радикальные позиции в той самой области, которую Фрейд сделал средоточием своей системы.
Победители в этой «придворной борьбе» сохраняли жесткий контроль над содержанием исследований, хотя между ними было немало конфликтов на почве зависти и ревности. Наиболее явное проявление этой закулисной борьбы между членами кружка Фрейда можно увидеть в «официальной биографии» Эрнста Джонса, в которой автор заявил, что два главных соперника Фрейда, Ференци и Ранк, в момент своего разрыва с фрейдизмом были невменяемыми.
Наиболее ортодоксальные приверженцы психоанализа подчинились контролю фрейдистской бюрократии или по крайней мере внешне продекларировали свою лояльность согласно установленным требованиям. Тем не менее, были и такие, кто, оставшись в рядах Психоаналитической ассоциации, внесли важный и оригинальный вклад в теорию и практику психоанализа, — это, например, Ш. Радо, Ф. Александр, Фрида Фромм- Райхман, супруги Балинт, Р. Шпиц, Э. Эриксон и многие другие. Подавляющее большинство психоаналитиков, входивших в Ассоциацию, были склонны видеть только то, что ожидали увидеть (и то, что ожидалось от них). Один из наиболее поразительных примеров этого заключается в том, что вся ортодоксальная психоаналитическая литература прошла мимо очевидного факта наличия тесной связи между младенцем и его матерью задолго до возникновения «Эдипова комплекса», причем эта первичная связь с матерью имеется и у мальчиков, и у девочек. Некоторые отличающиеся большей смелостью и более богатым воображением психоаналитики, например Ференци, увидели эту связь и упомянули о ней в описаниях своих клинических наблюдений, однако в теоретических работах они повторяли формулировки Фрейда и не использовали собственных клинических наблюдений. Еще одним примером того, как сковывает мысль бюрократический контроль, может служить единодушие, с которым почти все ортодоксальные психоаналитики согласились с теорией, согласно которой женщины суть просто кастрированные мужчины, несмотря на очевидные результаты клинических наблюдений, а также биологические и антропологические данные. То же самое можно сказать и об исследованиях агрессивности. До тех пор, пока Фрейд не обращал внимания на человеческую агрессивность, авторы — психоаналитики ее также игнорировали, но после открытия Фрейдом инстинкта смерти стремление разрушать становится одной из центральных тем их исследований. Правда, многие не сразу прияли концепцию инстинкта смерти — как мне представляется, из?за того, что были слишком привержены механистической теории инстинкта, чтобы оценить всю глубину новой теории, но все же не решились возражать и постулировали наличие «инстинкта разрушения» в противоположность сексуальному инстинкту, тем самым отбросив старую антиномию между сексуальным инстинктом и инстинктом самосохранения и в то же время сохранив старую концепцию инстинкта.
Из приведенных выше наблюдений можно сделать вывод, что вся ответственность за оскудение ортодоксальной психоаналитической мысли лежит на Фрейде, однако это было бы неосновательное заключение. В конце концов, никто не принуждал психоаналитиков подчиняться диктату; они были вольны мыслить, как сочтут нужным. Самое худшее, что могло с ними случиться, — это исключение из организации; причем некоторые совершили этот «смелый» поступок без каких?либо вредных последствий для себя, кроме того, что бюрократы от фрейдизма заклеймили их как не — психоаналитиков. Что же помешало проявить такую же смелость другим?
Одна из причин этого вполне очевидна. Фрейд разработал систему, которая подвергалась нападкам и насмешкам со стороны почти всех «респектабельных» практиков и ученых, поскольку в то время она бросила вызов многим табу и устоявшимся представлениям. В такой обстановке враждебности психоаналитики — одиночки чувствовали себя неуютно, и неудивительно, что им придавала уверенности в себе принадлежность к организации, где они были не одни и являлись членами некоей воинствующей секты, гарантировавшей им защиту, если они надлежащим образом пройдут «посвящение» и будут беспрекословно повиноваться организации. Нет ничего удивительного и в том, что вместе с верой в организацию развился и некий «культ личности».
