чувствую себя какой-то одалиской в гареме. Хотя, знаешь, - задумчиво добавляет он, - мне, пожалуй, нравится.
- Что? Чувствовать себя одалиской? - смеясь, я еле успеваю увернуться от подзатыльника - реакция у него всегда была отменной.
- Конечно нет, болван! Я имел в виду постель. Так что можешь ничего не менять. Тем более что действительно не так больно.
- Правда? - обрадованно улыбаюсь я и нерешительно предлагаю: - А можно, я посмотрю? Может, нужно смазать… или примочки?..
- Нет, сейчас не стоит. Лучше вечером, после ванны. Пока достаточно будет зелий. Дай-ка мне сначала кроветворное…
Я наблюдаю, как он глотает лекарства, смешно морща нос и ворча что-то о леворуких зельеварах, как тяжело переводит дыхание, и горло опять сжимается. Зря я затеял это обнимание и выяснение отношений. Он все еще ужасно слаб - а чего бы я хотел после такой недели?! - и чувствует себя гораздо хуже, чем пытается показать. Черные глаза блестят от жара, на впалых щеках проступил лихорадочный румянец, тонкая рука, сжимающая очередной флакончик, чуть заметно подрагивает. А из меня врач как из Хагрида министр магии…
- Может, тебе все же было бы лучше в больничном крыле? - нерешительно начинаю я - и осекаюсь под его взглядом. Черт, как я мог забыть…
- Знаешь, я пока как-то не готов делиться с мадам Помфри подробностями своей личной жизни, - едко замечает он, но, увидев мои горящие щеки, смягчается. - Не беспокойся. Ничего такого, с чем мы не могли бы справиться. Немного зелий, немного покоя… немного Поттера, если не сбежишь через сутки…
- Не сбегу, - тихо говорю я, помогая ему лечь. - Так что «немного Поттера» не получится. Придется принимать меня в больших дозах.
- Тогда выздоровление неизбежно, - так же тихо отвечает он. - Ты очень… сильнодействующее средство.
Ну и как прикажете себя вести после таких высказываний? Я целую прозрачные виски, веки, горячие скулы, не удержавшись, чмокаю его в нос - на этот раз увернуться от подзатыльника не удается - и легко, совсем легко касаюсь губами краешка тонкого рта - так, чтобы запретить себе даже думать о продолжении. Сейчас ему точно не до продолжения. Может, вечером… Или?.. Но он, похоже, считает точно так же - дождавшись, пока я отстранюсь, он негромко произносит:
- Знаешь, это замечательно, но сейчас я предпочел бы завтрак.
- Конечно, - я неохотно поднимаюсь. - Извини. Просто когда ты так близко… и говоришь такие вещи… черт, я не могу удержаться!
- Учись, - он насмешливо вздергивает бровь - так, что мне немедленно хочется вновь склониться к нему и чмокнуть в эту самую бровь. Ага, и огрести еще подзатыльник…
От греха подальше ухожу в гостиную и зову эльфа. Добби появляется через пять минут - и сразу с огромным подносом, полным еды. Так, что у нас сегодня в меню? Я склоняюсь над подносом и с удивлением замечаю в груде всякой вкуснятины шоколадные печенья в виде дракончиков.
- Завтрак в Большом зале еще не начался, но я подумал, что Гарри Поттер опять не захочет туда подниматься, - пищит Добби, сочувственно косясь на меня. - Печенья передала профессор Макгонагалл… и еще вот это, - он протягивает мне небольшой пергаментный свиток. Кивнув, я разворачиваю свиток и быстро пробегаю глазами строчки, написанные строгим четким почерком Макгонагалл:
«Гарри,
я хотела бы навестить вас после обеда, если позволит состояние профессора Снейпа».
- Хорошо, Добби, я передам ответ позже, а пока передай директору спасибо за печенья.
Добби улыбается, кивает, и вдруг в его огромных глазах проступают страх и ненависть. Глядя на что-то за моей спиной, он мелко трясет головой и тихо бормочет:
- Он не в наручниках… Он не причинит вреда Гарри Поттеру?
Секунды две я недоуменно смотрю на съежившегося в ужасе эльфа - и тут до меня наконец доходит. Он увидел Снейпа. А во всем замке правду знаем пока только мы с Макгонагалл - ну и портрет Дамблдора, конечно. Она собиралась объявить обо всем сегодня за обедом, но обед еще не скоро… Бедный Добби.
