теперь — это равнозначный, стандартизированный час.
Синхронизация. Стандартизация. Линейность. Эти понятия перевернули укоренившиеся представления о ритме и заставили простых людей совсем по-иному обращаться со временем в повседневной жизни. (См. об этом: Тоффлер Э. Третья волна. М., 1999).
Одно остается непонятным. Индустриализм был кратким мигом в истории — всего лишь три столетия, исчезнувшие в безмерности времени. Что вызвало промышленный переворот? Что заставило Вторую волну пронестись по планете?
Вторая волна внесла изменения в шумовой фон: заводской гудок заменил крик петуха, визг тормозов — стрекотание сверчков. Особенно явственно это ощущалось по ночам, удлиняя часы бодрствования. Появились зрительные образы, не существовавшие прежде для человеческого глаза — съемки земной поверх- ности, сделанные с самолета, сюрреалистический монтаж в кинематографе, биологические организмы, впервые обнаруженные с помощью высокомощного микроскопа. Аромат ночной земли вытеснили запах бензина и зловоние карболки. Изменился вкус мяса и овощей. Стало иным восприятие ландшафта в целом. Все это, несомненно, сказалось на рекламе, на ее содержании и исторических судьбах.
Машины лишили людей индивидуальности, а технология внесла рутинность во все сферы общественной жизни. Миллионы людей вставали примерно в одно время, сообща покидали пригороды, устремлялись к месту работы, смотрели одни и те же телепрограммы, что и их соседи, почти одновременно выключали свет. Люди привыкли одинаково одеваться, жить в однотипных жилищах. Тысячи научно- фантастических романов пронизывала мысль: чем выше уровень развития техники, чем она сложнее, тем более стандартизированными и одинаковыми становимся мы сами.
Но вот началась Третья волна. Тенденция к унификации породила контртенденцию. Появился запрос на новую технологию. «Информационный взрыв» рассматривается как порождение отживших структур. Однако почему прежние социальные структуры стали разрушаться? Откуда взялись новые запросы и потребности? Что, вообще говоря, порождает грандиозные технологические сдвиги? Тоффлер не отвечает на эти вопросы в духе технологического детерминизма, но подчеркивает великую роль техники в истории человечества.
Тоффлер анализирует различные стороны общественной жизни, но при этом берет за доминанту преобразования в техносфере. Третья волна не только заменила образчики синхронизации Второй волны. Она атаковала также основную особенность индустриаль- ной жизни — стандартизацию. Сдвиг в сторону от традиционного массового производства сопровождается параллельной демассификацией рынка, покупки и продажи товара, потребления. Пользователи начинают делать свой выбор исходя не столько из того, какую специфическую материальную или психологическую функцию выполняет товар, сколько из того, как он соответствует той конфигурации продуктов и сервиса, которую они хотели бы иметь. Эти индивидуальные конфигурации временны, так как зависят от стиля жизни, который они же помогают реализовать.
Авторы проанализировали самые разнообразные феномены общественной жизни — технику, капитал, насилие, деньги, власть, образ жизни. И вот теперь новая актуальная тема — ВОИНА. И что поразительно. Если мы возьмем политический словарь, мы сразу натолкнемся на устаревшее определение войны. К примеру, «война — вооруженная борьба между государствами или общественными классами за осуществление их экономических и политических целей, продолжение политики насильственными средствами» (Даниленко В.И. Современный политологический словарь. М., 2000, с. 149). Такое определение авторы книги определенно отнесли бы к периоду Второй волны. Ведь сегодня воюют не только государства или классы. Конфликты возникают между народами, социальными, конфессиональными и другими группами. Но главный конфликт современности, по мнению супругов Тоффлер, это противостояние различных «волн». Ведь они не просто сменяли друг друга, уступая место новому образу жизни. Эти волны представлены в панораме нового века. Они динамичны. Они сталкиваются. Когда сталкиваются волны истории, обнаруживается смертельная схватка цивилизаций.
