какие-то работы. Вдали двигалась колонна крытых автомашин…
Следом за Горшковым поползли двое других разведчиков.
Ночью в шалаше при свете карманного фонарика Горшков докладывал Млынскому и Юрченко:
— Пленный показал, что неделя только, как из Франции прибыли. Действительно, одеты черт знает как: шинелишки легкие, эти ихние кепки… Немудрено, что у баб платки отнимают… И по-серьезному не укрепляются: так… окопчики да блиндажи. То ли транзитом здесь, то ли сразу наступать собираются…
— Леня, это все хорошо, но это пенки, — сказал майор. — Глубже надо черпать, а, Леня?
— Это верно, товарищ майор…
— Глубже нам не пройти, — вздохнул Юрченко — Слишком густо фашистом нафаршировано…
В шалаш вошла Ирина Петровна.
— Извините, что я мешаю, товарищ майор, но пленные так замерзнут у нас. Разрешите хоть небольшой костер?
— Холодно всем одинаково. Делать исключение для пленных не вижу оснований. Пусть попляшут.
— Вы это серьезно?
— Вполне.
На поляне под елками плясали четверо пленных немцев. Плясали как умели. Бойцы охраны подбадривали:
— А ну веселей, ханурики, веселей!
В кабинет бригаденфюрера Вольфа вошел адъютант.
— Разрешите? — В ответ на кивок адъютант положил на стол перед Вольфом листок с отпечатанным текстом: «Оперативная сводка последнего часа».
Вольф цепким взглядом ухватил суть донесения.
— Благодарю. Соедините меня с командующим.
Через несколько секунд после ухода адъютанта зазвонил один из телефонов. Вольф снял трубку.
— Господин командующий! Получено сообщение: разведка русских пытается проникнуть в квадрат 27…
Разумеется, приняты все меры, господин генерал, только зона А…
Группа разведчиков пробиралась березовым редколесьем. Белые березы на белом снегу и разведчики в белых халатах — все сливалось в призрачном свете зимнего дня. Люди шли осторожно, цепочкой, след в след. Юрченко — впереди. Знаком указал идущему следом бойцу: внимание! Тонкие проволочки натянуты на снегу.
— Мины!
Это сообщение по цепочке передавалось дальше. Замыкающим шел Горшков.
Впереди темнели островки елок. И за одним из этих островков под разлапистой елкой немец прилаживал к плечу приклад пулемета.
Цепочка русских еще не очень ясно проглядывалась между деревьями. Второй солдат пулеметного расчета с улыбкой поманил рукой:
— Давай, Иван, давай… — Он посмотрел в ту сторону, где у такого же елового островка готовился к бою еще один пулеметный расчет.
Юрченко по-прежнему шел впереди. И неожиданно замер, не услышав, а, скорее, интуитивно почувствовав опасность.
И тут же почти в упор ударили пулеметы… Юрченко упал, обливаясь кровью… Остальные тоже рухнули в снег, кто раненый, кто убитый, а кто живой — пока что не разобрать.
Пулеметы били — не поднять головы. Но Горшков все-таки полз от березы к березе… Последний рывок, бросок гранаты — и один пулемет замолк. Второй пулемет уняли огнем автоматов.
Горшков осторожно поднялся. Его примеру последовали еще четыре человека. Остальные лежали белыми сугробами на белом снегу.
Горшков появился во временном лагере усталый и злой, испачканный кровью.
Млынский крикнул:
— Ирина!
Она тотчас же появилась.
— Ранены? — спросила Ирина Петровна.
— Нет. Я укушенный. Может, бешеный!.. Гады! Жабы проклятые!
— Успокойтесь! — сказала Ирина Петровна. — Не машите руками, дайте перевязать.
— Ты понял, Горшков, что они делают? — спросил майор.
— Понял… Они нам делают спектакль, а мы за него платим жизнью…
— Правильно, Леня. Мы видим только то, что они нам хотят показать. Надо уходить, чтобы вернуться другим путем…
В антикварном магазине «Стессель и сын» перед самым закрытием было пустынно. Грустно смотрели глазами-пуговицами чучела медведя и волка, и муляж доисторического ящера выглядел еще нелепей, чем раньше…
Хозяин, собиравшийся закрывать магазин, распахнул услужливо двери.
— Пожалуйста, господин обер-лейтенант…
За прилавком с иконами не было никого.
Цвюнше замедлил шаг в нерешительности, но хозяин крикнул:
— Захар!
И тот появился из служебной двери. Увидев Цвюнше, Захар напрягся, однако сумел изобразить угодливую улыбку.
— Прошу прощения, господин офицер!.. Я ждал… Я думал, вы уже не придете… Вот… — Он достал из-под прилавка небольшую иконку. — Очень древняя, и не очень дорого. Богоматерь. Мадонна, как вы просили… Четыреста марок.
Цвюнше взял иконку, повернул ее к слабому вечернему свету.
— Уже поздно, — сказал он Захару. — И мне трудно ее разглядеть… Во сколько можно прийти за ней завтра?
— Можете не сомневаться, икона первосортная. Приходите, когда вам угодно. Мы открываем в девять. Только будьте любезны задаточек, то есть авансик, значит…
Цвюнше отсчитывал деньги.
— Сто двадцать пять марок. Довольно?
— Премного благодарен. Данке шён. Ауфвидерзейн…
Вечером офицеры оперативного отдела штаба фон Хорна сдавали бумаги и секретные карты подполковнику, который прятал их в сейф. Один из офицеров, собирая бумаги со своего стола, тихо сказал соседу:
— Все. Финита. «Бисмарк» закончен. Это был четвертый план крупной операции, в разработке которой я принимал участие. Интересно, какая участь его ожидает?..
— Подумай лучше, что ожидает тебя, если будешь много болтать, — так же тихо сказал в ответ собеседник офицера.
Подполковник запер сейф, опечатал, а когда все вышли из помещения, опрыскал сейф из специального баллончика составом, который, высыхая, становился прозрачным, невидимым…
Опечатали двери в оперативный отдел. Ключи сдали дежурному помощнику коменданта Цвюнше. Он повесил их на доску с номерами. Потом эту доску закрыли и опечатали тоже. Солдат в проходной тщательно проверил пропуска уходящих офицеров…
Вечером того же дня Захар у отца Павла встретился с Костей.
— Дело несложное, — говорил Захар. — Сегодня ночью хотя бы ненадолго надо оставить без. света штаб фон Хорна…
