язычников.
Хотя сооружением церкви Мейнгард не ограничился. Он построил укрепленные поселки Укскюль и Дален, пригласил переселенцев из Германии. Но крещение шло плохо. Ливы противились, не принимали проповедников. Тогда Мейнгард и его преемник Бартольд обратились к папе с просьбой — объявить крестовый поход. Получили согласие, на Двину поехали рыцари. Однако даже в таком варианте толку было мало. Немцы начинали громить деревни ливов, те созывали ополчение. В бою пришельцы одерживали верх. Набирали добычу, побежденные платили выкуп, по условиям мира соглашались креститься. Но очень немногие воины выражали желание остаться в диких краях. Они отчаливали на родину, а язычники тут же выгоняли священников и дружными толпами лезли окунаться в реку — полагали, что таким образом «смывают» крещение.
Третий епископ, Альберт Буксгевден, взялся за дело более основательно. Он привез войско на 23 кораблях и в 1200 г. заложил крепость Ригу. Тут расположился постоянный гарнизон, а для дальнейшего наступления на прибалтов Альберт попросил у папы Иннокентия III учредить новый рыцарский орден. Ему дали устав ордена храмовников и назвали Меченосцами, рыцари нашивали на плащ изображения красного меча и креста. Орден угнездился в Риге, но полоцкие князья даже этому не препятствовали! У них были куда более важные дела — цапаться друг с другом, вместе с Ольговичами разорять княжества русских соперников. А епископ согласился числиться вассалом Полоцка, платил символическую дань, чего ж еще требовать?
Ну а в Эстонии появились датчане, тоже начали обращать жителей в латинство. Новгородцы не мешали. Ведь и у них имелись более важные дела, а с датчанами они торговали, поддерживали добрые отношения. Опять же, распространение христианства — дело святое, достойное. Как тут можно возражать? Правда, христианство было чужое, не православное. Но опасности в этом не видели. Ведь западничество торжествовало и в самой Византии. В Константинополе расцвели иностранные кварталы, открывались латинские храмы, патриархия и император заискивали перед Римом. Если патриарх разрешает у себя в Греции, значит, и для русских в этом нет ничего предосудительного.
Греки и впрямь втянулись в тесную «дружбу» с европейцами и считали себя в выигрыше. Казалось, что при Комнинах империя достигла наивысшего блеска. Ее вассалом стала Венгрия, немцев удалось выдворить из Италии. Гавань Константинополя переполняли чужеземные суда, состоятельные люди покупали импортные костюмы, ткани, венецианцы и генуэзцы везли восточные предметы роскоши. В столице возобновилось грандиозное строительство. Вельможи-взяточники и нувориши возводили дворцы, виллы, персональные церкви. Но провинция разорялась. Итальянцы воевали с немцами за византийский счет, огромные суммы требовались и на венгерские авантюры Мануила Комнина. А откупщики, пополняя казну, обдирали людей подчистую.
Деревни пустели и забрасывались, города заселялись инородцами — арабами, армянами, персами, евреями. Они умели «подмазать» правителей, скупали за бесценок землю и образовывали свои колонии. А византийское население правдами и неправдами перетекало в столицу. Только здесь можно было безбедно прокормиться в услужении у тех же иностранцев, вельмож, на стройках, в порту. Константинополь превратился в гигантский мегаполис-паразит, высасывающий соки из собственной страны.
А в 1180 г. умер Мануил Комнин. Брат императора Андроник объявил себя поборником интересов угнетенного народа, сверг и умертвил малолетнего наследника Алексея II. Андроника под тем же лозунгом скинул и убил Исаак Ангел. Хотя лучше не становилось. Только хуже. При Ангелах, по словам современников, «должности продавались, как овощи», «торговцы, менялы и продавцы платья удостаивались за деньги почетных отличий», «скифы и сирийцы за взятки приобретали ранги». Дошло до того, что начальник тюрьмы Лагос выпускал на улицы бандитов, чтобы они работали на него, делился добычей с придворными, и царь оставлял все жалобы без внимания[125] .
