чуду, но тот летал слишком высоко. Впрочем, по крепости очень быстро разошелся слух, что это рязанский союзник и дружинники прекратили обстрел. А монголы перестали метать стрелы ввиду ее полной бесполезности. Дельт, немного покрутившись над городом, монгольскими стойбищами и окрестностями вскоре улетел на запад. Воины продолжили заниматься прерванными делами.

— Пойду я, пожалуй. Похоже, больше ничего интересного сегодня не произойдет. Первое отделение за мной, второе остается тут. Сержант Глазычев, остаешься за старшего. Рацию держи включенной, если что — звони. — приказал Афанасьев, закидывая винтовку на плечо.

— Слушаюсь.

Вернувшись в терем Афанасьев, еще не скинув шинель, приказал радисту.

— Давай связь с артиллеристами.

Радист поколдовал над рацией, потом подал гарнитуру подполковнику:

— Андреев на связи.

— Андреев? Докладывай!

— Товарищ подполковник, закрепились на берегу реки Плетенка, рядом с деревней Высокой.

Афанасьев потянулся за картой, лежащей на столе. Радист вскочил и быстро подал ее командиру.

— Так. Вы в пяти километрах от Рязани?

— Так точно! Ерисов слетал на разведку, сейчас по его докладу будем определять цели.

— Погоди, вы что, через Рязань будете стрелять?

— Не совсем, хотя да, некоторые снаряды пролетят над городом.

— А если один из твоих «чемоданов» в город упадет? Или какую-нибудь крышу зацепит? Тут колокольни достаточно высокие. Может вам лучше чуть в сторону отойти?

— А куда? Что южнее, что севернее такой бурелом, плюс речки с обоих сторон. Они хоть и невелики, но глубокие, заразы, и берега обрывистые. Да Вы не волнуйтесь, Арсений Николаевич, Все будет аккуратно. Впрочем, там южнее Рязани тоже большой лагерь, начнем по нему, а тот, что за Рязанью Филатов обработает. Если успеет.

— Филатов? На дельте?

— Не, товарищ Шибалин предполагает, что он к утру Юнкерсы в Курск успеет перегнать.

— О! Это дело!

— Не факт, товарищ Шибалин сказал не особо рассчитывать. Переход, потом самолеты готовить. Первый большой перелет, да еще с учениками, мало ли? Получиться — получится, нет — так нет.

— Лады. Что еще кроме гаубиц у тебя есть?

— Девять танков. Три немецких остаются нам в прикрытие, остальные выдвигаются к Рязани. К Вам подойдут с севера. Еще двадцать УАЗов, оснащенных пулеметами, эти по рекам будут колесить. Девять немецких тягачей. Автопарк обновили, два Опеля после Пронска перед самым порталом поломались — у одного движок застучал, у второго что-то с коробкой передач, еле доехали. Шибалин выделил взамен пару сто тридцать первых ЗИЛов, и еще три МАНа заменили Шишигами.

— А с МАНами что случилось?

— С ними ничего, но, как показал наш поход, проходимость по снежным дорогам у них оставляет желать лучшего. Вот Валерий Петрович и выделил в последний момент. На Проню ехали по безлесному водоразделу, а тут то вовсе по лесам и буреломам. ЗИЛы уже разгрузили, сейчас думаю отправить их обратно, чтобы еще снарядов привезли.

— Завтра во сколько начнете?

— Как рассветет, сержант Ерисов над целями зависнет, поправки после пристрелочных даст, так сразу всей батареей и начнем.

— Хорошо. На сегодня все, отдыхайте. Отбой, лейтенант.

— Слушаюсь. Отбой, товарищ подполковник.

