девушки в трусиках и коротких майках, Надежда задумалась, можно ли считать это ню. Тут же были неизбежные спортсменки – девушка с веслом, девушка с обручем, девушка с гимнастическими снарядами. Попадались и редкие отголоски авангардного искусства двадцатых годов – красная девушка с двумя носами, еще в одной картине женское тело с трудом можно было разглядеть среди цветных полос и пятен. Дальше переодевалась балерина – на первом плане валялась смятая балетная пачка, а девушка куталась в яркий японский халат с цветами и птицами.
– Где Аленка-то моя? – Люся вертела головой, не слишком обращая внимания на картины. – Да вон же она, в соседнем зале. Ой, кто это с ней разговаривает, Надя, глянь-ка…
Надежда глянула и инстинктивно утянула Люсю за очень кстати подвернувшуюся колонну.
– Ты чего? – отбивалась Люська. – Это же наша Нинка! Нина Ч., ты что, ее не узнала?
– Видеть ее не хочу! – сквозь зубы прошипела Надежда. – Достала она меня!
Шепотом поведав подруге про злополучный день рождения, Надежда, естественно, не сказала ничего про убийство несчастного актера Рукавицына и про свои страхи.
– Что, так и просидела весь вечер голодная? – веселилась Люська. – Спросила бы меня, я бы тебе сразу сказала, что у Нинки руки не из того места растут, она готовить напрочь не умеет. Это у них семейное, я как-то в гостях была у ее бабки – такой гадостью накормили! Хотя готовила не она даже, а домработница… Хорошо, меня там не было…
– А знаешь, почему Нинка тебя не пригласила? – перебила обозленная Надежда. – Боится, что ты у нее мужа уведешь! Мы, говорит, замужние женщины, должны быть осторожными и подруг разведенных в дом не пускать!
– Вот дура! – рассмеялась Люся. – Ну и наплевать на нее, не хочу с ней знаться!
Она осторожно выглянула из-за колонны.
– Вроде учапала Нинка. Пойду я, Аленке покажусь, ты, Надя, пока здесь подожди!
Проводив Люсю взглядом, Надежда Николаевна прошла в соседний зал. Ей было любопытно, перед какой картиной Нина разговаривала с Люсиной невесткой, что привело ее на эту выставку.
Картина была большая.
На ней была изображена полуодетая женщина, расчесывающая волосы перед туалетным столиком с тройным зеркалом – такие называли раньше трюмо. Женщина была не слишком красива – тяжеловатый подбородок, широкие скулы, простоватое лицо, но вместе с тем в ее внешности была какая-то сила, характер и глубина. И несомненная женственность. По-настоящему красивыми были, пожалуй, только ее волосы – длинные, очень густые, редкого темно-рыжего цвета. И еще кожа – нежная, молочная, словно светящаяся в полутьме. Широкое властное лицо женщины отражалось во всех трех зеркалах, черепаховый гребень тонул в темно-рыжих волосах…
Лицо на портрете показалось Надежде отдаленно знакомым. Но где она могла видеть это лицо?
Она прочитала надпись на белой табличке возле картины.
Так вот почему лицо на портрете показалось Надежде знакомым! Она увидела в нем сходство с Ниной, внучкой художницы. Ну да, Нина Ч. похожа на свою бабку! Только в лице младшей Нины не было бабушкиной силы и значительности, не было ее природной женственности, ее лицо казалось каким-то непропеченным, недоделанным, несформировавшимся. И не было у нее бабушкиных роскошных волос…
Надежда снова вгляделась в портрет.
Ай да бабушка!
Определенно, она только что была с мужчиной, с любовником.
Об этом говорит и влажный блеск широко расставленных карих глаз, и свечение кожи, и то, как живо и жарко вьются под гребнем ее роскошные волосы…
Надо же, как ярко и мощно она смогла передать свою собственную женскую силу, свою природную одаренность… И такой яркий талант она угробила на портреты передовиков производства и делегатов всевозможных съездов!
