«захватило власть». Оно определяет стиль, а более всего — ритм и темп печатной журналистики. Телевидение преуспело в навязывании себя другим СМИ, отмечает Рамонет, «не только потому, что представляет собой зрелище, но и потому что оно быстрее других». Через минуту мы вернемся к этой ключевой мысли. Но сначала мы должны спросить, как смогут военные пропагандисты адаптироваться к наступлению систем связи Третьей волны.

Точно адресованное послание

Кое-что вполне очевидно. Точно нацеленная информация важна не менее высокоточного оружия, а новые носители позволяют ее нацелить с беспрецедентной точностью.

Выбирая аудиторию в обществе Третьей волны, завтрашние манипуляторы, как и завтрашние рекламные агенты, будут вынуждены свои послания демассифи-цировать, кроя разные версии для разных сегментов аудитории: одно для афроамериканцев, другое для выходцев из Азии, третье для врачей, четвертое для одиноких матерей и так далее. Липовые истории о зверствах будут, несомненно, точно так же лепиться с расчетом на аудиторию, и в каждой «жертвы» будут разными, чтобы у каждой группы зрителей вызвать максимальный гнев или сочувствие.

Но эта сегментация лишь полшага к окончательной цели — индивидуализации. Здесь уже каждое сообщение будет обработано так, чтобы максимально воздействовать на одного человека, а не на группу. Метод «Дорогая Мэри» сегодняшних рекламщиков в прямой почте будет расширен и развит с помощью множества коммерческих и правительственных баз данных, позволяющих построить профиль личности. Вооружившись данными, взятыми из кредитной карты, налоговых записей и медицинской карты, завтрашний регулятор окружит намеченную личность скоординированной, персонализованной и тонко продуманной системой сообщений из печати, телевидения, видеоигр, баз данных и других носителей информации.

Пропаганда войны или борьбы с ней, иногда рожденная за полмира от ее распространителей, иногда с замаскированным источником, будет продуманно проникать в новости, как сегодня проникают туда развлечения. Да и обычные развлекательные программы можно изменить, чтобы они содержали скрытую пропаганду, рассчитанную на конкретную личность или семью.

Сегодня это кажется невозможным и невероятно дорогим, но завтра такая индивидуализация СМИ станет вполне осуществимой, когда СМИ и телекоммуникации Третьей волны раскроют свои возможности.

Репортаж в реальном времени

Этот сдвиг к полной демассификации будет сопровождаться ускорением перехода к реальному времени. Отчего еще усилится конфликт между военными и СМИ.

В 1815 году в битве при Новом Орлеане две тысячи английских и американских солдат поубивали друг друга только потому, что сведения о мирном договоре, подписанном за две недели до того, до них не успели дойти. Новости двигались со скоростью ползущего ледника.

После индустриализации они ускорились, но все равно это была еще доэлектронная скорость. Рост СМИ породил новую профессию — «военный корреспондент». Многие военные журналисты стали впоследствии легендами своего времени: Уинстон Черчилль, сопровождавший британские войска на Бурской войне и ставший впоследствии величайшим британским премьером военного времени; Ричард Хардинг Дэвис на испаноамериканской войне; Эрнест Хемингуэй, описывавший жизнь республиканцев на Гражданской войне в Испании, или Эмили Пайл во время Второй мировой войны. Но когда их репортажи попадали в печать, описываемая битва была уже позади. Эти репортажи никак не могли повлиять на исход боя.

Сегодня СМИ сообщают о еще ведущихся боях и едва заключенных перемириях. Когда силы США прибыли в Сомали, их встречала на берегу армия телекамер. Руководители обмениваются посланиями не через своих послов, а прямо на Си-эн-эн, зная, что их союзники и противники смотрят, — и ответ получают здесь же у камеры.

Когда иракские ракеты «Скад» летели на Тель-Авив, израильские военные цензоры знали, что в Багдаде пристально смотрят Си-эн-эн, и беспокоились, как бы репортажи с места падения ракет не помогли иракцам нацелиться точнее. Само ускорение передачи новостей повысило их важность.