Горожане Пронска и дружинники шумно встречали своего князя Всеволода Михайловича, от церквей доносились праздничные перезвоны колоколов. Сгущающиеся сумерки не позволяли в полной мере оценить разрушения крепости, но и то, что выхватывал глаз, приводило в оторопь. Столетние дубы, в обхват, из которых была сложена крепостная стена, были во многих местах проломаны, как тонкие лучины. Михайловская башня догорала, рассыпая в ночное небо кучи искр и белого пара — это защитники, передавая по цепочке деревянные ведра, ушаты, кувшины пытались залить красные уголья, опасаясь — как бы от тлеющего пожарища, мечущего искры на ветру, не занялись стоящие недалеко избы. Дома, частью разобраны на баррикады, частью сломаны прилетевшими из-за стены камнями. Храмы переполнены ранеными и убитыми. И тем не менее, сквозь слезы на город снизошло некоторое успокоение — враг, пусть не разбит, но отброшен и в ближайшие дни штурма с его напряжением всех сил не последует.

Сопровождавшая княжеские сотни разведка на снегоходах, вкатилась в город вместе с дружинниками. Горожане с опаской взирали на союзников, оседлавших непонятно какой силой движимые конструкции, напоминающие половинку саней: один самобеглый полоз, да одна широкая лыжа впереди. Тем не менее, слух о том, что это именно они, вот эти самые два десятка витязей устроили под Пронском небольшой Армагеддон для монгольского тумена, быстрее молнии разлетелась по городу. Как водится, вперед вылезли мальчишки, по младости не боящиеся ни черта, ни дьявола, ни самобеглых трещащих колясок. Некоторые даже подскакивали, пытаясь потрогать это чудо, за что получали от испуганных матерей подзатыльники или тычки.

— Дядя, а вы умеете летать? — самый шустрый прорвался к Осадчему, опознав в нем начальника, и задал самый животрепещущий для него вопрос.

Тот обернулся, покачал головой, и проезжая дальше успел сказать:

— Я — нет, но в Торжке есть летчики и, главное, этому можно научиться!

Парень с раскрытыми глазами так и замер на дороге, чуть не сбитый с ног, едущими следом.

— Все, похоже у Филатова скоро появится новый ученик. А может и не один! — подумал Осадчий еще раз оборачиваясь на подростка.

Князя на пороге терема встречала княгиня с толпой челяди. Всеволод Михайлович отпил поданный женой ковш и тут же передал его Васильеву. Пока прапорщики допивали поднесенный сбитень, князь представил союзников, распорядился выделить лучшие светелки. Потом была баня, трапеза, затянувшаяся до полуночи. Защитники к моменту возвращения князя успели прочистить брошенное становище врага. Набрали кучи трофеев, от оружия и доспехов, до ковров, тканей, не убранных юрт, больших табунов лошадей, да еще диковинных двугорбых верблюдов. Уяснив, кто сделал основной вклад в победу, тут же принялись перераспределять упавшие с неба «богатства», справедливо предполагая, что на значительную долю должен рассчитывать ушедший на некую «базу» сотник Андреев со своими людьми. Осадчий с Васильевым лишь отнекивались:

— Куда нам это барахло девать? Да и не нужно оно нам. Мы же завтра опять в бой пойдем, а лейтенант Андреев, небось, уже на базе.

Однако, и хозяева не унимались. Более того, похоже — обиделись, не понимая, мол, как десятники могут решать за сотника и тем более за князя? Ведь это трофеи, честно взятые в бою. Невместно пронскому князю брать чужое, не по совести. Поддавшись на уговоры, прапорщики согласились лишь оставить все причитающееся Торжку в Пронске на хранение. Будет время и возможности — приедут машины и все заберут, нет — так хоть в Проне утопите. Единственное, что пожелал Осадчий, так это взять свою долю верблюдами.

— Хорошая животина. Может две недели не есть и не пить. И морозов не боится. Зато потом как начнет жрать, не останавливаясь, как три лошади…

— А тебе они на хрена? — спросил недоумевающий Васильев.

— Ты ничего не понимаешь. Я их кладовщику Завьялову подарю. Пусть старшина помучается: и