творчества, вследствие заложенного в него сильнейшего энергетического потенциала, создаёт устойчивое поле, охватывающее менталитет целого мира. И ментальная энергия, работающая на это поле, совершенно бесплатная, заметь – поступает обратно к тебе! Ну, говори, в скольких ещё мирах и системах существует продукт творчества под условным названием “Звёздные войны”? А?
-А что ты сам-то кричишь?
-Да потому что меня с души уже воротит от этого всего! – он сделал то, о чём мечтал годы: с размаху опустил кулак на стол. – Сейчас даже объясню, почему, - спокойно продолжил он. – Ты растерял всю истинную беспристрастность настоящего учёного. Тебе
-Не собственную! Они сами интерпретируют её соответственно уровню своего мира, природы, сознания, культуры!
-А слабо отпустить эксперимент на волю, а? Учёный Шатрриан Кэнт? Или ты не учёный уже, а координатор? Мессир, тьфу! Эмиссар! Надоело! Руководитель, блин, проекта! Я хочу, наконец, увидеть, как система будет развиваться сама по себе. А не координируемая нами. Что мне даст наше координаторство? Чувство, что мы можем управлять биологической системой под названием общегалактическая цивилизация? Да, можем! Но в результате этого мы узнаем только о себе! А я – учёный! Я желаю не себя познавать! Я хочу увидеть, как работает такой объект. Сам. Без нашего драгоценного вмешательства.
-Но Вейдер неестественный компонент этой системы.
-Ты это говоришь потому, что данный компонент не был предусмотрен твоими предварительными расчётами? Или, - он прищурился, - что данный компонент, впрочем, как минимум ещё один, приближается к тому состоянию, когда нам придётся признать его разумным? А значит, не подверженным эксперименту? А, Шат? Бунт роботов, да? Искусственно созданный разум вышел из-под контроля?
-Что ты несёшь?
Ему стало безумно весело.
-Не надо было мидихлориан в мир напускать, - издевательски пояснил он. – Они размножились и обрели разум.
-Не обрели.
-Спорим?
Промежуток между картинами.
Просто песенка.
Ах, как хочется сорваться в небеса.
Засмеяться и запрыгать, как шальной.
Ах, как хочется услышать голоса
Этой песни, этой песни неземной.
Ах, как хочется великого тепла.
Ночь темна, трудна дорога впереди.
Среди обликов и лиц, добра и зла
Ты найди меня, найди меня, найди…
КАРТИНА ДЕСЯТАЯ,
которая не захотела стать интерлюдией.
Люди, ботаны, забраки и снова люди.
Позднее совещание.
Вейдер сделал запрос на возможность связи с императором, когда корабельные часы показывали полночь. Возможность связи была подтверждена.
-Повелитель, надеюсь, я вас не разбудил, - сказал Вейдер.
-Это важно? – спросил немного встрёпанный император. Его величество готовилось ко сну.
-Достаточно, - ответил Вейдер.
-Нет, - уточнил император, - тебе важно: разбудил ты меня или нет?
-Да.
-Я не спал, - этому утверждению одновременно противоречил и его подтверждал плотный стёганый халат, надетый поверх ночной рубашки. – Я поздно ложусь, ты знаешь.
-Мне надо к вам придти.
-Приходи.
Он пришёл. Затратил на это пять минут. На “Исполнителе” их апартаменты располагались на одной системе палуб.
-Вот, - сказал Вейдер, входя и отдавая лёгкий поклон. – Трипио.
-Я его не вижу.
Император стоял, сплетя руки на груди. Как будто пытался согреться. Без капюшона он выглядел ещё более дряхлым. Неприятное зрелище. Старческое лицо, твёрдые костяшки рук. С жёлтоватой какой-то, в расплывах пигментных пятен кожей. И глаза. Более чем живые.
На секунду Вейдер забыл, зачем пришёл. Будто что-то закрутилось. Всё то, недоговоренное. Оставленное в зоне тишины. Всё то, что было реальностью куда более жуткой, чем все эти игры в супербогов.
Когда боль становится невыносимой, ты всё равно идёшь туда, где тебе принесут облегчение от боли. И гордость тут ни при чём.
-Я восстановил стёртую память на диске дроида-секретаря, - пояснил Вейдер. – У Арту тоже. Но это дело личное. Я рискнул разбудить вас из-за разговора, который сохранился в памяти Трипио.
Он отдал императору носитель с копией записи. Император взял, подошёл к машине, включил её. Вставил носитель и поставил на воспроизведение.
Они оба выслушали запись молча. Стояли рядом с машиной. Запись была короткой. Особых усилий для того, чтобы стоять и молчать, от них не потребовалось.