В работе «Информация, правда и война» полковник Алан Кэпмен замечает, что «спутниковая технология поставила под сомнение возможность цензуры». Коммерческие разведывательные спутники практически лишили воюющие стороны возможности спрятаться от СМИ, а когда все стороны смотрят на экран, прямая трансляция с поля боя угрожает переменить как фактическую динамику войны, так и стратегию. Как говорит Кэпмен, «это может превратить репортеров из беспристрастных наблюдателей в неосознанных, даже в невольных, но тем не менее прямых участников» войны.

Кэпмен утверждает, что граждане демократической страны имеют и право, и потребность знать, что происходит. Но, спрашивает он, обязательно ли им узнавать об этом в реальном времени?

Нереальное реальное время

Новые СМИ изменили не только реальность. Они, что даже еще важнее, изменили наше восприятие реальности — а потому и контекст, в котором ведется пропаганда и войны, и мира. До промышленной революции неграмотные и рассеянные в провинции крестьянские массы довольствовались рассказами путешественников, церковными проповедями и мифами с легендами, чтобы строить собственные образы далеких мест и времен. СМИ Второй волны приблизили далекие места и времена, и сообщаемые новости стали давать ощущение «ты там находишься». Мир рисовался объективно и «реально».

А СМИ Третьей волны начинают создавать ощущение нереальности относительно реальных событий. Ранние критики телевидения сетовали на погружение зрителя в искусственный мир мыльной оперы, консервированного смеха, фальшивых эмоций.

Завтра эти тревоги покажутся мелочью, потому что новая система СМИ создает целиком «фиктивный» мир, на который правительства, армии и целые народы реагируют как на реальный. Их реакция также обрабатывается СМИ и вставляется в вымышленную электронную мозаику, которая направляет наше поведение.

Растущая «фикционализация» реальности обнаруживается не только там, где ей место — в ситкомах и мыльных операх, — но и в программировании новостей, где это может привести к самым мрачным последствиям. Такая опасность уже обсуждается во всемирном масштабе.

Марокканская газета «Ле Матен», выходящая в Касабланке, недавно опубликовала заставляющую задуматься статью, где цитировался французский философ Бодрийяр по поводу того, что война в Заливе выглядела гигантской имитацией, а не реальным событием. «Медиатизация, — соглашается газета, — усиливает фиктивный характер» событий, и они кажутся в чем-то нереальными.

Экран на экране

Нереальность еще усилилась во время войны в Заливе из-за «телевизора в телевизоре», (ТВ)2. Мы постоянно видели у себя на экранах видеоэкраны, показывающие нацеливание и попадание. И военные считали этот видеоряд настолько важным, что, как утверждает один флотский капитан, пилоты иногда перестраивали свои видеодисплеи в кабине так, чтобы они лучше выглядели на Си-эн-эн. Оказалось, что некоторые виды оружия телегеничнее других. Например, ракеты ГАРМ наводятся на системы ПВО противника и поливают их мелкой дробью. Но результат их работы в телевизоре выглядит не очень эффектно. Камеры хотят другого: кратеров от больших бомб на шоссе.

Новые технологии имитации позволяют инсценировать фиктивные пропагандистские события, с которыми люди могут работать интерактивно, события потрясающе яркие и «реальные». Новые СМИ дают возможность снимать целые битвы, которых не было, или показывать совещания (липовые) высшего руководства противника, на которых отвергаются мирные переговоры. В прошлом, бывало, агрессивные правительства устраивали провокации для оправдания военных действий; в будущем их достаточно будет имитировать. В этом быстро наступающем будущем не только правда, но и сама реальность станет жертвой войны.

Тут есть и хорошая сторона: публика настолько привыкла пользоваться имитацией для многих других целей — дома, на работе, в игре, — что может усвоить: «видеть» и даже «ощущать» — еще не значит верить. Люди освоятся с изощренной техникой СМИ со временем и, можно надеяться, станут менее доверчивыми.

И наконец, не следует обманывать себя обычным сейчас мнением, что новые СМИ сделают мир