-Так сказать, смерть.
-Ну, скажете тоже – смерть. Банальный ход сюжета. Вообще, с литературной точки зрения… этот ход… ну…
-Да-да, я вас понимаю. Я думаю, что данный сюжет…
Я весёленький солдатик оловянный,
Я смеюсь и улыбаюсь постоянно.
Я шагаю в никуда,
Надо мной горит звезда,
Но звезда от ёлки светит как-то странно.
А вокруг – леса, поля, как на обложке.
Нарисованные люди, тигры, кошки.
Зелень чистая травы
И окружность головы,
Для реальности неровная немножко.
А за кромкою листа – пустая бездна.
Там рыдают голоса куском железным.
Там смеётся пустота,
Там идёт другая – та,
Звать её сюда, конечно, бесполезно.
Я весёленький солдатик из бумаги,
И улыбка в пол-лица полна отваги.
А за краем – только вой,
Я забыла голос свой,
Я рисунок стёртый на куске бумаги.
Звёзды жёлтые на чёрном-чёрном небе.
Косы русые на мягком-мягком хлебе.
Где-то нарисован бой,
С нарисованной стрелой
Мчится воин,
Не заботясь о ночлеге.
Я на плоскости листа иду неслышно.
Эта песенка проста – её не слышат.
А за мной несётся вой,
С нарисованной косой
Ходит следом смерть –
И дышит, дышит, дышит…
Крик.
Ти-хо…
-Так о чём это мы?
Крик.
Ти-хо, вам же сказали…
-О формализации сюжета, коллега.
Крик.
-Послушайте, да что у меня всё время пищит в ухе?
-Думаю, это давление. У меня есть таблетка.
Опалённые цветы, чёрные, чёрные – пепел лохмьями по земле.
Заревые зарницы в пол-неба.
Чёрная тропинка в чащу.
Обгорелые ветки.
Мёртвая земля.
Сквозь излом ветвей – горит в небе звезда.
У неё багровый взгляд, у неё оскал хищного зверя.
Она притягивает глаза, она забирает душу.
В лесу полумрак. Там вечно полумрак – будто поздней осенью, в поздний вечер.
Горит окошко вдали.
Тропинка к дому.
Под лучами злой звезды возвращаюсь к себе.
Один, оставшийся на земле.