Нужно также принять во внимание еще один фактор. Психоанализ претендовал на то, что он нашел ответ на загадку человеческого разума. Ему и в самом деле удалось найти некоторые «ответы», если в данной области мы вообще вправе говорить о такой возможности, касающиеся одного из аспектов этой загадки; однако, учитывая масштаб проблемы, объем еще не познанного гораздо больше. Если бы тот или иной психоаналитик и смог осознать фрагментарный характер своих познаний, как с теоретической, так и с практической точки зрения, — в той ситуации, когда даже то, что он знал наверняка, отвергалось и высмеивалось, он бы почувствовал себя весьма некомфортно. Поэтому разве не было для него вполне естественным поддержать вымысел, согласно которому Фрейд открыл истину во всей ее полноте, а он, психоаналитик, будучи членом основанной Фрейдом организации, магическим образом причастен к этой истине? Разумеется, он мог бы признать тот факт, что его познания имеют фрагментарный и неокончательный характер, однако на это требовалось бы не только немало мужества и самостоятельности, но и творческого мышления. Для этого каждому психоаналитику понадобилось бы обладать качествами пытливого исследователя, а не специалиста, который просто пытается использовать усвоенную им теорию для того, чтобы заработать на жизнь.
Само собой разумеется, тот процесс бюрократизации и отчуждения мысли, который происходит в рамках психоаналитического движения, наблюдается в истории многих политических, философских и религиозных течений. В истории науки подобное встречается относительно редко; иначе бы наиболее перспективные идеи увязли в трясине бюрократии и догматизма, и развитие науки остановилось бы. Я подробно остановился на соответствующих процессах в психоаналитическом движении, поскольку это важный, хотя и недостаточно признанный фактор, обусловивший кризис психоанализа.
Описывая негативные последствия бюрократического перерождения психоаналитического движения, мы проанализировали только
В оппозиции к этому большинству находилось небольшое меньшинство радикальных психоаналитиков — «левые» психоаналитики, — которые пытались развить далее систему Фрей- да — радикала и достичь гармонии между психоаналитическим учением Фрейда и социологическим и психологическим учением Маркса. Среди них С. Бернфельд и Вильгельм Райх, которые пытались достичь синтеза фрейдизма и марксизма. Те же проблемы анализировались и в моих трудах, начиная с Psychoanalyse und Soziologie («Психоанализ и социология») (1928) и кончая Das Christusdogma («Христианская догма») (1930). Позднее Р. Д. Лэнг, один из наиболее оригинальных и творческих мыслителей в современном психоанализе, произвел блестящий анализ проблем психоанализа с радикальных политических и гуманистических позиций.
Не менее важно и влияние психоанализа на радикальный художественный и литературный авангард. Очень интересным явлением представляется то, что радикальный потенциал теории Фрейда, будучи в значительной степени проигнорирован профессиональными психоаналитиками, оказался весьма привлекательным для радикальных течений в совершенно иных сферах. Его влияние было особенно заметно среди сюрреалистов, хотя и не ограничивалось только ими.
В последние десять лет также стало заметно возрастающее внимание к психоанализу со стороны ряда философов радикальных политических взглядов. Жан — Поль Сартр внес в психоаналитическую мысль очень интересный вклад в рамках собственной экзистенциалистской философии. Помимо Сартра и Нормана О. Брауна, наиболее известен в этой группе Герберт Маркузе, который разделяет заинтересованность в соединении Маркса с Фрейдом с другими членами Франкфуртского института социальных исследований, например Максом Хоркхайме- ром и покойным Теодором В. Адорно. Имеется также ряд других авторов, главным образом марксистов и социалистов, которые в последние годы проявили серьезный интерес к этой проблеме и много о ней писали. К сожалению, эти новые работы зачастую страдают от того, что многие «философы психоанализа» недостаточно осведомлены о его клинической основе. Не обязательно быть
