отсекая головы и руки, пробивая щиты и кожаные панцири. Дружинники не отставали от пронского князя, прикрывая его щитами от летящих татарских стрел. Степняки стали шарахаться от Всеволода Михайловича, прячась между шатрами. А дружинники, чтобы внести побольше смятения и освободить пространство, по ходу рубили веревки и опоры монгольских юрт. Матерчатые, кожаные, войлочные крыши и стенки складывались, опадая на жаровни и очаги, горевшие внутри, тут же загорались, распространяя едкий сизый дым с запахом горелой шерсти.
— Княже, обернись! — крикнул один из старших дружинников.
С высокого левого берега Всеволод Михайлович увидел, как на заснеженную низкую пойму правого берега реки выезжают из леса три колонны монгол, перестраиваются в боевые порядки и начинают разгон на русский лагерь.
— Назад! Отходим! — крикнул он своим дружинникам, заворачивая морду боевого коня в сторону реки.
Но не тут то было. Едва поредевшее воинство попятилось и повернулось, как из-за юрт вновь высунулись степняки на своих низкорослых лошаденках. В спину полетели стрелы, ссаживая витязей на землю.
Меж тем, в лагере пешие ополченцы и обезлошадившие дружинники сумели организовать некоторое подобие стенки, прикрывшись щитами и ощетинившись сотнями копий. Монгольская конница приближалась. Вот в небо взмыли стрелы, вот под громогласный боевой клич: «Урагх!» засверкали изогнутые сабли и умбоны на монгольских круглых щитах. Наконечники копий в обрамлении кистей из конского волоса, склонились, выбирая жертву. В этот момент из леса по правому флангу конницы застрочил пулемет. Казалось, всадники наткнулись на невидимую стену. Пули прошивали сразу по два-три человека. Монгольские воины вместе с лошадьми падали десятками, за рядом ряд. Боевой порядок поломался. Правый край атакующей тысячи отстал, изогнулся, уперся в груды павших лошадок и наездников, остановился и стал разворачиваться в сторону новой угрозы. Тем временем левый фланг, прикрытый телами своих сослуживцев, добрался до стенки из щитов, копий и мечей. Но ослабленный удар не смог с ходу проломить наспех выстроенную оборону русских витязей и потому левый фланг увяз в рукопашной, не в силах — ни проскочить вперед, ни повернуть назад.
Однако, на пойму продолжали прибывать все новые и новые сотни и тысячи монгольских всадников, да по льду через реку, вслед за пронским князем с двумя-тремя десятками оставшихся в живых дружинников, скакало более тысячи.
Пулемет замолк, всадники приободрились. Лошади, увязая в снегу, понукаемые наездниками, устремились к лесу, охватывая полукругом то место, откуда бил смертоносный свинцовый шквал и на ходу засыпая кусты и окрестные деревья стрелами. Осталось сделать последний рывок в какой-то десяток саженей, но внезапно земля вздыбилась, разрывая на куски и лошадей, и наездников, сунувшихся в первых рядах. А спустя мгновение, раздался еще один оглушительный взрыв, унося сразу всю сотню, стремившуюся захватить пулеметчиков. Толстая береза, к которой была прикручена МОНка, сломалась, крона взлетела на несколько метров вверх и рухнула, придавив незадачливых степняков. Куски мяса, внутренности людей и лошадей, чьи-то руки, ноги, конские морды долетели до следующей сотни, идущей поддержать авангард. А шрапнель повалила и их первый ряд.
Едва уцелевшие степняки начали приходить в себя, пытаясь сообразить — что же тут произошло, как далеко в стороне от этого места вновь заговорил пулемет, выкашивая последние остатки наступающих сотен. В этот момент нервы монголов не выдержали и они повернули своих коней обратно. Глядя на их бегство, отступил и левый фланг, увлекая за собой всадников, атакующих по льду.
Всеволод Михайлович оглядел остатки дружин и ополченцев. В живых, точнее — в чуть живых, едва стоящих на ногах, оставалось меньше половины от тех, кто сюда пришел осенью.
