нос Эйвери ударил неприятный тяжёлый запах. Семикурсники, по очереди макая пальцы в чашу, чертили на полу пентаграмму, и Эйдан только гадал, каковы же по-настоящему тёмные ритуалы, если за этот только снимут пятьдесят баллов?

— Иди сюда, — позвал его Нотт. — Черти свои руны, а то не будет тебе счастья.

Эйвери сглотнул, поняв, что сейчас тоже придётся пачкать руку в петушиной крови, и не смог скрыть замешательство.

— Ну! — прикрикнул Нотт. — Хочешь нам всё сорвать?

Эйвери был способен подсыпать в унитаз женского туалета Разбухательный порошок или приклеить кого- нибудь к стулу, но подвести доверившихся ему старшекурсников оказалось превыше его сил. Он, не глядя, обмакнул пальцы в тёплую маслянистую жидкость и принялся вырисовывать руны на каменном полу. За то время, что раздумывал над ними в библиотеке, он успел выучить их расположение наизусть.

Только закончив и отойдя, чтобы оглядеть свою работу, он сообразил, что переборщил с символами защиты. Удар самого Йог-Сотота рунная вязь сдержать бы не смогла, но на демона средней руки её сил бы достало вполне. Мелкий дух в окружении этой вязи будет подавлен и вряд ли способен на осмысленные действия.

Однако исправлять что-либо и думать над новой вязью уже было поздно. Пять свечей уже горели на концах лучей пентаграммы, а Крэбб стоял перед ней, простирая руки, в одной из которых держал нож. Вздрагивая то ли от страха, то ли от холода, Эйвери снова прижался к двери и заработал снисходительный взгляд Нотта. Каким мог стать этот взгляд, когда выяснится, что вина за сорванный ритуал лежит на бестолковом рунисте, Эйвери предсказать не брался.

— О, Альвадшхисстор! — почтительно обратился Крэбб в пустоту. — Я вызываю тебя из пограничного мира, дабы ты послужил мне, и в награду предлагаю вот эту кровь. Приди же, о, Альвадшхисстор!

Эйвери, который ожидал длинных протяжных заклинаний не на латыни даже, а как минимум, на древнеарамейском, даже забыл о том, что усилия его сообщников бесплодны, когда услышал обычную речь на родном языке.

Крэбб повторил свои слова трижды, после чего лёгким толчком ноги опрокинул чашу. Петушиная кровь пролилась на только что вымытый пол одним бесформенным чёрным мазком. Пентаграмма вспыхнула по всему контуру зловещим красным светом, который так контрастировал с привычным глазу успокаивающим зелёным, а Эйвери даже забыл о страхе, наблюдая перед собой чистую, дикую, почти неуправляемую магию.

— Ну? — напряжённо спросил Нотт, подаваясь к другу.

— Кто-то идёт, — промолвил Крэбб сквозь зубы. Его лоб блестел от пота. — Идёт... Только это не он.

— Как не он? — ахнул Нотт, выхватывая палочку, и в этот момент раздался взрыв.

Эйвери не мог точно сказать, был ли этот взрыв в комнате или только у него в голове. Его полоснуло по глазам светом, как ножом, и он съёжился на корточках, закрывая глаза руками. Он вспомнил, что дверь запирал Нотт, и не простым Коллопортусом; вспомнил, что они находятся глубоко в подземельях, да ещё и защищённые Заглушающим; догадался, что Йог-Сотот не пощадит потревоживших его покой...

Всё было тихо, и он рискнул открыть глаза. Сначала свет в комнате показался ему слишком ярким, но потом он понял, что пентаграмма погасла, а это всего лишь светильники горят так, как горели. Нотт ничком лежал у стены, крепко сжимая в руке палочку. Крэбб, видимо, просто опустился на пол там, где стоял. Нож его валялся рядом.

И тут Эйвери понял, что в комнате есть кто-то ещё, — прежде почувствовал, а увидел потом. В другой стороне от него стоял мужчина. Лица его видно не было, так как источники света находились позади него, однако было видно, что он среднего роста, с крепкой фигурой, а волосы его падают до плеч. Однако, полностью придя в себя, Эйвери понял, что человеком это существо быть никак не может. От людей не исходит такая сила, что дыбом встают волоски на руках, сердце будто сковывает железом, и хочется только бежать, спасаясь от этого неведомого и нечеловеческого.

— Ну, ты, что ли, руны чертил? — раздался низкий, немного насмешливый голос.

Фигура шагнула к юноше, громадная, словно придавливающая к полу. Эйвери попытался отползти, спастись, хотя бы закричать, но не смог и потерял сознание.

17 декабря 1972 года, первый час ночи

Он пришёл в себя оттого, что чья-то широкая ладонь бережно похлопывала его по щекам. Судя по ощущениям, он лежал на каменном полу, а неизвестный второй рукой поддерживал его голову, не давая затылку касаться пола.

— Ну, смертный, ты чего испугался? — позвал над ним всё тот же голос. — Давай, приходи в себя.

Форма обращения оптимизма не внушала, однако Эйвери, не до конца поняв это, всё же открыл глаза и уставился на незнакомца.

