выжили!
9
Невиданным был удар по флангам Курской дуги. Всю сталь, выплавленную за год и обращенную в броню для танковых дивизий, весь алюминий, добытый из бокситов и нефелинов Тюрингии, Силезии и Альпийского нагорья, ушедшие на постройку самолетов, брошенных в небо между Курском и Белгородом, все оружие, собранное с заводов Европы, восемьдесят процентов кадрового состава вермахта довоенного призыва — элиту армии, обученной и опытной, участвовавшей в победоносных кампаниях на Западе, — все швырнул Гитлер в пекло разгоревшейся битвы.
Кое-где русских удалось потеснить.
Но после танкового сражения под Прохоровкой ударные клинья немцев стали разваливаться, как глина под дождем. Из ставки понеслись отчаянные приказы:
«Каждый солдат должен оборонять тот участок, на котором стоит», «Следует вбить в сознание каждого фронтовика необходимость сопротивления», «Любое убежище превратить в опорный пункт», «Все имеющиеся в Германии и на Западе соединения перебросить на Восток…»
Пылали «тигры», «фердинанды», «пантеры», «леопарды». Солдаты рейха бросали оружие и бежали из ада. В штабы непрерывным потоком поступали донесения об истреблении целых батальонов. В бой бросали всех, кого удалось собрать, вплоть до пекарей и обозников. Но ничто не могло остановить бегства. Танковые лавины русских устремились на запад.
Шпеер вспомнил о «фаустпатроне» Хохмайстера. Он вызвал генерала Леша. Тот приехал немедленно. Рассеянно глядя на карту, рейхсминистр проронил сакраментальную фразу:
— Не кажется ли вам, что отныне нам придется только обороняться?
Леш тактично промолчал. То, о чем решается говорить высший чин, не следует повторять низшему.
— Да, это так, генерал. — Долговязый Шпеер в упор посмотрел на смутившегося Леша. — Мы реалисты, люди технического склада ума, в будущем таких назовут технократами. Эмоции нам ни к чему. Руководит только здравый смысл. Ресурсы исчерпаны. За двадцать дней под Орлом, Курском и Белгородом мы потеряли столько металла, сколько не выплавим и за четырехлетку. Затруднена доставка никеля из Норвегии — наши транспорты противник топит в северных морях. Швеция сократила поставки руды. Приходится выскребать металлолом. Не в пример утверждениям Геббельса, Геринга и других оптимистов, я с ужасом осознаю бесперспективность этой войны…
Шпеер сел за стол, повертел массивный чернильный прибор из бронзы в виде танка — подарок Фердинанда Порше.
— Пора выпускать «фаусты», — медленно проговорил рейхсминистр.
У Леша перехватило дыхание. Шпеер опять может уличить его в корысти. Безопасней промолчать, но министр все равно узнает. Однако лучше от него, чем от кого-либо другого. Вздрагивающими пальцами он расстегнул замок портфеля и извлек небольшую книжечку в синем мягком переплете, потрепанную, побывавшую во многих руках.
— Что это? — Рейхсминистр брезгливо взглянул на славянские буквы на обложке.
— Советский журнал «Военное обозрение», июльский номер. — Леш открыл страницу, где было напечатано сообщение о «фаустпатроне».
Достаточно было взглянуть Шпееру на точно воспроизведенный чертеж, чтобы понять, о чем идет речь. Желтое лицо рейхсминистра стало покрываться пятнами.
— А это перевод статьи. — Леш положил на стол немецкий текст.
Побелевшими от бешенства глазами Шпеер впился в бумагу.
«На вооружение гитлеровской армии стало поступать новое противотанковое реактивное оружие без отдачи при выстреле с плеча… «Фаустпатрон» первого и второго образцов отличаются своими размерами и формой головной части корпуса мины. Первый образец с гранатой диаметром в 540 мм предназначен для борьбы с нашими танками КВ. 300-миллиметровый патрон второго образца — для борьбы с Т-34… Состоит из двух основных частей: длины кумулятивного действия с хвостовым оперением и трубы-ствола с пороховым зарядом и стреляющим механизмом…»
Буквы запрыгали, стали размываться. Шпеер судорожно рванул узел галстука:
— Как… как русские узнали о «фаусте»?
Покатые жирные плечи Леша приподнялись в недоумении.
Обычно уравновешенный, Шпеер не сдержался, ударил костлявым кулаком по столу, отчего чернильница-танк перевернулась, разбрызгав чернила по сукну.
— Я же приказывал засекретить это оружие!..
— Боюсь, приказ пришел поздней вездесущих русских агентов… Утечка могла произойти только в Розенхейме, но никак не в Карлсхорсте.
— Не хочется обращаться к склочнику Гиммлеру, но придется, — хрипло произнес Шпеер. — Вы же назначьте свою комиссию!
Вобрав в себя воздух, словно собираясь нырнуть, Леш сдавленно проговорил:
— Рейхсминистр, тогда позволю себе сообщить еще одну неприятную весть. Карл Беккер, дядя Хохмайстера, перед тем как покончить с собой, оставил племяннику нечто вроде завещания. Из гестапо передали это письмо мне. Разумеется, о содержании Маркус не знает.
Леш выхватил из портфеля еще одну бумагу, положил ее перед Шпеером. Рейхсминистр стал про себя читать:
«Дорогой Маркус! Всю жизнь прожив с иллюзиями, трудно с ними расставаться перед встречей с богом. Из наших бесед ты знал мои воззрения. Но постарайся понять то, что я не сумел высказать тебе до конца. Другие народы считают нас, немцев, самой воинственной нацией. Но это не так. Народ Германии больше труженик, чем воин. Его беда в том, что в разные периоды истории он позволял одурачивать себя людям корыстным, наглым, болезненным от чудовищной тяги господствовать и повелевать.
С дубиной, копьем, мечом, штыком, пушкой — оружием все более убийственным — они рвались к чужим землям, стремились поработить соседей. Но прежде чем погнать свой народ на войну, его надо обмануть. Нацисты в этом отношении превзошли всех своих предшественников. Со своими теориями «жизненного пространства» и «естественного отбора» они сочинили миф о всесильности гитлеризма. В первую очередь они уничтожили свободу совести, слова, печати, тайну голосования, навязали массовую систему дезинформации. Заработная плата в нашем рейхе ниже, чем в любой другой развитой стране. Однако изоляция Германии от внешнего мира и гестаповский террор перекрыли немцам возможности сравнивать свое положение с обстановкой в других государствах. Вопреки здравому смыслу, обывателю, то есть нам, стало казаться, будто фюрер осчастливил Германию, ликвидировал безработицу, повел народ к борьбе за сытое будущее. «Немец — самый счастливый человек в мире», «Сильный правит, слабый повинуется», «Чем скорее мы уничтожим низшие расы, тем быстрее добьемся руководящего положения. Ради этого нельзя жалеть патронов!», «Мы больше, чем просто люди, ибо мы — германцы, мы — немцы»… Разве мы не верили этому?
«В России много земли, русские ленивы, тупы и инертны, приходи и властвуй!» И мы, засучив рукава, ввязались в войну с русскими, оторвали немцев от семьи, бросили их в окопы… Ради чего?
Я осознаю, что своим оружием нес горе другим народам. Но ответственность хочу нести не перед судьями, а перед своей совестью. Поэтому добровольно ухожу из этого мира. Не желаю, чтобы и твой «фауст», как и ракеты Брауна, танки Порше, реактивные истребители Мессершмитта и другое чудо-оружие,