– Брось, старик, один раз живем, – протянул он, слегка расслабив воротник и задрав подбородок.

– Ты вроде говорил, что не уверен? – вспомнил я наш разговор на кухне.

– Да, – согласился Джерард, – но так или иначе пробовать надо. Либо жизнь у тебя одна, и надо брать быка за рога, либо у тебя их несколько, и тогда можно наплевать, если профукаешь эту.

– То есть вопросы нравственного толка вас вообще не занимают, – подытожила Лидия. – Не прошло и недели, как умер Фарли, а у вас у обоих на уме одно: умыкнуть его девушку. Как мелко! Хуже того, просто омерзительно!

– Минуточку, – перебил я, стараясь говорить тоном «шутки в сторону», серьезно и внушительно. – Красть мы никого не собираемся. Хотим только связаться с нею и дать знать, что произошло. Скрывать не буду, мне любопытно, какая она, но не более того. Думаю, его памяти мы этим не оскорбим.

– Не оскорбим, – поддакнул Джерард.

– Да уж, – протянула Лидия, имея в виду «нет». – Все равно вы не должны ничего предпринимать, пока с вами не свяжутся из полиции. Это может вызвать подозрения.

– Хорошая мысль, – одобрил я, стремясь поскорее закончить разговор и перейти к действиям по плану.

– Почему это вызовет подозрения?

– Почему?! – переспросила Лидия. – Умирает твой друг, а ты начинаешь околачиваться у его дома. О чем это говорит?

– Ты права, – сказал я.

– Это говорит о том, что мы хотим связаться с его девушкой, а мы этого и хотим.

– На твоем месте, Джерард, я бы туда не совалась. Ты что, не можешь подождать несколько дней? Скорее всего, завтра вам уже позвонят из полиции.

– Значит, ты у нас знаток уголовного кодекса?

– Слушай, – вмешался я, – ключи у меня, и мы никуда не поедем, ясно?

– Рада слышать, – улыбнулась Лидия. – Чья очередь платить?

– Твоя, – хором ответили мы.

Она послушно выслушала, чего мы хотим, включая два пакета чипсов, и направилась к стойке.

– Как быстрее добраться отсюда до Брикстона? – спросил я у Джерарда.

С чем связано для вас название Брикстон? Для большинства англичан, живущих вне Лондона, оно остается грозным символом чужого и дикого вест-индского гетто, запретной зоны, синонимом уличных беспорядков и разгула преступности. Должен заметить, у меня от этого места впечатление совершенно иное. Есть, разумеется, пабы, где людей с моим цветом кожи не очень ждут, но, как и в большей части Лондона, здесь относительно спокойно. Мнение белых англосаксов протестантского вероисповедания о Брикстоне не учитывает одного весьма существенного обстоятельства: выходцы из Вест-Индии никогда не составляли тут большинства населения, и по сравнению с американскими «внутренними городами» Брикстон – просто образец мирного сосуществования рас. Кроме того, уровень жизни и образования тут стремительно растет, поэтому на гетто он похож настолько мало, что один мой друг и земляк, приехавший в Брикстон на концерт, боязливо выглянув с эскалатора подземки на станции «Академи», завопил: «Мать твою, да тут одни белые!»

Все это я рассказываю, чтобы подтвердить: при выборе места жительства Фарли руководствовался вовсе не извращенным желанием жить чужаком во враждебном и злобном мире, а просто, как многие, оценил множество приличных и недорогих бистро, фантастическую ночную жизнь и великолепную связь с центром города. Времена бутылок с зажигательной смесью и уличных беспорядков, конечно, могут вернуться, но постоянные жители Брикстона боятся их не больше, чем домовладелец оседания фундамента дома: когда случится, тогда и думать надо.

Если ночной Брикстон на что и похож, то не на Вест-Индию, а на Америку. Я бывал и там, и там, точнее, видел по телевизору, и, по-моему, обилие неоновых вывесок, «Макдоналдсов», сумасшедших в метро, исламских проповедников на улицах напоминает скорее Нью-Йорк, чем туземный город.

Квартира Фарли находилась на верхнем этаже большого старинного викторианского дома в двух минутах ходьбы от метро. Сначала я испугался, туда ли мы пришли, прочтя на листке бумаги рядом со звонком имя «Шариф», но, судя по адресу на открытке, ошибки не было.

Я приложил к двери магнитный ключ, и мы вошли в подъезд. У Джерарда достало духа перебрать стопку писем, лежавших на багажнике велосипеда у лестницы, но для Фарли ничего не оказалось.

– Который час? – спросил я.

Джерард вытащил из кармана останки электронных часов, выигранных в беспроигрышную лотерею в 1984 году.

– Кажется, двадцать минут первого.

Как и сам Джерард, его часы давно уже воспротивились любым уточнениям, к тому же он никогда не помнит, по какому времени они идут – летнему или зимнему.

Я оглядел парадное. В общем, можно было этого и не делать, поскольку все они на одно лицо: чуть потрескавшиеся светлые стены, пыльная скамейка, никому не нужная искусственная лиана или пальма в углу. В доме Фарли подъезд был точно такой же. В довершение всего на стене висела поблекшая вышивка с надписью «Благослови, боже, этот дом».

По лестнице я начал подниматься первым. Джерард что-то пробормотал насчет того, как тут чистенько.

Я отпер оба замка на двери в квартиру и, чувствуя себя археологом в гробнице фараона, вступил в прихожую. Прямо передо мной оказалась вешалка, ломившаяся от пальто и курток, качество которых вполне устроило бы какую-нибудь модную рок-звезду. Фарли всегда покупал вещи лучших марок – тех, о которых никто еще не слыхал. Между прочим, размер у нас с ним один, но эту мысль я тут же отмел как недостойную. Направо была кухня, налево – большая гостиная, залитая теплым янтарным светом уличных фонарей, проникавшим через окно.

В темноте горели огоньки на громоздком музыкальном центре с проигрывателем, магнитофоном и радио, стоявшем в большом шкафу. Никто из моих знакомых с конца 70-х годов не видел подобного раритета. Его присутствие в квартире Фарли явно свидетельствовало о том, что скоро такие вещи опять войдут в моду. Может, он оставил от старой аппаратуры только корпус, а начинка в нем какая-нибудь суперсовременная? Фарли так и не удосужился купить себе проигрыватель для компакт-дисков, тем более что его любимые записи с «белым ярлыком» – то есть предназначенные для прослушивания в узком кругу избранных диск-жокеев и членов закрытых клубов, – никогда не выходят на компакт-дисках, только на виниле. Вот эта его элитарность бесила меня по-настоящему, вкупе с еще несколькими вещами. Впрочем, он отвечал мне искренней симпатией, и, возможно, то была одна из причин считать его другом: общаясь с Фарли, я тоже как бы становился частью элиты.

– Включим свет? – громко прошептал Джерард прямо мне в ухо.