– Что происходит? – истерично выкрикнула Тоня. Она нашла рядом руку Марка и вцепилась в нее, ища поддержки.

– Успокойся, дорогая, – произнес мягкий голос над ее ухом. – Должно быть, это обычный обморок.

– Тише вы! – крикнул Иван Васильевич. Он пощупал пульс женщины, наклонился ухом к ее груди. В конце концов он зачем-то обнюхал ее губы.

– Что с ней? – спросила наконец Настя. Она находилась рядом с туалетным столиком, на котором стояли стакан воды и откупоренная бутылка. Здесь же, на полу рядом с пуфом, лежала злосчастная сумка, часть лекарств из которой в беспорядке высыпалась на ковер.

Пирогов сложил руки Вероники на ее груди, аккуратно закрыл глаза, а потом уж поднялся с колен. Он подошел вплотную к Насте, посмотрел на нее внимательно сверху вниз, а потом громко и отчетливо произнес:

– Это вы убили ее!

– Он так и сказал: «Вы убили ее!» – рассказывала Настя, громко всхлипывая. Она сидела на стуле в кухне Логинова и сотый раз за всю эту беспокойную ночь пересказывала одну и ту же историю. Рядом стоял нетронутый черный чай…

Память была немилосердна к Анастасии. Она не потеряла сознания после страшных в своей прямоте слов старого доктора. Она продолжала стоять, судорожно цепляясь за туалетный столик.

События безумной ночи отпечатались в ее мозгу цепочкой ярких кадров.

Кадр первый. Спальня Дворецкой, и она стоит одинокая и беззащитная перед толпой с искаженными ненавистью лицами.

– Она ее отравила, – слышится голос Антонины.

– Встаньте-ка у двери, – деловито распоряжается Элеонора. – А ты, Марк, подойди к окну. Не хватало еще, чтобы она смылась отсюда до приезда милиции.

Но Настя и не думает бежать. Она стоит оглушенная и обездвиженная, время от времени хватая ртом воздух…

Картинка вторая. Та же спальня, но заполненная какими-то чрезвычайно занятыми людьми. Они ходят по изысканному ковру в грязных ботинках, бесцеремонно хватают руками вещи Вероники.

Настя хочет сделать им замечание, но у нее почему-то не хватает для этого сил. Она видит, как Дворецкую, уложив на носилки, покрывают сдернутой с кровати шелковой простыней.

– Товарищ начальник! – долетает до ее ушей голос Элеоноры. – Арестуйте эту девицу немедленно. Все мы можем подтвердить, что именно она дала нашей матери яд.

– Успокойтесь, гражданочка, – отвечает ей человек в сером пальто, который что-то пишет на каких-то официальных бланках. – От чего умерла ваша мать, покажет вскрытие. Вполне вероятно, что причиной смерти оказался банальный сердечный приступ. Арестовать мы всегда успеем…

Кадр третий. Настя в неуютном холодном кабинете, где в окна брезжит белесый осенний рассвет. Ей разрешают позвонить.

–  Олег, приезжай, забери меня, – говорит она, глотая слезы.

Мужчина в пальто смотрит на нее внимательно.

– Пока мы не будем предпринимать никаких мер, хотя, как вы понимаете, основания для вашего задержания у меня имеются. Дождемся официального заключения медиков. Но на вашем месте я не стал бы делать глупости…

Кадр четвертый. Холостяцкая кухня Логинова и остывший чай…

Настя не знала, сколько прошло времени: ночь или целая неделя. Часы слились для нее в одну бесконечную ленту времени. Она вздрагивала от любого шороха на лестничной клетке, ожидая, что вот-вот раздастся звонок в дверь и квартира наполнится чужими голосами и шарканьем тяжелых мужских ботинок.

Она лежала на широкой кровати, укрытая теплым пледом, и дрожала, как от сильного озноба. Она закрывала глаза и снова видела искаженное судорогой мертвое лицо Дворецкой. Она вскрикивала от ужаса и садилась в кровати. Рядом, конечно, был Олег. Но и он был бессилен перед всемогущим призраком смерти.

Спустя месяцы, оглядываясь назад на эти далекие, заполненные страхом дни, Настя вспоминала лишь отдельные штрихи: совместные завтраки, какие-то разговоры, тема которых не менялась, бесцельное сидение перед телевизором. Она отказывалась выходить на улицу, отказывалась есть и спать, потому что по ночам ее мучили кошмары. Она подолгу могла смотреть в окно, рассматривая подъезжающие к подъезду машины. В любом человеке с папкой под мышкой ей мерещился следователь. Она доводила себя до умоисступления.

Но кошмар все-таки отступил, и ужасные видения рассеялись, не выдержав внезапно вспыхнувшей страсти. Все случилось неожиданно для Насти, и поначалу она посчитала поведение Логинова бестактным. Он устал подавать ей чистые носовые платки и осушать слезы, устал варить кофе и развлекать ее веселыми историями. Плоть требовала совсем иного. Девушка и сама не заметила, как отдалась ему. Обхватив руками его сильное мускулистое тело, она старалась сосредоточиться лишь на важности момента. Ей это удалось, и страшные видения сразу же потеряли свои краски и попрятались куда-то в дальние тайники сознания. Она видела теперь лишь его лицо, слышала его дыхание и понимала, что ради этих бесценных минут готова отдать все на свете.

Логинов, вероятно, помимо всей прочей лирической подоплеки их новых отношений, был неплохим психологом и понимал, что сильное потрясение можно вытравить из памяти только другим сильным эмоциональным событием. В этом смысле их близость стала хорошей терапией для Насти. Она заметно окрепла и повеселела.

