется в зависимости от времени и сезона, именно поэтому раньше моряки боялись экваториальных штилей больше чем штормов более высоких широт.

Парусники могли оставаться неподвижными неделями и месяцами с обвисшими парусами и такелажем в этом заколдованном пространстве без ветра и без времени. Днища судов обрастали длинными водорослями, команды изнывали от жары, экономили воду и пищу, заболевали и с течением времени возникал страх, что всё это действие колдовских чар.

Сегодня, даже посреди моря, в колдовство никто не верит. Переход, на который раньше могли потребоваться месяцы, на лёгких современных яхтах совершается за неделю или две.

Но зона штилей по прежнему остаётся тяжёлым и необычным испытанием для парусной лодки и её экипажа.

Выходим с острова Мале. Небо затянуто тучами и ветер заставляет нас постоянно менять курс и парусность, но всё же бодро несёт нас на юг. «Barca Pulita» быстро бежит между волнами в направлении экватора, крутя слалом между ливневыми тучами. По правому борту вдалеке проплывают южные атоллы Мальдив.

Через два дня атоллы заканчиваются, ветер утихает и всё вокруг нас словно замедляется.

Становятся ниже волны, пропадают течения, с каждой милей на юг ветерок несущий нас всё больше выдыхается и на рассвете третьего дня наступает полный штиль.

Это какой то новый, необычный мир. Море лежит неподвижное, зеркальная, словно маслянистая гладь днём отражает облака и солнце, ночью звёзды. Видимо из за отсутствия волн или от полной тишины, но океан вдруг кажется стал ещё больше: бесконечное пространство вне времени, которое хочется пересечь на цыпочках, чтобы не заметили.

С утра небо всегда чистое, но по мере того как поднимается солнце, растёт температура и испарения моря наполняют его живописными облаками. Во второй половине дня начинаются грозы с дождём и ветром, но они нисколько не продвигают нас к цели. Ветер очень сильный, приходится рифить грот, менять геную на штормовой стаксель. Эти манёвры требуют больше времени чем длится ветер. Мы предпочитаем совсем убрать паруса и подождать под дождём пока гроза выдохнется, опять вернётся синева и ветер снова пропадёт.

На самом же деле какой то ветер всё-таки есть. Очень слабенький и капризный, дует немного оттуда, немного отсюда и не в состоянии даже наморщить водную гладь. Но именно на эти слабые дуновения приходится рассчитывать, чтобы выйти из зоны штилей. Чтобы использовать их, нужно бы всё время стоять на руле и непрерывно регулировать паруса. Но днём слишком жарко, стоять на руле под солнцем, а ночью мы устаём и валимся ото сна.

Поэтому мы предпочитаем доверить лодку ветровому авторулевому, хотя он и ведёт нас зигзагами, в то время как мы проводим дни под импровизированным навесом, читаем, смотрим вокруг, пишем и обливаемся из ведра морской водой.

На шестой день, двигаясь как улитка, пересекаем экватор.

— Мы в южном полушарии! — объявляю я, два три раза проверив расчёты. Но этого не заметно. Море такое же, небо тоже, и так же нет ветра.

— Это мне напоминает, как когда возраст совершеннолетия снизили до восемнадцати лет и я вдруг сразу стала совершеннолетней — прокомментировала Лиззи. Но мы всё равно отмечаем это событие кока- колой и последней пачкой шоколадных вафель, подарок итальянской турбазы.

Проходят ещё четыре дня, за день не удаётся пройти больше двадцати миль, а утром пятого, перед самым рассветом, меня неожиданно будит шорох волн плещущих о корпус. Я выбегаю наружу с мыслями о волнах поднятых проходящим судном. Однако это ветер поднял лёгкую зыбь. В неверном предрассветном свете поднимаю передние паруса, стараясь работать тихо и не разбудить Лиззи. Идём со скоростью три узла, но после дней почти полной неподвижности кажется что летим. Этот новый ветер, пришедший с юга, рассказывает истории другой части земли, он первый знак пассата и он больше нас не покинет.

Проходят ещё два дня спокойного плавания и наконец на поверхности океана появляется большое светлое пятно. Это первый признак земли. Хотя это ещё и не земля а крохотный атолл полностью погружённый в воду, даже без какого либо островка над поверхностью волн. Но коралловые рифы, скрывающиеся всего лишь в нескольких метрах под водой, выдают себя, вспенивая поверхность океана белыми барашками, и они притягивают нас, как мираж.

— Поныряем?

— Шутишь?

— Нет. Мы можем по очереди. Один на борту, лежимся в дрейф, другой ныряет. Или можем спустить тендер и взять с собою подводную телекамеру.

Мы говорим, а в это время глыбы кораллов под водой проплывают в сотне метров от нас.

«Если бы получилось посмотреть, что там внизу. Наверняка никто этого никогда не видел.» — я представляю себе башни кораллов, огромные рыбы, акулы и всё остальное.

— Ладно, Карло! Прекрати!

— Ты права. Лучше не надо. Слишком сложно.

Идём на юг, держась от рифов на безопасном расстоянии. Белые барашки и голубизна мелкой воды и кораллов остаются за кормой и постепенно исчезают, пока мы преодолеваем последние тридцать миль, которые отделяют нас от атолла Саломон.

В десять часов появляются кроны пальм над линией горизонта.

В двенадцать — даже мелкие островки по периметру атолла появляются из моря.

В тринадцать — заходим в пролив ведущий внутрь лагуны.

Убираем все наши четыре паруса и идём под мотором, ориентируясь на тёмный цвет глубокой воды по центру прохода. Две минуты затаённого дыхания и судорожного внимания и мы во внутренней лагуне.

— Какое чудо. — Нет больше опасностей. Нет больше волн и нет течений. Вода снова глубокая и у нас есть время осмотреться и получше разглядеть новую землю до которой мы добрались.

На самом деле земли здесь видно мало, но та что есть очень живописна. Она появляется в виде бесконечной цепочки прекрасных островков, маленьких и низких, расположенных по периметру атолла. И атолл так велик, что островкам не видно конца.

— Остаётся только найти где бросить якорь и обещаю тебе купание в самом красивом месте в мире.

— Скорее бы.

Идём курсом на восток, чтобы пересечь лагуну и встать под прикрытием восточных островов, где в случае сильного ветра мы будем защищены сушей. Проходит пол часа и острова приближаются. С внутренней стороны огромные пляжи, а дальше, где начинается растительность, высокие густые пальмы. Нужно только подойти и бросить якорь.

Однако две попытки подойти к берегу закончились поспешным отступлением. Кораллы поднимались со дна вертикальной стеной. По эту сторону стены глубина в лагуне больше пятидесяти метров и встать на якорь мы не можем. По другую сторону, глубина всего несколько сантиметров и видно как рыба плещется и прыгает на коралловом мелководье.

Делаем ещё пару попыток, потом решаем остановиться и поразмыслить. Ставлю мотор на нейтраль, Лиззи приносит карту в кокпит и мы углубляемся в её изучение, в то время как лодка медленно дрейфует. Пытаемся найти место, где глубина уменьшается более плавно, но карта старая, цифры отметок глубин микроскопические и кажется всё подтверждает, что отлогих подъёмов здесь нет.

— Подожди, возьму очки. — говорит Лиззи и исчезает в каюте. Проходят две секунды и я вздрагиваю от пронзительного звука сирены эхолота и сразу же за ним следует ужасный удар.

Появляется бледная Лиззи, я вскакиваю на ноги. Мы смотрим друг на друга: «О боже, мы кажется