требовали социально — экономических перемен, которые уменьшили бы разрыв между понятиями здоровья в социальном и гуманистическом плане.

Эго — психология представляет собой решительную ревизию системы Фрейда, ревизию не ее концепций (за некоторыми исключениями), а ее духа. Подобные ревизии — общая судьба всех радикальных, бросающих вызов привычным представлениям теорий и учений. Ортодоксы сохраняют такую доктрину в первоначальной форме, охраняют от нападок и критики, однако «по — новому истолковывают», смещают акценты или делают дополнения, заявляя при этом, что все это можно найти в словах учителя. Таким образом, оставаясь «ортодоксальной», ревизия изменяет дух первоначального учения. Ревизия другого типа, которую я назвал бы диалектической, пересматривает «классические» формулировки с целью сохранить их дух. Такая ревизия пытается сохранить изначальную суть учения, освободив его от теоретических ограничений, обусловленных требованиями эпохи; она пытается разрешить внутренние противоречия классической теории диалектически и изменить теорию, применяя ее к новым проблемам и реалиям.

Возможно, самая важная ревизия психоанализа — та, которую эго — психология не произвела. Она не разработала «ид — психоло- гию», т. е. не попыталась внести свой вклад в развитие того, что составляет основу системы Фрейда — в «науку об иррациональном». Она не расширила наши знания о бессознательных процессах, конфликтах, о сопротивлении, рационализации, переносе. Но, что еще более важно, эго — психология отказалась от критического, освобождающего анализа даже в собственной сфере. Страшная угроза будущему человека во многом обусловлена тем, что он не способен признать ложность своего «здравого смысла». Большинство продолжает цепляться за устарелые и нереалистические тезисы и категории мышления; они считают, что их «здравый смысл» — это и есть разум. Будь эго — психология радикальной, она бы проанализировала феномен здравого смысла, причины его мощи и негибкости, способы его изменения. Короче говоря, она сделала бы одной из своих главных забот критический анализ общественного сознания. Однако эго — психология не решилась на столь радикальные исследования; она удовольствовалась довольно абстрактными и во многом метафизическими спекуляциями, которые ничем не обогащают наших знаний ни в области психиатрии, ни в сфере социальной психологии.

Эго — психология придает решающее значение рациональным аспектам адаптации, обучения, воли и т. д. (традиционный подход, который игнорирует тот факт, что современный человек страдает от неспособности изменить свое будущее своими силами и что «обучение» зачастую не открывает ему глаза на окружающий мир, а делает его еще большим слепцом). Заниматься исследованиями в этой области, разумеется, не только вполне допустимо, но и очень важно, и такие исследователи, как Ж. Пиаже, Л. С. Выготский, К. Бюлер и другие добились в ней выдающихся успехов, о которых эго — психологии не приходится и мечтать. Последняя «возвысила» психоанализ до академических высот, сказав: «мы тоже» знаем, что либидо — это еще не вся система, именуемая человеком. Тем самым эго — психологи исправили некоторые крайности психоаналитической теории, однако многие их идеи новы только для тех, кто раньше верил, будто теория либидо объясняет все.

Ревизия, производимая эго — психологией, началась не только с изучения психологии адаптации, само по себе это течение нагнется психологией адаптированного психоанализа, адаптированного к социальной науке двадцатого века и господствующему в западном обществе духу. В нашу эпоху тревоги и массового конформизма поиски прибежища в конформизме вполне извинительны; однако в развитии психоаналитической теории они являются не шагом вперед, а шагом назад. Можно даже сказать, что они лишают психоанализ той жизненной силы, которая некогда сделала его таким весомым фактором современной культуры.

Закономерно возникает вопрос: если мой анализ верен, почему лидеры психоаналитического движения не исключили эго — психологов из своих рядов, как сделали это с другими «ревизионистами»? Дело обстоит как раз наоборот: эго — психология стала в психоаналитическом движении лидирующей школой, что знаменует избрание в 1951 г. Хайнца Хартмана президентом Международной психоаналитической ассоциации.