– Ну, скажи, кто тебе вбил в голову, что Дворецкую отравили? – недоумевал Олег. – Свихнувшийся от маразма доктор или ее паршивые дети? Да они ненавидели тебя с первого момента появления в доме. Что ты от них ожидала?

Настя кивала головой. Во всем, что говорил Логинов, был смысл.

– Вот увидишь, старушка просто не выдержала. Сердечный приступ, инсульт, что там еще бывает в таком возрасте? Все образуется.

Она улыбнулась. Конечно, Олег прав. Все будет хорошо.

Он притянул ее к себе. Она и не думала сопротивляться. Их губы нашли друг друга, руки переплелись.

Внезапно раздался резкий и отрывистый звонок в дверь. Настя вздрогнула и освободилась из объятий Логинова. В ее глаза опять вернулся ужас…

– Не открывай, – попросила она, еле шевеля губами.

– Настя, ну это же смешно, – сказал Логинов, поднимаясь. – Мы не можем все время жить взаперти. Увидишь, этот визит не будет иметь к тебе никакого отношения.

Он подошел к двери и распахнул ее. На пороге стоял незнакомый мужчина в костюме и галстуке. В руках он держал портфель.

– Родионов Николай Иванович, – представился он. – Мне сказали, что здесь я могу найти госпожу Дроздову.

Настя помертвела от страха. Похоже, ее самые мрачные прогнозы начали сбываться. Логинов же остался спокоен. Он не потерял головы и сохранил способность рассуждать. Во-первых, нежданный гость пришел один, а это был хороший знак. Во-вторых, в своей жизни Олег не встречал следователей, обращающихся к людям на старомодный манер. «Господин подозреваемый», «госпожа отравительница» – это слова не из лексикона сыщика.

– Я – нотариус, – пояснил мужчина, чем вызвал вздох облегчения у Насти. Логинов же, наоборот, оказался в замешательстве. – Могу я присесть? – спросил Родионов, обшаривая взглядом небольшую прихожую.

– Пройдите в комнату, – предложил Олег.

Мужчина снял туфли и, оказавшись в носках перед молодыми людьми, сразу же стал ниже ростом и потерял свою официальность. Обыкновенный гость, который приходит в чужой дом попить чаю. Но, вероятно, у нотариуса были дела поважнее, поскольку пухлый портфель он захватил с собой, а не оставил на полочке в прихожей.

Расположившись за журнальным столиком, он вынул папку с какими-то бумагами, пробежал их глазами. При этом он смешно шевелил губами и округлял глаза, словно сам удивлялся тому, что написано.

– Ну, так какими судьбами? – поторопил его вопросом Логинов. – Сказать по правде, мы не ждали никаких нотариусов и слабо представляем цель вашего визита.

– А я пришел не к вам, – напомнил Родионов, оторвав глаза от бумаг. – Меня интересует Анастасия Евгеньевна.

– Вот так совпадение! – не удержался от ерничанья Логинов. – Она меня тоже интересует.

– Олег! – остановила его Настя. – Должно быть, у Николая Ивановича ко мне какое-то дело.

– Совершенно верно, сударыня, – подтвердил Родионов. – Дело и, между прочим, очень серьезное. Вам кое-что причитается после смерти Дворецкой.

– О! – ухмыльнулся Логинов. – Старушка тебе оставила парочку пыльных сувениров и альбом с детскими фотографиями. Прими поздравления.

Нотариус взглянул на молодого человека, потом на Настю.

– Я не совсем уверен, могу ли я говорить с вами в присутствии этого господина, – проговорил он. – Быть может, вы лучше подойдете в мою контору для детального разговора. Я оставлю адрес.

– Нет-нет, – успокоила его девушка. – Этот молодой мужчина… он – мой жених. Поэтому можете доверять ему и не стесняться.

Логинов был приятно удивлен заявлением Насти, но посторонний мужчина на его собственной территории вызывал в нем раздражение.

– Боже мой, какие предосторожности! – съязвил он. – А речь идет о каком-нибудь никчемном подарке: хрустальной вазе или электрическом чайнике.

– Нет, – остановил его Николай Иванович. На его постном лице не мелькнуло и тени улыбки. – Вероника Анатольевна оставила Дроздовой все свое состояние.

Повисло долгое молчание. Нелепость заявления нотариуса была очевидна, но Настя не могла взять в толк, почему он шутит таким странным образом. Или у него своеобразное чувство юмора? Пройдет минута, и он наконец разразится смехом и сообщит, что Логинов вообще-то прав и ее дожидается оставленная на память картина или сборник поэзии. Но шло время, а Родионов и не думал брать свои слова обратно.

Понимая, что шутка несколько затянулась, первым не выдержал Логинов.

– Ну, довольно, – произнес он весьма недружелюбным тоном. – Моя невеста совсем недавно пережила сильное нервное потрясение. В связи с этим она еще не в состоянии оценить ваш юмор. Однако я замечу, ваш розыгрыш неуместен, и у меня есть сильное желание выставить вас вон.

Ни один мускул не дернулся на лице Родионова.

– Это не розыгрыш, – проговорил он. – Хотя, признаться, когда я впервые услышал распоряжение Вероники, я решил, что она лишилась рассудка. Но ее последняя воля зафиксирована в соответствии с законом, и никаких препятствий в получении наследства у вашей невесты возникнуть не должно…

– Подождите, – остановила его Настя. – Но это невозможно. Состояние Дворецкой оценивается в астрономическую сумму.

– Совершенно верно, – бесстрастно произнес нотариус. – Сто миллионов долларов.

– Сто миллионов?! – вскрикнул Олег и осип. Он попробовал продолжить, но почувствовал в горле неприятное царапанье.