Стоп. Он увидел Снейпа. Получается, что… Так, похоже, у меня есть заботы поважнее, чем успокаивать эльфа.
Махнув Добби рукой, чтобы уходил - эльф тут же исчезает с тихим хлопком - я в стремительном пируэте, которому позавидовала бы вейла, разворачиваюсь к двери в спальню - как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как Северус, закусив губу и держась за бок, тихо сползает вниз по дверному косяку. Встать-то он сумел, набросить халат и дойти до двери - тоже, но тут-то силы и кончились.
Вот ведь… Еле сдерживаясь, чтоб не выругаться - на его теле живого места нет, и вот как его, спрашивается, держать, чтобы не причинять боли?! - я подхватываю его на руки и, осторожно опустив в кресло, хмуро интересуюсь:
- Ну и к чему эти показательные выступления? Я ведь рядом, неужели трудно было позвать? Молчи только, ради бога, не отвечай пока ничего…
Но Северус действительно не в том состоянии, чтобы что-то ответить - он хрипло, тяжело дышит, бессильно откинувшись на высокую спинку, и меня вновь охватывает злость - но на этот раз на себя. Ведь знал же, с кем имеешь дело и насколько этому человеку ненавистна собственная беспомощность. Знал - и оставил его одного так надолго…
- Прости, - шепчу я, опустившись на пол рядом с креслом и поглаживая его ледяные руки. - Прости… Я так перепугался…
- Нет, ничего, это ты не сердись, - от извиняющихся ноток в слабом хриплом голосе я чувствую себя совершеннейшим гадом. - Я… должен был позвать… Но мне нужно было… ну, ты понимаешь… не беспокойся, там я со всем справился… поэтому и подумал, что смогу дойти до гостиной.
- Так тебе хотелось в туалет - и ты молчал? - я не знаю, плакать или смеяться. О господи, он все еще меня стесняется - и это после того, как на прошлой неделе я наблюдал его, что называется, во всех видах! Слава богу, я вовремя прикусываю язык, и эта фраза остается несказанной.
А может, потому и стесняется?.. Боится, что после всего - а теперь еще и столь интимной помощи - мне будет неприятно касаться его… в другие моменты? Боится, что станет мне физически противен?
И доказать обратное возможностей у меня почти не было.
Противен? Да от одних воспоминаний перехватывает дыхание и срочно хочется под холодный душ. Противен?.. Я опускаю голову ему на колени, как щенок, тычусь в ладони, которые постепенно теплеют от моего дыхания. Как же ему объяснить, что он для меня - единственная и абсолютная ценность во всем этом дурацком магическом мире и что на самом деле это я до смерти боюсь, что стану ему не нужен, окажусь лишним в его новой жизни.
- Послушай, - тихо говорю я, поднимая голову с его колен и глядя в смущенное бледное лицо. - Что бы ты там себе ни думал, я хочу, чтобы ты знал - мне не в тягость и не противно. Мне… для меня это счастье - ухаживать за тобой. Быть хоть чем-то тебе полезным. Но, в отличие от тебя, легилиментор из меня никакой - мысли читать не умею и не научусь. Поэтому… просто не отсылай меня, когда я нужен, и зови, если меня нет рядом, хорошо? Пожалуйста.
С полминуты он серьезно смотрит на меня, затем медленно кивает. Вот это уже лучше. Это похоже на обещание. А если уж Северус Снейп кому-то что-то обещает…
- Вот и прекрасно. Давай уже завтракать, - я поднимаюсь с пола и облегченно вздыхаю, услышав в ответ тихое «Давай».
Как хорошо, что больше не нужно подыскивать повод для того, что я собираюсь сделать. Что можно, не придумывая себе никаких оправданий, укутать его пледом, подвернув край так, чтобы ноги оказались в коконе из пушистого, слегка колючего тепла. Что, проделывая это, можно самому снять с него комнатные туфли и, согревая, по очереди подержать в ладонях узкие ступни, улыбнувшись в ответ на насмешливое фырканье сверху.
А потом заняться его завтраком. С непреклонным лицом подвинуть к нему тарелку с яичницей и беконом, намазать пару тостов его любимым абрикосовым джемом и взмахнуть палочкой над остывшим чаем, не боясь услышать сакраментальное «зачем вам это нужно».