— Лунин.
— Имя?
— Иван.
— Тебя что, за язык тянуть?
— Федорович…
— Я могу уехать? — спросил подполковник у офицера.
— Конечно, — сказал тот. — Распишитесь вот здесь, пожалуйста.
Фон Бютцов расписался и вышел из кабинета, лишь мельком взглянув на Шумского.
— Нашел его карточку? — спросил офицер у писаря.
— Нет, господин лейтенант!
— Болван! Найти! А пока заведи новую. И — в шестой ревир.
— Слушаюсь…
Писарь вел Шумского через плац, освещенный мощными прожекторами с вышек. Узкие, как бойницы, окошки бараков были темны и безжизненны. Слышен был хруст шагов и лай собак.
— Ну ты и фраер голубой, — усмехнулся писарь. — Быть на воле — и вернуться обратно… Знаешь, что такое шестой ревир? Оттуда одна дорога — в печку.
— Вы этого не допустите, Каминский.
— Что?! — Писарь остановился. — Откуда знаешь мою фамилию?
— Идем-идем.
— Откуда знаешь мою фамилию, сволочь?
— Оттуда…
— На пушку берешь?
— О суде над предателями и изменниками родины в Харькове — родной ведь ваш город? — могу рассказать с подробностями…
— Что тебе нужно?
— Это вам нужно, чтобы я выбрался из шестого ревира и при случае мог рассказать где надо, что бывший баталер одесского полуэкипажа и мелкий жулик Роман Каминский сделал одно доброе дело.
— Кто ты такой?
— Подумайте.
— Здравствуйте, подполковник. — Невысокий, рано полысевший господин с холеным лицом вышел из-за стола навстречу Бютцову, прибывшему в особый лагерь
«Дора». — Семья?.. Надеюсь, все живы и старший фон Бютцов по-прежнему полон здравого скептицизма. Уважаю независимые умы стариков. Отличный был архитектор ваш отец…
— Благодарю. Слава богу, в семье все по-прежнему.
— Прекрасно. А теперь перейдем к делу. Согласно распоряжению фюрера увеличивается объем работ по строительству новых объектов в особом лагере «Дора», и потому мы очень нуждаемся в толковых инженерах.
У меня о вас довольно лестные отзывы, есть надежные рекомендации. Но специфика нашей работы требует особого внимания к людям… Прошу. — Он указал подполковнику на стул и раскрыл папку с документами. — До декабря сорок третьего года вы служили в штабе гене-рал-инспектора инженерных войск… В конце декабря ненадолго исчезли…
— Я был тяжело контужен при нападении партизан на поезд, доставлен в госпиталь без сознания…
— Да-да, ваши документы и вещи нашлись потом… в чемодане. Как долго вы пролежали в госпитале?
— До марта.
— Это соответствует выписке из истории болезни.
К сожалению, полевой армейский госпиталь № 118 в 4 июле в полном составе попал в окружение в Белоруссии, и мы не имеем возможности запросить архивные данные.
— Если вы не доверяете мне… — Бютцов встал.
— Ну-ну, обиделись, как ребенок. Горе с вами, интеллигентами. Отбросьте амбицию, подполковник. У вас будут слишком широкие полномочия в «Доре», чтобы мы не сделали хотя бы формальной проверки.
Млынский стоит на горе. Идет мокрый снег. В долине под ним раскинулся маленький немецкий городок Корцен. Лицо полковника сурово и неподвижно, словно высеченное из камня.
Чуть в стороне стоят Канин и Хват, командиры партизанских отрядов Гонуляк и Нечипоренко. Здесь же — Ерофеев, Бейсамбаев, Озеров…
Мимо проходят, спускаясь к городку, отряды партизан, роты красноармейцев.
Млынский раскрывает планшет.
— Операция начнется ровно в шесть тридцать. К этому времени ваши люди в Корцене, Гонуляк, уже должны блокировать комендатуру и контору завода. Ваш отряд, Нечипоренко, перекрывает и контролирует дороги. Отходить будете последними по сигналу зеленой ракеты.
— Ясно.
— Капитан Бейсамбаев прикрывает минеров Озерова.
— Есть!
В город ворвались с двух сторон. Бойцы Бондаренко и партизаны Гонуляка забросали гранатами комендатуру. Группа Бейсамбаева, прикрывая минеров, проникла к стенам завода.
Гранатами взорвали ворота… Ворвались в казармы охранного батальона. Дрались врукопашную, штыком и прикладом…
Мгеладзе бил из пулемета по контратакующим эсэсовцам. Млынский молча отстранил его и сам приник прикладу «Дегтярева»…
Бойцы прорвались на завод, в цехи…
к складам готовой продукции, где лежали серебристые корпуса ракет…
к железнодорожной станции…
Минеров Озерова вели по цехам рабочие из подпольной группы Сопротивления.
Быстро закладывали взрывчатку под станки, под ящики с готовой продукцией, под турбины электростанции, в склады с корпусами ракет…
Млынский сидел у ворот завода на каком-то бетонном обломке, перевязывал пораненную руку, стягивая бинт зубами. Подошли Хват и Озеров.
— К взрыву все готово, товарищ полковник.
— Выводите людей из города.
— Есть!
— Ну, капитан, — Млынский повернулся к Озерову, — покажи мне свое хозяйство.
Они вошли в цехи, где для отвода глаз делали какую-то мебель. Потом спустились в бетонные подвалы с конвейерными линиями для производства корпусов ракет…
На окраине города, в каменном сарае, минеры Озерова устанавливали взрывные машинки, тянули провода. Где-то в отдалении хлопнул выстрел, и в небо взвилась зеленая ракета.
— Отошли, — сказал Ерофеев.
— Разрешите взрывать, товарищ полковник? — спросил старшина-сапер.
— Я сам…
Старшина-сапер отдал честь и отошел в сторону. Млынский крутанул ручку взрывной машинки — и раздался грохот. Над заводом взметнулось пламя, замелькали обломки, повалил черный дым.