Прогнившее величие империи продержалось очень долго, а теперь стало стремительно расползаться по швам. Венгерский король сразу забыл о зависимости от Константинополя. В свистопляске переворотов отделились причерноморские области, там родственники Комнинов провозгласили особую, Трапезундскую империю. Тмутаракань захватили половцы. Отпали армянская Киликия, Сербия, Болгария. А греческие архонты, правители провинций, получившие от Мануила Комнина права западных графов, переставали считаться с центральной властью, вводили собственные законы, налоги, воевали друг с другом.
Но Запад другом Византии так и не стал. Все свои неудачи на Ближнем Востоке европейцы сваливали на «греческие происки», презрительно величали византийцев «еретиками». В 1196 г. на папский престол взошел Иннокентий III — энергичный, расчетливый, хитрый. Он, конечно, не вспоминал, на чьи деньги его предшественники сумели сбросить опеку германских императоров. Зато плодами византийской политики воспользовался в полной мере, стал не только духовным, а могущественным светским правителем, его власть признали итальянские князья и города, Сицилия. Папа решительно лез в дела европейских монархов, регулировал королей Англии, Франции, император Германии Фридрих II принес ему вассальную присягу.
На Византию Иннокентий поглядывал с особенным интересом. Ослабела, разваливается… чего же еще желать? С завоеванием Палестины не складывалось, но Балканы лежали гораздо ближе. Тут тебе и богатства, накопленные веками, и земли для алчного рыцарства. Идею папы вполне разделял венецианский дож Дондоло, с 1198 г. они начали готовить Четвертый крестовый поход. Разговоры опять шли о Ближнем Востоке, но тайно нацеливались на Константинополь. Подходящим предлогом стал очередной переворот в Византии. Исаака Ангела сверг его брат. Сыну Исаака Алексею венецианцы устроили побег из тюрьмы, он появился в Италии и безоговорочно подписал обязательства выплатить колоссальную сумму для «вознаграждения» крестоносцев.
Рыцари отправились к греческой столице как бы для защиты прав Исаака и Алексея. Их было очень мало, всего-то 20 тыс.! Но оказалось, что у Византии уже практически нет армии. И флота нет, адмирал Стрифн разворовал и распродал корабли, строевой лес, парусину, якоря. Да что там армия и флот, население Константинополя составляло 800 тыс. человек! Чего стоило выйти на стены и отбиться от пришельцев? Нет, избалованные столичные жители и не подумали взяться за оружие. Принялись вместо этого бунтовать и митинговать. Узнали, что крестоносцы прибыли сажать на престол Исаака с Алексеем — ну так в чем проблема? Сами выгнали узурпатора-брата, вернули на трон свергнутых царей. Но ведь они наобещали рыцарям колоссальную сумму и заплатить ее заведомо не могли. Пробовали вытрясти деньги с горожан, а константинопольцам это очень не понравилось. Они опять взбунтовались и прикончили Исаака с Алексеем.
Лучшего предлога для крестоносцев нельзя было придумать. Умертвили «законных» царей, которые были им «должны»! Горстка рыцарей пошла на штурм и беспрепятственно захватила город. Убивали мало, разве что под горячую руку. Зато уж грабить взялись капитально-дворцы, дома, церкви. Сгребали все мало мальски ценное. Специальные отряды латинских монахов были выделены для охоты за чудотворными иконами, мощами святых, деловито обшаривали храмы и монастыри. Группы рыцарей и их слуг, растекшиеся по кварталам и площадям, вели себя как полные хозяева, а на население смотрели как на гигантский невольничий рынок.
Останавливали приглянувшихся женщин и девушек, бесцеремонно приказывали раздеваться. Многочисленные горожане терпели, перепугано подчинялись! Знатные дамы, горделивые ромейки, торопливо отдавали кольца и серьги, пока их не вырвали из ушей, при всем честном народе послушно стаскивали платья. А победители изучали и оценивали, взять или не взять, нет ли каких изъянов. Мужа, стоящего рядом, спроваживали пинками. Но «товара» было слишком много, для продажи в рабство отбирали самых молодых и красивых, а остальную массу горожан просто выгнали из Константинополя, чтоб не путались под ногами.
Взять с собой не позволяли ничего, в воротах встали кордоны, отнимавшие даже одежду, ее же можно было перепродать. По дорогам побрели сотни тысяч людей, кто в исподнем, у кого-то и на нижние рубахи позарились, почтенные семейства шлепали в чем мать родила, прикрывались случайными тряпками. А свои же византийские крестьяне встречали несчастных