Надежда еще раз осмотрела картину, мысленно сравнивая ее с теми портретами, которые видела в квартире у Нины.
Небо и земля!
Как тщательно, как выразительно и точно выписано лицо, как здорово передан живой блеск волос! А как хорошо изображена тонкая, полупрозрачная ткань сорочки! И черепаховый гребень, и узкий золотой браслет, небрежно брошенный на крышку столика…
Отчего-то этот браслет особенно привлек ее внимание. Тщательно выписанный, из старинного красноватого золота, он был сделан в форме кусающей собственный хвост змейки с изумрудными глазами. Змейка казалась совершенно живой.
– Прекрасный портрет! – проговорила Надежда вслух. – А я и не знала, что на этой выставке есть работы Слепневой…
– Очень хороший портрет, – раздался рядом с ней незнакомый доброжелательный голос, – Слепневу сейчас редко вспоминают, а зря, очень хорошая художница…
Надежда обернулась и увидела старушку интеллигентного вида в зеленом пиджаке с логотипом галереи. Видимо, это была смотрительница зала.
– Хорошо, что Слепневу включили в эту выставку! – продолжала старушка. – Многим посетителям очень нравится. Один мужчина три раза приходил…
– Почему вы считаете, что он приходил именно из-за этой картины? – машинально возразила Надежда.
– Потому что так оно и есть! – воскликнула старушка. – Каждый раз он именно перед этой картиной останавливался и подолгу стоял, а последний раз даже сфотографировал. Я ему говорю: «Мужчина, у нас снимать не положено, а если вам для работы нужно – получите в дирекции разрешение…»
– А он что? – переспросила Надежда Николаевна, внезапно заинтересовавшись.
– А он ничего, спрятал аппарат и ушел!
– А как этот мужчина выглядел – такой долговязый, рыжий, с голубыми глазами?
Надежда знала: самый верный способ заставить свидетеля вспомнить и описать чью-то внешность – это дать ему совершенно неправильное описание. По контрасту свидетель постарается дать как можно более точный словесный портрет.
Так оно и получилось.
– Ничего подобного! – возразила старушка. – Как раз небольшого роста, и волосы скорее темные. Да и весь с виду хлипкий да неказистый, но это только на первый взгляд, а если приглядеться – так видно, что сильный мужчина, и глаза такие… взглянет – как будто насквозь тебя видит! Пронзительные глаза…
«Точно, это Георгий! – подумала Надежда. – Невозможно ошибиться! Интересно, почему его так заинтересовал этот портрет?»
Додумать эту мысль до конца Надежда не успела: из соседнего зала появилась Люся под руку с той молодой женщиной, которая перед тем разговаривала с Ниной. Девушка была очень симпатичная – миниатюрная брюнетка с яркими темными глазами.
– Познакомься, Надя, – проговорила Люся светским тоном. – Это моя невестка, Алена. Она тут работает менеджером.
– Куратором, – поправила ее невестка с улыбкой, от которой лицо ее еще больше похорошело.
– Ну да, точно. – Люся, ничуть не смутившись, повернулась к Алене. – А это Надежда, моя подруга. Она очень интересуется современным искусством…
– Ну, это не совсем современное искусство… – Алена приветливо посмотрела на подруг. – Ну и как вам понравилась эта выставка?
Люся за спиной своей невестки усиленно замигала Надежде – мол, не подведи, выдай что-нибудь умное!
– Понравилась, – искренне проговорила Надежда. – Понимаете, Алена, у нас сложилось об искусстве того времени неверное представление – будто все художники только и делали, что писали портреты ударников и передовиков да партийных начальников в примитивном реалистическом стиле, как тогда говорили – восхваляли начальство в доступной для него форме, но здесь я увидела много интересных, выразительных работ, глубоко передающих самую суть времени…
