пурега» – «он открывает фарфоровый сосуд»? В коротком каталоге Жоссана пять разных знаков переведены как «фарфор», «фарфоровая посуда» (V, слева, 3).

Можно возразить, что Жоссан допускал ошибки, произвольно разбивая текст Меторо на обороты, якобы передающие смысл отдельных знаков, и что в несуразицах виноват перевод Жоссана, что «пуре» означает скорее «моллюск», чем «фарфор», «ниу» – скорее «пальма», чем «кокосовая пальма», а «кава» следовало передать одним из его многочисленных рапануйских значений.

Нельзя только утверждать, что Меторо показал себя тангата ронго-ронго. Его ловкий способ чтения, при котором он между мнимо истолкованными письменами произвольно вставлял буквально тысячи отсутствовавших на дощечках слов, вырезанным на дощечках знакам придавал различное значение или одинаково толковал разные знаки, позволил ему декламировать сколько угодно, лишь бы его де попросили повторить песни. Импровизируя на ходу, Меторо оказался не в состоянии придумать связный сюжет или осмысленный текст. Даже сам Жоссан не пытался найти какой-либо смысл в его декламации. Анализ исторических источников и полных записок Жоссана показывает, что Меторо извлекал из письмен ронго- ронго не больше информации, чем извлек бы наугад любой человек, знакомый с местной фауной, флорой, символикой и верованиями. Современные попытки извлечь осмысленное решение из этой придуманной системы и текстов могут привести куда угодно. К тому же пытаться найти в информации Меторо осмысленные сюжеты, которых сам он не заметил и не исполнил, – значит подвергнуть сомнению его способности в качестве тангата ронго-ронго.

Испанцы, посетившие Пасху в 1770 году, сообщили, что у островитян есть «свое письмо» и что местных вождей уговорили «подписать» грамоту о присоединении. В 1864 году на острове поселился первый миссионер, который обнаружил во всех домах висящие под потолком письменные дощечки и палки. Как показывает сравнение, знаки, начертанные вождями, не принадлежали к письменности, запечатленной на сохранившихся дощечках. Отсюда можно было заключить, что либо на острове Пасхи существовали две различные системы письма, либо тогдашние вожди своими «подписями» подражали европейцам, так как не умели практически применять знаки, вырезанные на их собственных дощечках.

Вероятность второго варианта возросла, когда каждый из трех прибывших на Пасху миссионеров произвел проверку, показавшую, что, к кому бы из островитян ни обращались, никто не брался и не мог прочесть текст дощечек.

Позднее некоторые из молодых и уже обращенных в новую веру пасхальцев отправились на Таити в качестве рабочих, и когда тамошний епископ и мистер Крофт занялись исследованиями, двое из них сделали вид, будто умеют читать дощечки. Крофт разоблачил обман своего информатора, который в три разных воскресенья исполнил с одной и той же дощечки три разных текста.

Он предупредил епископа и посоветовал ему подвергнуть информатора такому же испытанию. Епископ обещал это сделать, но так и не выполнил своего обещания, вероятно, потому, что его красноречивый помощник все отведенное время занял исполнением бессмысленных нескончаемых песнопений. Епископ записал, но не стал публиковать, больше двухсот страниц бессвязных и отчасти невразумительных фраз, исполненных по пяти дощечкам.

Разбор показывает, что находчивый информатор епископа на ходу сочинял и импровизировал текст, попросту описывая, что ему напоминает начертание каждого знака. Затем епископ самостоятельно попытался подогнать и связать письмена и фразы друг с другом, он составил весьма произвольный каталог избранных знаков ронго-ронго с их предполагаемым значением на рапануйском и французском языках.

Пока двое молодых рабочих сочиняли свои тексты для епископа и мистера Крофта на Таити, оставшиеся на Пасхе престарелые островитяне декламировали Томсону и Салмону подлинные тексты предков, будто бы читая фотокопии дощечек епископа. Было установлено, что они знают тексты на память, так как при подмене дощечек продолжали декламировать по-прежнему. Они не могли прочесть ни одного символа или указать знак, соответствующий простейшему слову.