Наверное, ему только от страха показалось, что тот одним своим видом подавляет волю. Сейчас в нём не было ничего ужасного: широкое, заросшее щетиной лицо, чуть приплюснутый нос, яркие глаза. Плечи его, насколько Эйвери мог видеть, покрывал ровный слой металлических бляшек, нашитых на кожаную куртку.

— М-м... — сказал Эйдан, окончательно сфокусировав взгляд. Незнакомец помог ему сесть, и он тяжело привалился спиной к стене. Они точно натворили дел: даже если и не призвали из иного мира какую-то сущность, то точно вмешались в пространство или, что хуже, во время. Вряд ли сейчас кто-то расхаживает в доспехах...

— П-простите, сэр... — заикаясь, пробормотал Эйвери. — Это чуд-довищная ошибка... всё я виноват...

— У тебя язык заплетается, — заметил мужчина, хлопнул себя по бедру, где висела плоская фляга, но тут же спохватился:

— Э, нет, смертный, это тебе нельзя... Так в чём ошибка-то?

Эйвери окончательно отдал себе отчёт в том, что его называют смертным, и внимательно оглядел собеседника.

— В том, что мы хотели вызвать демона... а появились вы... потому что я неправильно начертил руны... — тихо объяснил он. Посланник из иного мира мог оказаться кем угодно; мог уметь принимать любую форму, но Эйдан тщательно гнал от себя мысль, что говорит не с человеком.

— Да, с защитой ты переборщил, — вздохнул незнакомец. — С другой стороны, иначе бы и я здесь не оказался.

По его словам выходило, что он просто жаждал очутиться в запертой комнате наедине с косноязычным студентом и бессознательными телами ещё двух. Эйвери уже не мог удивляться. А по-настоящему пугало его то, что от незнакомца не исходило чувства опасности, наоборот, в комнате как будто стало теплее с его появлением.

— А вы кто? — тихо спросил Эйвери, на всякий случай глядя исподлобья.

Незнакомец посмотрел на него и снова вздохнул.

— Понимаешь, не хочу тебя ещё раз пугать, — сказал он. — Но ты же всё равно испугаешься. Так вот, лучше попробуй сам догадаться, может, так легче будет.

Эйвери сглотнул; озвучивать все пришедшие на ум догадки было страшно. Вдруг незнакомец в ответ воскликнет: «Да, я Сатана!», облик его исказится, и глупого мальчишку настигнет жуткая смерть?

— Почему-то мне кажется, что вы не человек, — прошептал Эйдан, стараясь больше не смотреть незнакомцу в глаза и дрожа как осенний лист. — Но на демона тоже не похожи... Они, наверное, скользкие и холодные...

Незнакомец молчал. Эйвери в страхе поднял глаза и увидел, что он улыбается, а его лицо как будто светится от этой улыбки.

— Правильно, угадывай дальше.

Эйвери понял, что зашёл в тупик. Все ответы, которые крутились у него в голове, были нелепыми или могли бы оскорбить, а этого ему хотелось меньше всего. Что если первое впечатление было самым правильным?

— Дьявол? — спросил он наконец, мысленно попрощавшись с родителями.

Ответом ему был звучный хохот, такой громкий и неожиданный, что Эйвери вздрогнул и попытался закрыться руками.

— Сдаёшься? — незнакомец безо всяких усилий отвёл его руки от лица.

Эйдан не мог говорить, только кивнул, и его собеседник сразу посерьёзнел.

— Ты про богов что-нибудь слышал? — спросил он. Несколько секунд Эйвери с приоткрытым ртом смотрел на него, а потом и руны, и просьба о защите, и ощущение жуткой, пугающей мощи сложилось в единую картину.

Они вызывали демона, а на зов откликнулось божество, — в это невозможно было поверить. Про богов Эйвери, конечно, знал: некоторые волшебники поминали их наравне с Мерлином, а на Древних Рунах самому Эйдану иногда приходилось переводить тексты, в которых упоминались их имена.

— Но ведь... нужно было вас назвать по имени? — пролепетал он.

— Так вы и назвали, — улыбнулся незнакомец. — Что за демон такой — Альвадшхисстор — в толк не возьму, а имя моё вы произнесли.

— Тор, — машинально сказал Эйвери. Последний элемент головоломки встал на место.

Видимо, что-то изменилось в его лице, потому что бог сделал такое движение, будто собрался его подхватить.

— Нет, смертный, ты уж без обмороков, — попросил он. — Лучше скажи, как тебя зовут.

— Эйдан Эйвери, — представился тот, чувствуя себя словно в полубреду. — Разве боги не всё знают?

Он запрокинул голову, в самом деле боясь снова потерять сознание, и Тор встряхнул его за плечи.

— Просто прими это как есть, Эйдан, — сказал он.

Эйвери попытался последовать его совету. «Я беседую с богом, и это нормально», — произнёс он про себя и почувствовал, что ему как будто стало легче. По крайней мере, облик Тора был вполне человеческим, и можно было представить, что это и есть человек.

— Да, сэр, я понял, — пробормотал Эйвери и тут же сообразил, что глупо называть бога сэром. Однако как правильно к нему обращаться, он тоже не знал. Вообще-то говоря, раньше он думал, что боги являются, окружённые сиянием, а голоса их подобны грому; но Тор вполне буднично сидел перед ним на корточках и наблюдал за тем, как эмоции сменяются на его