— У ходим в лес! — крикнул он, заворачивая коня.
Воины князя, ведя за собой легкораненых и добивая тяжелых — лучше смерть, чем плен, сохраняя некоторое подобие строя и прикрываясь от стрел, опять во множестве падающих на головы, медленно двигались к лесу, удаляясь от реки.
Под князем в очередной уже третий раз пала лошадь — стрела угодила в шею. Всеволод выпрыгнул из седла, не дожидаясь пока конь свалится. Ближайший из дружинников тут же отдал ему свою, а сам пересел на степную, из тех, что во множестве метались по полю. Алый плащ, символ княжеской власти, за спиной Всеволода представлял собой набор красных лент разной ширины, на груди отсутствовали несколько пластин из бахтерца, глубокая вмятина на левом наруче. Тем не менее, Всеволод Михайлович казался самым бодрым из всего воинства, уверенно прокладывая путь и уводя остатки дружин.
Пулемет в лесу молчал. Лишь пару раз, когда монголы опять попытались построить боевой порядок и начать разгон в атаке на уходящие дружины, застрекотал короткими очередями, остановив их порыв. Как только атака останавливалась — умолкал и пулемет.
— Что ж не подготовились? — вместо приветствия спросил Александр Осадчий подъехавшего князя. — Специально ж бойца послал.
Но Всеволод лишь махнул рукой, слезая с коня.
— Ты из Торжка? Спасибо, друже. Кабы не твои вои, всех нас положили б.
На сей раз махнул рукой Осадчий.
— Из Торжка, из Торжка. Афанасьев к вам в помощь прислал. Все, амба. Патронов осталось на десять минут. — вместо «пожалуйста» ответил Александр. — Да и ствол пора менять, а запасного с собой нету. Мы тут налегке.
— Куда мыслишь направиться? — спросил князь.
— Я в дозоре. У меня приказ, пугнуть монгол и на север. — Осадчий махнул рукой, показывая направление.
— К Рязани?
Александр покачал головой.
— Не совсем. До Рязани мы не доедем.
— Жаль. Весточку хотел передать. Что разбил нас Батыга. Нет больше русских войск на Воронеже.
— Весточку? Так, погоди пару минут, я сейчас подойду.
Осадчий отошел в сторону, связался с Афанасьевым и объяснил ситуацию. Переговорив, вернулся к пронскому князю, который тем временем отдавал распоряжения дружинникам, уходящим в лесную чащобу.
— Значит, весточку, говоришь? Это можно. Сегодня вечером Юрий Игоревич все узнает.
— Сегодня? Там же три дня, если лошадей не жалеть… А! У вас голуби есть.
— Голуби — не голуби. Ну, почти. Пиши, что надо передать. А хочешь, поехали с нами — сам все расскажешь. Мы человек пять-шесть взять можем.
От приглашения Всеволод отказался, мол негоже князю своих воев бросать. Осадчий усмехнулся, пояснив, дескать, Всеволод Ярославович, бывший князь в Новом Торге, сын Ярослава Всеволодовича киевского, по этому поводу имеет совсем иное мнение. На что пронский князь сплюнул: у них, у Ярославичей, все не как у людей. Тем не менее, троих раненых, но держащихся на ногах витязей, подозвал. Мол, если не трудно, вот с ними весточку передам. На словах надежней, потому как писать на морозе, без пергамента, чернил и писаря — очень тяжело. Да и перехватить записку врагам легче, случись чего.
Когда последние дружинники углубились в лес, Осадчий дал приказ пулеметчикам отходить к снегоходам. Спустя некоторое время кавалькада, включая трех раненых, покатила к водоразделу, обходя и ушедших на запад пронских и рязанских воинов, и ставших лагерем монголов, приступивших к грабежу павших русичей.
Исток реки Проня, 11 декабря 1237 года (студень 6746 год)
К вечеру Осадчий докладывал Афанасьеву результаты боя на реке Воронеж. Раненых дружинников