грешную землю.

Наконец его терпение иссякло.

— Ну, и что мы имеем? — скромно поинтересовался Лариков.

О, нежданная радость!

После ляминского «Что вы будете делать?» Андрюшенькино милое «мы» показалось мне настолько отрадным, что я не смогла удержаться от благодарной улыбки.

Не все рыцари перевелись в нашем лучшем из миров! Парочка еще осталась, и по счастливому стечению обстоятельств именно мне выпала удача находиться в их обществе…

Однако мне пришлось обрушить на голову одного из доблестных рыцарей недобрые вести.

— А ничего хорошего, — призналась я. — Ты какие дела больше всего не любишь?

— То есть ты хочешь сказать, что на нашу долю выпало именно такое? Из того разряда, которые я не люблю?

Он задумался. Его глаза стали заранее печальны. Видимо, Ларчик тоже обладал даром предчувствия.

— Именно так.

Господи, прости мне безжалостность!

— Вообще-то самым муторным я нахожу киднепинг, — безошибочно определил он.

Я развела руками.

— О Саша, Саша! — взмолился он. — Скажи мне, что я ошибся!

— Нет, бедный мой босс, — проговорила я, наслаждаясь вкусным травяным напитком. — Это именно он. Со всеми атрибутами и вытекающими последствиями…

— Ладно, что ж поделаешь, — смирился с судьбой Ларчик. — Выкладывай, что там случилась за напасть? И с кем?

— Девочка семи лет.

Я достала фотографию Алисы, которую мне дала Анастасия Михайловна.

— Зовут Алисой. Пропала сегодня из школы около одиннадцати утра. Сначала за ней должен был подъехать отец, но не смог. Со-ве-ща-ние у него было.

— Судя по твоему тону, отец не вызвал в тебе должного сочувствия и симпатии, — заметил Ларчик. — Очень противный тип?

— Об этом позже. Давай я все по порядку, а потом перейдем к действующим лицам.

— Как пожелаете, мадмуазель.

— Итак, отец за ней не приехал, мать тоже не смогла, поскольку должна была доставить английского клиента к художнице-инвалидке. Пришлось вызывать гувернантку, у которой был выходной. Гувернантку зовут Татьяна, ей двадцать лет, и мать Алисы предполагает, что сейчас у этой самой Татьяны безоблачный роман, поскольку она напоминает небезызвестную Ларину. «Я вас люблю, чего же боле…» И так далее, и тому подобное. Иногда ее взор туманится и на устах появляется легкая улыбка, отдаленно напоминающая безумную. Все приметы налицо! Подобные признаки появились, например, вчера. После ее похода с Алисой в кафе, где они должны были насладиться мороженым.

— То есть неведомый нам предмет воздыханий девочку видел?

— Выходит, так. В общем, Таня эта примчалась в школу, но Алисы там не было. Она бросилась звонить в музей, где работает Вика, там нашли телефон Миры, то есть той художницы, у которой Вика была, и Вика, бросив англичанина на произвол судьбы, примчалась домой. И, стоило ей там оказаться, похитители девочки не замедлили проявиться, позвонив и затребовав всю имеющуюся в наличии у Аржановых сумму…

— Как это? Они так и сказали? Или была все-таки названа точная цифра?

— Цифра названа, естественно, была, и вот тут начинается первая странность… Она строго соответствует Викиной наличности!

Он присвистнул.

Я выдержала паузу, чтобы он мог сполна оценить мою проницательность, и продолжила:

— Получается, наши похитители не только были знакомы с распорядком дня семейства Аржановых, но и знали, сколько с них можно слупить! А из этого вытекает, что они относятся к аржановскому окружению! По крайней мере, к этому гребаному окружению относится организатор данного преступления!

— Или организаторша, — прибавил Лариков.

— Вряд ли, — покачала я головой. — Мне кажется, за всем этим маячит мужская фигура.

— Это предвзятое мнение, сударыня, — усмехнулся Ларчик.

— Ладно, время покажет, — согласилась я. — Кстати, не надо тебе говорить, что это самое время работает не на нас. Мы должны действовать быстро. Там ребенок. Этому ребенку и так сегодня предстоит провести ночь черт знает в каких условиях!

— Может быть, не в таких плохих? — с надеждой предположил Лариков.

— Дай бог.

Я посмотрела на Алисину фотографию.

Она почему-то показалась мне на этой фотографии чересчур серьезной.

«Не бойся, девочка, — сказала я ей. — Мы сделаем все, чтобы тебе помочь!»

Но она, наверное, боялась. Я бы наверняка на ее месте умирала от страха.

— Все-таки я никогда их не пойму, — вздохнула я.

— Кого? — переспросил Ларчик.

— Киднеперов. Я бы так не могла. Словно они отключили свои чувства наглухо. Им что, не жалко свои жертвы?

Он мне не ответил. На глупые вопросы лучше не давать ответ.

На город опустилась ночь и накрыла маленькую украденную девочку. И ее маму с бабушкой, которые вряд ли смогут заснуть этой ночью.

Алиса не заметила наступления ночи. В подвале просто стало еще темнее, вот и вся разница. Да еще пришел Страшный Человек, в черной маске и перчатках. Она его все равно бы не увидела, а так он совсем сливался с темнотой. Еще она скорее угадала, чем увидела, женщину — ту самую, которая приходила днем. Или это был уже вечер?

Время у Алисы совсем перемешалось.

Мужчина отстегнул наручники, и Алиса поняла по его жесту, что ей надо лечь.

Он не говорил ни слова, просто выразительно стоял, и в его фигуре Алисе почудилось сходство с папиной — он так же мог застыть в гневе, когда Алиса не слушалась его.

Поэтому она легла, и он пристегнул ее к кровати снова.

— Может, все-таки не надо хотя бы на ночь ее приковывать? — прошелестела женщина, но он ей не ответил.

Наверное, она тоже его не слушается, решила Алиса, и сейчас он станет с ней суровым, как папа со мной.

Он вышел, резко хлопнув дверью, а женщина задержалась.

Алиса знала, что женщина сейчас смотрит на нее. Это было совсем не страшно, только немного странно и неприятно.

Она постояла еще немного, потом вздохнула и пробормотала:

— Спокойной ночи, детка.

— Спокойной ночи, — вежливо ответила Алиса.

Женщина вышла.

Дверь закрылась, Алиса услышала поворот ключа и вдруг вспомнила свою кровать, маму, которая приходила пожелать ей спокойной ночи, большого тигра с печальной мордой…

Почему-то особенно остро ее ударило воспоминание о бедняге-тигре, который там, без Алисы, ужасно одинок. Как сама Алиса в этой темноте.

Она больше не могла сдерживаться, и случилось самое ужасное.

Алиса повела себя, как неудачница.

Она заплакала.