уехать до того, как вернутся остальные, и пока я выводил лошадь, он услыхал, как они смеются. Их еще не было видно, но они очень шумели. Одна девушка наступила на змею и визжала так громко, что ее можно было слышать на две мили вокруг.
– И Гейлорд уехал, прежде чем кто-либо его видел?
Мальчик кивнул. – Он здорово припустил. «Вы забыли заплатить», крикнул я ему вслед, он швырнул пятьдесят центов и они шлепнулись в корыто для водопоя.
На этом его показания завершились.
Затем были вызваны несколько участников пикника, которые не показали ничего, что могло бы повредить Рэднору. Прежде чем войти в пещеру, он, похоже, был в своем обычном настроении и, как выяснилось, никто не видел его после того, как он покинул пещеру, хотя тогда этого никто не заметил. Также никто не заметил, как он общался с отцом. Коронер подробно остановился на этом вопросе, но не вытянул так или иначе никаких сведений.
Полли Мэзерс не пришла. Она была вызвана в суд повесткой, но заболела и стала слишком нервной, чтобы выдержать такое напряжение, так что доктор запретил ей присутствовать. Несмотря на это, коронер снял с нее показания дома, а его секретарь громко зачитал их присяжным. Они исключительно сводились к вопросу о пальто и о том, где она последний раз видела Рэднора.
Вот и все показания Полли, которые не прибавили ничего нового.
Следующим вызвали Соломона, почти потерявшего голову от страха, и его показания пролили свет на ссору между полковником Гейлордом и Рэднором. Соломон рассказал о том, как нашел французские часы, и еще много чего, что, я уверен, он выдумал. Я выразил желание исключить его показания из протокола, однако коронеру показалось, будто они наводят на определенные мысли, – что, несомненно, так и было, – и он позволил их оставить.
Следующим на кафедру вызвали самого Рэднора. Когда он занял свое место, присутствующих охватил взволнованный шепот, и все напряженно подались вперед. Он был собран, спокоен и абсолютно серьезен, – ни один мускул не дрогнул на его лице.
Коронер тут же начал с вопроса ссоры с его отцом, в вечер накануне убийства, и Рэднор прямо и открыто ответил на все вопросы. Он не пытался приукрасить ни одной подробности. Тот факт, что причиной ссоры был денежный вопрос, выставил дело в особенно неприглядном свете. Рэд попросил отца выделить ему определенную сумму, чтобы в будущем быть независимым, а отец отказал. Они вышли из себя и зашли дальше обыкновенного. В своем повествовании Рэднор открыто взял вину на себя, тогда как в некоторых случаях, я сильно подозреваю, ее следовало было поставить в упрек полковнику. Однако, вопреки тому, что рассказ этот разоблачил прискорбную ситуацию между отцом и сыном, его искреннее признание ответственности завоевало ему больше симпатии, нежели с момента убийства.
– Как разбились часы? – спросил коронер.
– Мой отец сбросил их на пол с каминной полки.
– Он не бросил их в вас, как предположил Соломон?
Рэднор поднял голову, вспыхнув от гнева.
– Они упали на пол и разбились.
– Вы часто ссорились с отцом?
– Время от времени. Он был вспыльчив и всегда хотел настоять на своем, а я был не так терпелив, каким должен был быть.
– По какому поводу вы ссорились?
– По разным поводам.
– Ну, например?
– Иногда потому, что он думал, что я трачу слишком много денег, иногда по поводу управления поместьем, а иной раз потому, что слышал обо мне слухи.
– Что вы подразумеваете под «слухами»?
– Истории о том, что я слишком много играю или злоупотребляю спиртным.
– Эти истории были достоверными?
– Они всегда были преувеличены.
– А эта ссора накануне его гибели была серьезнее обычного?
– Возможно… да.
– За завтраком вы не разговаривали друг с другом?
– Нет.
Рэднор напряженно хмурился, очевидно, это была очень болезненная тема.
– Вы разговаривали позже?
– Перекинулись несколькими словами.
– Пожалуйста, повторите сказанное.
Рэднор, казалось, колеблется. Затем он несколько устало отвечал, что точных слов не помнит и что это было всего лишь повторение сказанного накануне вечером. Когда настояли, чтобы он передал суть беседы, он ответил, что его отец хотел помириться, но на старых условиях, и он отказался. Полковник повторил, что он еще слишком молод, чтобы передавать свои дела в чужие руки, что у него впереди полно времени, чтобы стать самому себе хозяином. Рэднор отвечал, что он слишком стар, чтобы к нему продолжали относиться, как к мальчишке, и что он уйдет и будет работать там, где ему станут платить за его труд.
– Позвольте спросить, – безмятежно поинтересовался коронер, – делая такое заявление, вы имели в виду какую-то конкретную работу или это была обычная риторика, рассчитанная на то, чтобы заставить полковника Гейлорда принять ваши условия?
Рэд нахмурился и промолчал, дальнейшие его ответы были сугубо лаконичны.
– Продолжилась ли ваша с отцом беседа во время верховой прогулки или в течение дня?
– Нет.
– Вы намеренно избегали встречаться друг с другом?
– Полагаю, что так.
– В таком случае, эти слова после завтрака, когда вы пригрозили уйти из дома, были самыми последними словами, сказанными вашему отцу?
То был вопрос, о котором Рэднор не желал задумываться. Губы его слегка дрогнули, и он ответил с видимым усилием.
– Да.
По залу прокатился легкий шепот то ли сочувствия, то ли сомнения.
Коронер вновь задал тот же вопрос, и Рэднор, на сей раз вспыхнув от гнева, повторил свой ответ. Коронер выдержал небольшую паузу и продолжил без каких-либо комментариев:
– Вы вошли в пещеру со всей группой?