На этот вопрос имеется два ответа. С одной стороны, эго — психологи страстно желали доказать, что они — «правоверные» фрейдисты, и войти в психоаналитическое движение на законных основаниях. С другой стороны, они, по — видимому, удовлетворили давнюю мечту официальных психоаналитиков адаптироваться в обществе и стать респектабельными. Знания и способности эгопсихологов были, по — видимому, просто находкой для движения, которое потеряло свое «дело», пренебрегло продуктивным развитием «ид — психологии», движения, которое искало теоретического признания и вместе с тем не желало беспокоиться о том, что идеи, которые оно исповедует, и терапевтические приемы, которыми оно пользуется, уже устарели. Эго — психология была идеальным ответом на кризис психоанализа — идеальным, если отбросить все надежды на радикальную, плодотворную ревизию, которая вернула бы психоанализу его первоначальную эффективность.

Тем не менее следует заметить, что среди ортодоксального большинства психоаналитиков не все приняли эго — анализ благосклонно. С. Нахт, один из наиболее выдающихся ортодоксальных психоаналитиков, выступил с критическим разбором эго — психологии, весьма сходным с моим анализом, сделанным выше. В докладе на симпозиуме «Взаимовлияния в развитии эго и ид» Нахт заявляет: «Попытка поднять психоанализ на высоту общей психологии… чего желали среди прочих Хартман, Одье и де Соссюр…, кажется мне по меньшей мере шагом назад, выхолащивающим суть психоанализа; ее цель — изменение нашей методологии». Будучи не согласен с Нахтом по многим вопросам, я разделяю его уверенность в том, что эго — пси- хологическая школа является отступлением от самой сути психоанализа.

Несмотря на некоторые тревожные симптомы, психоанализ еще рано сбрасывать со счетов. И все же его гибель неминуема, если только он не сменит направление своего развития. Вот что имеется здесь в виду под «кризисом психоанализа». Подобно любому другому кризису, этот кризис также предполагает альтернативу: медленное гниение или творческое возрождение. Каким именно путем будет развиваться фрейдизм, сказать невозможно, хотя некоторые признаки внушают надежду. Становится все яснее, что нынешний кризис человечества — та проблема, для понимания и решения которой требуется глубокое знание человеческих реакций, и что психоанализ может оказать здесь важные услуги. Кроме того, для человека, склонного к научному исследованию, психоанализ является очень многообещающей, хотя и трудной областью, не менее перспективной, чем биология или физика, особенно для того, кто сочетает способность проницательно и творчески мыслить с даром наблюдать трудноуловимые психические процессы, в которых наблюдателю самому необходимо принимать участие.

В заключение можно сказать следующее: творческое возрождение психоанализа возможно только в том случае, если он преодолеет свой позитивистский конформизм и снова станет исполненной социальной критики новаторской теорией в духе радикального гуманизма. Такой обновленный психоанализ сможет проникать еще глубже в преисподнюю бессознательного, он будет критически относиться ко всем социальным учреждениям, которые уродуют и деформируют человека, и будет заниматься процессами, которые могли бы привести к адаптации общества к нуждам человека, а не адаптации человека к обществу. В частности, он будет исследовать психологические явления, из?за которых современное общество следует считать патологическим: отчуждение, тревогу, одиночество, страх глубоких чувств, бездеятельность, отсутствие радости. Эти симптомы сегодня вышли на передний план, подобно тому, как во времена Фрейда на первом плане стояло подавление сексуальности, и психоаналитическая теория должна быть сформулирована таким образом, чтобы понять бессознательные аспекты этих симптомов и патогенные условия общества и семьи, которые их создают.

Таким образом, психоанализу предстоит изучить «патологию нормальности» — хроническую, слабо выраженную шизофрению, которую порождает кибернетизированное, технократическое общество нашего настоящего и будущего.