На протяжении истории войны постоянно сопровождали человечество. Ратники, витязи, рыцари, стрельцы, янычары, генералы и «простые солдаты» шествуют военным парадом перед нами. Не откажется человечество от истребительной бойни вообще? Такой вопрос, по существу, не обсуждается. Речь в книге идет только о том, что надо учесть новые реальности и воевать с использованием ультрасовременных военных и идеологических средств. Не следует морализировать по поводу войны. Кому нужна эта гуманистическая риторика. Давайте поближе познакомимся с новейшими военными доктринами, «индустрией истребления», возможностями опережения противника.
Но так ли безупречны доводы авторов книги? Война не является неотъемлемым элементом всех цивилизаций, а частота войн — отличительная черта каждой из них.
Война была причиной гибели всех рухнувших цивилизаций и одновременно непрерывной и постоянной предпосылкой их глубокой взаимосвязи. Война — одновременно дочь, убийца и мать цивилизаций. Главная функция войны — разрушение. Если война не достигает своей цели, то есть разгрома одной из конфликтующих сторон, то происходит обмен разрушениями, ускоренное потребление материальных и людских ресурсов с обеих сторон. Такая война завершается миром, основанном на взаимном компромиссе. Если же война завершается разгромом одного из противников и победитель не руководствуется соображениями гуманизма и «высокой политики» поддержки своего соперника, то побежденная цивилизация претерпевает глубокие преобразования своих внутренних демографических, политических, экономических, национальных и даже духовных структур.
Однако в истории бывали случаи, когда цивилизация, разгромленная в военном и экономическом отношениях, продолжала оказывать сильное воздействие на завоевателя. Например, Древняя Греция, побежденная Римом, сохранила огромное духовное и культурное влияние на него. Некоторые цивилизации, например Индия, нередко завоевывались, но при этом сохраняли свою самобытность. Что касается Китая, то он в конечном счете ассимилировал своих завоевателей.
Войны, которые привели к уничтожению цивилизаций, повлекли за собой преобразования не только политического, социологического и культурного характера, но и «антропологического», то есть имели значение не только для отдельных цивилизаций, но и для человечества в целом. Это не обязательно были самые крупные войны истории. Так, «крайне дорогие» войны Карла V не затронули структурных элементов цивилизации (языки, национальности, религии, политические традиции, народные ценности и т. д.). Они привели лишь к «перемещению богатства» между странами. Напротив, происходившие в тот же период военные экспедиции небольшого масштаба (например, экспедиции Кортеса и Писарро в Америку) привели к глубочайшим преобразованиям великих цивилизаций. То же можно сказать об экспедициях европейцев в Африку, Австралию и Америку в конце XIX в.
Апологеты войны выдвигают тезис о ее положительной роли как «экзамен для нации», когда изжившие себя и исторически обреченные социальные формы, государства, народы, расы и правительства освобождают место свежим силам и новым формам организации общества. Однако война далеко не всегда выполняет подобную функцию. Хотя сила и способствует рождению нового общества, но она же уничтожает его в самом зародыше. Военное насилие нередко обрекало человеческие цивилизации на топтание на месте, а порой отбрасывало назад.
Распространенное определение войны как действительного или возможного насилия значительного масштаба и длительности и как формы отношений между политическими и организованными системами является неполным. Истории известны войны, на протяжении которых не велось военных действий. Исследователи выделяют «геометрическую» и «психологическую» шкалы в понимании путей достижения победы в войне. Согласно первой, битвы выигрываются благодаря размещению и передвижению войск, согласно второй они выигрываются в умах командующих, достигающих психологического превосходства над противником. Наиболее известный сторонник «психологической» точки зрения — фон Клаузевиц.
В XIX в. широко обсуждался вопрос о пользе или вреде войны. Многие немецкие, французские, американские военные теоретики считали войну условием прогресса, высшим достижением цивилизации. Либеральные экономисты, например Дж. С. Милль, считали, что войны возникают из-за торговых барьеров и что общество свободной торговли должно быть свободно от войн. К. Маркс, напротив, полагал, что начиная с XIV–XV вв. войны возникают из-за капиталистической конкуренции за ресурсы и рынки. Можно выделить четыре точки зрения на причины войн: согласно «дарвинистской» концепции, война есть борьба за жизнь и, как таковая, свойственна всем биологическим видам, в том числе и человеку; сторонники