Тем не менее два пасхальских ученых независимо друг от друга исполнили почти идентичные тексты, которые помнили, потому что до прибытия миссионеров многократно слышали, как их читали знатоки, начиная с левого нижнего угла дощечки и переворачивая ее после каждой строки. Эти подлинные тексты, возможно, записанные совсем не на тех дощечках, которые были предложены испытуемым, оказались вполне осмысленными и были по объему соизмеримы с ограниченной площадью дощечек.

На вопрос первых исследователей, почему все либо декламируют по памяти, либо импровизируют, когда их просят прочесть свою собственную письменность, пасхальцы обычно отвечали, что всех грамотных островитян работорговцы угнали в Перу в 1862 году. Это объяснение было принято епископом Жоссаном и впоследствии многократно приводилось в литературе как удовлетворительный ответ.

Однако нельзя забывать, что набег состоялся всего за два года до прибытия первого миссионера, сразу отметившего, что никто не умеет читать, хотя в каждом доме есть письменные дощечки. И наверно, работорговцы увезли пригодных для тяжелой работы на добыче гуано молодых людей и мужчин среднего возраста, оставив преимущественно стариков, среди которых, вероятно, были наиболее сведущие в грамоте люди.

Трудно поверить, чтобы ронго-ронго было известно только более молодым пасхальцам, которых угнали в рабство, а оставшиеся островитяне настолько прочно забыли искусство чтения дощечек, что уже через два года не могли истолковать ни одного знака ронго-ронго.

Скорее всего, подлинное знание письменности было утрачено на острове Пасхи давно, хотя внешняя сторона ритуала сохранилась (новые дощечки вырезали по образцу старых, пели тексты якобы по магическим надписям). Можно сказать, что островитяне, охотно декламировавшие тексты миссионерам, не были обманщиками, они знали, как применялись дощечки их соплеменниками, но им в голову не приходило, что в отдельных знаках заложено что-то еще, кроме известных песен.

Примечательно, что пасхальцы лишь очень смутно представляют себе, как связный текст разбивается на слова. Это можно наблюдать и в наши дни; это хорошо видно в рапануйских рукописях(162), где сплошь и рядом буквы в слове разделены пробелом, зато между словами не всегда есть пробел. Мысль о том, что ронго-ронго можно передавать словами, оказалась новой для островитян, когда европейцы затеяли первые проверки на этот счет.

Пасхальцы декламировали нараспев, не считаясь с отдельными знаками; причем одни исполняли тексты, которые читали по дощечкам сведущие чтецы, а другие, не знавшие наизусть таких текстов, в приличествующем случаю монотонном ритме пели то, что им казалось содержанием знаков, например, – «птица с тремя глазами», «человек с двумя головами» и так далее.

Поскольку пасхальцы не могли разъяснить систему своих ронго-ронго и значение отдельных знаков, а на всех остальных островах Океании письменности не было, Бак и Метро выдвинули теорию, что кохау ронго-ронго – вообще не письменность. Первый считал, что речь идет о чисто церемониальных знаках религиозно-магического свойства, созданных во времена развития полинезийского ораторского жезла, второй видел в них несложное, художественно оформленное мнемоническое приспособление. Анализ, проведенный в последние годы независимо друг от друга Бартелем, Кнорозовым и другими, ясно показал, что количество символов, повторяемость знаков и иные признаки не оставляют сомнения: это письменность.

Первые исследователи получили кое-какие интересные сведения, когда расспрашивали старых пасхальских ученых о содержании и применении дощечек и о причине, почему островитяне не могут читать и писать хотя бы простейшие тексты. Пасхальцы все как один говорили, что смысл каждого знака неизвестен; никто из них не мог начертить символа, обозначающего, скажем, понятие «человек'(163), однако они старались объяснить почему.

Так старик Томеника сказал по поводу декламации текстов ронго-ронго, что «слова новые, а вот письмена старые»; Капиера заявил о знаках: «картинки те же, но слова другие». Иначе говоря, знаки на дощечках были вырезаны по подобию прежних, но с ними связывали теперь другие слова.